— Спросим, — кивнул Лунин, — непременно спросим, и у Костика, и у остальных.
— А пока спрашивать будем, — вновь подключился к разговору Зубарев, — ты здесь посидишь. Давай, Григорич, хозяйствуй! — обратился он к участковому. — Забирай у этого обормота ремень, шнурки, чего там еще при нем есть лишнего, да и отправляй в камеру.
— В камеру, — повторил подросток, бросая испуганный взгляд на оперативника, — вы же можете прямо сейчас все узнать. Я же вам все телефоны дал!
— Тихо, — огрызнулся в ответ Зубарев, — учить он нас будет. Иди, обживайся в апартаментах, будет о чем на старости лет вспомнить.
Встав со стула, оперативник с наслаждением потянулся, раскинув в стороны руки, после чего подмигнул сидящему за столом Лунину:
— Пойдем, Илюха, покурим на свежем воздухе, пока этому оболтусу место в жизни определять будут.
— Пойдем, — убрав протокол допроса в папку, Илья встал из-за стола, — покурим.
И вот теперь Лунин стоял на крыльце опорного пункта, наблюдая за тем, как медленно растворяются в воздухе выдыхаемые Вадимом клубы табачного дыма. Надо было принимать решение. Оба варианта — отпустить Борискина прямо сейчас и оставить ночевать в камере — имели как свои плюсы, так и минусы. В конце концов, согласившись с логикой Зубарева, что «за преступление надо платить», а ложь следователю, несомненно, является если и не преступлением, то проступком, Илья определился.
— Пусть ночует здесь. Сперва допросим всех этих компьютерных игроков, если его показания подтвердятся, завтра выпустим.
— Это что же, мне здесь ночевать придется? — констатировал Колычев. — Его же одного не положено оставлять.
— А молодежь у нас на что? — Щелчком пальца Вадим ловко отправил окурок в стоящую у крыльца урну. — Пусть привыкают к тяготам службы.
— Молодежь? — задумчиво пригладил усы Петр Григорьевич. — Пожалуй, их можно привлечь. Пусть до полуночи один подежурит, в двенадцать я сменю его. А утречком, к семи, тогда уж второй подойдет да караулит до полного, так сказать, прояснения.
— Григорич, ты прирожденный организатор, — одобрил Зубарев. — Илюха, собирай свои бумажки, и пойдем поужинаем.
— Пойдем, — уныло кивнул Илья, которому никак не передавался жизнерадостный настрой оперативника, — я как раз сегодня в магазин заходил, пельмени купил.
— Нет, Лунин, — Вадим решительно отверг его предложение, — рацион надо немного разнообразить. Сегодня господа офицеры идут в ресторан.
— Это в «Шансон», что ли? — не выразил особого энтузиазма Лунин. Его не очень прельщала идея провести вечер, слушая доносящиеся из колонок хриплые голоса, с разной степенью энтузиазма выводящие нехитрые рифмы, повествующие о тяготах лагерной жизни и сладости недолгих, но упоительно щекочущих нервы моментов жизни по эту сторону колючей проволоки. — Может, дома посидим? Знаешь, я к такой музыке не очень…
— Нормальная там музыка, — уверенно заявил Вадим, подхватывая приятеля под руку. — Пошли, теряем время. Нам еще твою папку надо домой закинуть да Рокси выгулять.
— Точно, — был вынужден согласиться Илья, — Рокси выгулять надо.
— Григорич, пойдешь с нами? — окликнул Вадим уже заходящего в опорный пункт Колычева. — Скрепим профессиональную сплоченность неформальным общением.
— Серьезный вопрос, — пригладил усы Колычев, — так с ходу и не решишь, надо с женой посоветоваться.
— Посоветуйся, если отпустят, приходи, мы там будем, — усмехнулся оперативник и тут же, спохватившись, добавил: — Только каждый сам за себя платит!
Глава 14Chalet Chanson
Вернувшись в коттедж, Лунин отнес папку на второй этаж, а вернувшись вниз, предпринял еще одну робкую попытку уговорить Зубарева поужинать дома. Однако оперативник категорически отказался вступать в дискуссию, гордо заявив, что если Илья поступит совершенно не по-товарищески и не пойдет вместе с ним, то может сидеть один дома, сколько душе угодно, а вот он, Зубарев, отправится в ресторан в гордом одиночестве и там постарается ударной дозой спиртного залечить нанесенную ему душевную рану. Опасаясь, что в результате лечения Вадим может несколько злоупотребить прописанным им самому себе снадобьем, Лунин был вынужден капитулировать. Выпустив нетерпеливо кружащую перед дверью Рокси на улицу, Илья вышел за ней следом из дома, собираясь немного побыть в тишине и одиночестве. Но планам его в очередной раз не дано было осуществиться. Не успел он спуститься с крыльца, как напротив калитки, пронзительно скрипнув тормозами, остановился белый «УАЗ-Патриот». Из машины выскочил Ревенко и, улыбаясь, двинулся навстречу Илье. Без шапки, в расстегнутой куртке, казалось, капитан совершенно не замечает набравшего к вечеру силу мороза.
— Здравия желаю, — Ревенко крепко стиснул ладонь следователя, — Аркадий Викторович приказал вам документы передать.
Только сейчас Илья заметил, что в левой руке капитан держит большой запечатанный конверт.
— Аркадий Викторович велел передать, — Ревенко коснулся мизинцем левой брови, словно активируя на голове область, отвечающую за функцию памяти, — он надеется, что это поможет вам продвинуться в расследовании.
Разорвав конверт, Илья достал из него несколько листов бумаги. На каждом листе располагалась таблица, состоящая из четырех столбцов. Первый столбец был самым узким, но особой ширины для него и не требовалось. Номер по порядку. Второй оказался самым широким. Фамилия, имя, отчество, должность. Третий и четвертый были одинаковой ширины и большей частью заполнены знаками «+», кое-где перемежаемыми короткими буквенными обозначениями и цифрами. Озаглавлены эти колонки были цифрами. 141019 и 301020. «+», как сразу догадался Лунин, означал, что сотрудник на указанную в заглавии колонки дату выходил на смену, немногочисленные «Б» говорили о наличии больничного, столь же редкие «О» стояли напротив имен неудачников, получивших отпуск в октябре. Рядом с буквами всегда стояли несколько цифр, разделенных тире, они обозначали начало и конец временного интервала отсутствия того или иного сотрудника на рабочем месте. Два первых листа содержали список сотрудников ИК-5, четыре последующих включали в себя весь персонал деревообрабатывающего комбината.
— Замечательно, — улыбнулся было Лунин, убирая листы обратно в конверт, — как раз то, что мне нужно.
Выскочившая откуда-то из-за кустов Рокси не позволила ему произнести все положенные в таких случаях слова благодарности. Подбежав к спокойно стоящему капитану, Рокси привычно обнюхала его ботинки и вдруг угрожающе зарычала. Через несколько мгновений утробный, совершенно не соответствующий размерам и безобидному внешнему виду болонки рык сменился оглушительным лаем. Ревенко растерянно взглянул на Лунина и осторожно попятился назад.
— Боевая девчонка, — он криво улыбнулся ничего не понимающему Лунину, — может, вы ее не кормили сегодня?
— Это у нас вообще что такое?
Решительно наклонившись, Илья сгреб отчаянно сопротивляющуюся болонку в охапку.
— Обычно она прилично себя ведет. — Он смущенно взглянул на застывшего неподвижно Ревенко.
— Приличные девочки, они такие, — усмехнулся капитан, — иногда любят выйти за рамки приличий. Я ведь сейчас на питомник заезжал, вот и провонял собачатиной. А они ведь друг друга за версту чуют. Там к тому же у одной овчарки как раз течка началась, к ней сегодня кобеля подсадили, хотят образцовое потомство вывести.
Рокси предприняла еще одну отчаянную попытку вырваться из крепких объятий, но, поняв, что в неравной борьбе у нее нет шансов, пронзительно заскулила.
— Пойдем мы, пожалуй, в дом, — вздохнул Лунин, — вы уж извините, что так вышло, и Аркадию Викторовичу от меня огромную благодарность передайте.
— Непременно. — Ревенко выставил было вперед правую руку, но, взглянув на оскалившую пасть болонку, передумал и, помахав Лунину на прощание, пошел к машине.
— Ну и зачем мы так сделали? — заходя в дом, укоризненно пожурил Илья собачонку. — Вот скажи мне!
Спрыгнув на пол, Рокси повернулась к хозяину и возмущенно тявкнула. Выждав несколько секунд и не получив ожидаемой ею реакции, тявкнула вновь, на этот раз дважды.
— Все сказала? — уточнил Илья.
Рокси тут же ответила звонким лаем.
— Молодец, только я все равно ничего не понял, — развел руками Лунин, — не повезло тебе со мной.
Еще раз высказав Илье свое возмущенное «Ав!», Рокси засеменила в сторону дивана, взобравшись на который со второй попытки, тут же свернулась в клубок и закрыла глаза.
— Ну что, мы, наконец, выдвигаемся? — осведомился спускающийся со второго этажа Зубарев.
— Выдвигаемся, — кивнул Илья и бросил конверт на обеденный стол. День и так, по его мнению, получился слишком насыщенным, так что бумаги вполне могли подождать до завтра.
— Да, пока не забыл, — ухватил его за рукав оперативник, — скажи мне, дружище, ты про презервативы сам угадал или все же заглянул в тумбочку?
— В тумбочку твою я не заглядывал, — освободил руку Лунин, — ты идешь или передумал?
— Погоди, — упорствовал Зубарев, — объясни, как ты угадать мог?
— Ну а что там еще могло быть? — поняв, что иначе из дома выйти не получится, объяснил Илья. — Коньяк, разве что.
— Два из двух, — удивленно пробормотал Вадим, — опасный ты тип, Лунин. Все знаешь!
— Ну не все, — вслед за приятелем Илья вышел из дома и запер входную дверь, — мне вот, к примеру, очень интересно, выполнил ты мою просьбу или нет?
— Это какую же? — беззаботно обернулся Зубарев.
— Я тебя пару дней назад просил участковому позвонить, — догнав Вадима, Лунин зашагал с ним вровень, — помнишь, адресок тебе давал.
— Это по поводу тетки? — Вадим смешно наморщил лоб, а затем ткнул себя затянутым в кожаную перчатку пальцем в образовавшуюся складку над переносицей. — Господи, как же ее фамилия, совсем забыл.
— А позвонить ты не забыл? — покосился на него Лунин и тут же по виноватому взгляду оперативника понял ответ.
— Слушай, — Зубарев подхватил его под локоть, — я тебе зуб даю, можешь сам выбрать какой хочешь, завтра я с самого утра участковому позвоню и все выясню. Прямо в адрес и отправлю. Договорились? Зуб выбрал?