Гот
1
— Если бы я мог открыть этот сейф сам, меня бы уже тут не было.
— Что вам мешало, Саввич? Не стойте там в дверях. Подходите ближе. Поговорим.
— Нам, очевидно, давно нужно было поговорить, Андрей.
Доктор Антон Нещерет сделал несколько шагов вперед. Став так, все еще старался держаться дальше от слабенького света. Но Левченко выставил перед собой левую руку с фонариком, чтобы луч выхватил старого врача из темноты. Он дернулся, попробовав отойти из поля зрения. Потом махнул рукой, будто разгоняя надоедливую мошкару.
— Мы могли бы договориться, старший лейтенант. Тогда бы вам не пришлось тащить сюда лишних свидетелей.
— Чисто теоретически, Саввич, — о чем вы собирались со мной договориться?
— Почему собирался? Я за этим и пришел. Слушайте, вы, когда заскочили ко мне сегодня после обеда, уже все знали?
— Совсем все надеюсь услышать от вас. Здесь и сейчас. Вам же хочется рассказать кому-то про собственные научные достижения. Вы же не выдержали, начали вчера ночью. Только я тогда очень хотел выпить самогонки и спать. Пропустил мимо ушей несколько важных деталей.
— Хм… А если бы не хотели пить и спать?
Со своего места Левченко не мог рассмотреть, правда ли Нещерет при этих словах ехидно усмехнулся. Но был убежден: наверное, так и есть.
— Ближе подойдите, сюда. Кричим, разговора толком не выйдет. Вы же говорить хотите?
— Хочу. Только, если будете так любезны, не долго. Потому что нужно решить, как мы все четверо действуем дальше.
Сделав еще несколько шагов, Нещерет приблизился к небольшой группке. Остановился на расстоянии вытянутой руки, заложил руки за спину, как никогда раньше напомнив внешне актера Черкасова, проговорил:
— Верно. Так уютнее вести переговоры. Андрей, вы не сказали, до чего бы додумались, если бы вчера после всего не хотели пить и спать.
— Ни до чего, — честно признался Левченко, прежде всего — сам себе, потом уже доктору и всем остальным. — Даже когда услышал сегодня несколько жутких историй про это место и здешний лес, не вычислил бы, что Гот — это вы. Скажите, вы правда представляете себя Богом? Я атеист вроде бы… Но вот так серьезно считать себя особой, равной Богу…
— О! Вы узнали даже об этом! — Удивление прозвучало искренне. — Тогда я буду уважать вас еще больше, Андрей. Сколько вас знаю, много раз говорил с вами и все время думал: этот молодой человек непрост. Оказывается, вы мудрее, чем я мог допустить. Жаль, очень жаль. А то бы до этого не дошло.
— До чего?
— Вот эта наша встреча здесь… трое против одного… Кстати, вы серьезно думали поймать Лобо?
Все трое переглянулись.
— Кого? — вырвалось у Теплого. — Слышишь, старик, ты не заворачивай поганок, иначе…
— Помолчи, — осадил его Нещерет, будто студента в классе. — Я так понимаю, это кто-то из уцелевших вчерашних… или пусть позавчерашних бандитов. Правильно? Все так говорят про Теплого, Жору. Я имею сомнительную честь с ним познакомиться, да?
— Закрыл бы ты хавло, старый, — огрызнулся тот.
— Н-да, — доктор задумчиво потер подбородок. — Знаете, Андрей, такой экземпляр мне бы подошел. Примитивный человеческий тип, крепкое телосложение. Он бы даже поблагодарил, став на порядок более высшим существом, чем есть сейчас.
— Мне тоже интересно, почему Лобо, — сказал Левченко.
— Так я его назвал. Своего выкормыша, последнего своего воспитанника. Он был последним, Андрей. Я удивляюсь, как вы его убили. Так далеко я не вижу, но ближе подойти не решился. Когда услышал предсмертный крик, понял: все кончено. У меня на него не поднялась рука, в отличие от остальных. Этот — мой любимец. Но воины-волки в любом случае долго бы не жили.
Андрей слушал — и не верил в то, что воспринимает услышанное слишком уж спокойно. Поняв молчание старшего лейтенанта по-своему, как поощрение говорить дальше, а все будут слушать, Нещерет продолжил:
— Любой скотовод отдал бы много молоденьких бычков за скальп кого-то из племени Лобо. Ничего не напоминает? — Левченко отрицательно мотнул головой. — Хорошо, еще процитирую. Выучил на память, а вам стыдно должно быть, Андрей. Квартировали у библиотекарши, кажется, когда-то, в другой жизни, развивались как интеллигентный человек. А такие элементарные вещи не припоминаете. Ну, забыли? Старый Лобо был вожаком стаи огромных серых волков. Где бы он ни появлялся, там всегда царил ужас, а местные жители впадали в отчаяние. Лобо, ну? Волк из рассказа Сетон-Томпсона[16]. Разве не читали его рассказы о животных?
— Давно, — соврал, не читал ничего. — Вы его сейчас цитируете, правильно понимаю?
— Верно. Я назвал своего любимца Лобо. Потому, когда все началось и вышло не только из-под моего контроля, остановить смог всех, кроме него. Да и не был он вредным. Творил только то зло, которое я ему позволял.
— Много позволяли?
— Капитан Сомов, — доктор взглянул на Игоря. — Товарищ… или гражданин Вовк, не ошибаюсь? Муж нашей общей знакомой Ларисы? Это же его упорно разыскивал неутомимый Сомов. И взял след, я его тоже недооценивал. Пришлось задействовать Лобо. Разве мы вместе не избавили Сатанов и вообще окружающий мир от настоящего хищника? Игорь Вовк, разве вам с Ларисой не легче теперь дышится? Андрей, вы продолжаете меня бояться? Убрали бы уже пистолет. Не очень интересно говорить под дулом. Вас трое. Я один. Мне за семьдесят, охранника моего вы убили. Больше тут никого из моих волков нет. Чего бояться?
Рука с пистолетом не шевельнулась.
— Кстати, Саввич, про хищников и людей. Мы же о них говорили, если не ошибаюсь. Если бы я знал о том, о чем узнал позже, этим утром, не пропустил бы подсказку. Вычислил бы вас раньше. На сутки, но раньше.
— Да-да, давайте и правда закончим эту нашу историю. Итак, вы приехали сегодня днем. Поделились со мной страшной военной тайной про спрятанный где-то в лесу секретный немецкий объект. Когда говорили мне это, уже знали, что именно для меня это не секрет?
— Я даже сам себе зуб давал, что Гот — это вы, доктор Нещерет. Между прочим, вы хоть Нещерет?
— Конечно нет, — старый доктор картинно развел руками. — Понятия не имею, кем он был, настоящий Нещерет Антон Саввич. У меня этот документ был на всякий случай. Раздобыл его тайком от немцев. Еще прошлой весной, в сорок третьем. Знал, когда-то все же доведется стать другим. Вы тоже не тот, кем вас все знают, а, Андрей? И вы, Игорь Вовк, — у меня были как Волков, я документ видел. Не говоря уже про нашего общего знакомого, гражданина Теплого. Сколько прозвищ может поменять за год один криминальный преступник, а? Выходит, мы в одной упряжке, в одной лодке.
— О лодке я от кого-то уже слышал сегодня, — наконец включился Игорь.
— Видите, нам сама судьба велела договориться. Всем. И достаточно уже терять время. Андрей, как вы догадались?
— Вряд ли мне придется писать по этому поводу рапорт.
— Мне правда хочется рассказать кому-то свою тайну. Но и вам хочется, даже свербит поделиться ходом мысли и показать цепочку выводов. Тем более вас слушаю не только я. Андрей, есть чудесная возможность явить свой, как сказал другой писатель, Конан Дойл, дедуктивный метод. Ну?
— Нет никакого метода. Вы точно сказали про цепочку. Несколько совпадений, складываем фрагменты. Будто бы разрозненные, а выходит картинка. О чем мы говорили вчера в морге, помните?
— Если я буду запоминать каждый свой спич рядом с трупами в анатомическом театре…
— Напомню. Вы или забыли об осторожности, Саввич, или имели на меня какие-то виды. Или просто действительно очень хотели поделиться своей тайной. Потому что в ее основе — определенный успех. Ваш личный успех. До меня это только здесь и сейчас дошло. А вчера, когда вы с умным видом вещали мне про эволюцию наоборот, подумал себе так: мудро говорит, но сказки. Напомнить вам?
— О чем?
— Ваши рассуждения про животное, способное обидеться на человека за плохое сравнение. О глубоко спрятанных внутри человека первозданных, животных, хищных инстинктах, которые нужно только разбудить? Хищник, наделенный человеческим интеллектом. Человек, которого в буквальном смысле превратили в хищника. Оборотень. Вот кого вы сделали из живого человека и нарекли свое детище Лобо. Человек-волк. Только превращение не такое, как в сказках. Ужасное и жестокое. Насильственное. Методики, признаю, не разгадал. Но, думаю, все тут, в сейфе. В этих папках. Я прав?
— В некоторой степени. Очень близко подошли, Андрей. Каюсь, проговорился. Только ведь вчера вы этого не поняли. Правильно?
— К сожалению. А то бы действовал иначе.
— И капитан Сомов остался бы жив. Дальше паскудить мир. — Нещерет снова развел руками. — Видите, как все непросто. Когда же вы догадались и сделали верные выводы из так неосторожно сказанного мною?
— Не все сразу. — Теперь Андрей сам чувствовал потребность разложить все по полочкам, потому сосредоточился, чтобы не растекаться мыслью и выделить только основное. — Говорю же, фрагменты. Сегодня днем я встретил в лесу человека, который рассказал, как бежал из какого-то секретного немецкого лагеря. Тут, неподалеку. Бомбили, он воспользовался…
— Припоминаю, — подтвердил Нещерет. — Идиотская тогда вышла ситуация, немцы потом разбирались. Оказывается, местные партизаны провели радиоигру. Позволили перехватить в эфире координаты лагеря, где якобы будут ожидать самолет с «большой земли». Немцы решили превентивно ударить туда с неба. Так совпало, что взятые наобум координаты едва не навели на наш объект. Война, бывает. Потому не свернулись и не эвакуировались, Андрей, как планировали сразу. Значит, кто-то таки убежал. Жаль, думали, всех выловили.
— Не всех. Из того, что мне рассказал счастливчик, напрашивался ключевой ответ. Немцы на объекте в лесу, вот где мы сейчас находимся, проводили тайком какие-то серьезные эксперименты над людьми. Традиционно использовали для этого пленных. Отбирали исключительно высоких крепких мужчин. Хорошо кормили, возвращали им надлежащую физическую форму. А потом они один за другим начинали исчезать вот в этом блоке. Их водили к человеку, которого все называли Gott — Бог. Однако я и дальше не связывал эту историю с вашими словами. Даже близко не догадывался, что это могли быть за эксперименты. Фашисты на этом давно руку набили, фантазии хватает. А потом познакомился наконец с Игорем Вовком.
— Что это дало? Тоже вам помог?
— Очередная подсказка. Игорь рассказал мне страшные истории о нападениях оборотней на людей. Не теперь, еще прошлой осенью. Когда тут немцы стояли. И приблизительно в то же самое время, когда счастливчик-пленный удачно сбежал с секретного объекта. То есть опыты над людьми тут уже проводили. И связь напрашивалась прямая: подопытные в лесу и хищнические нападения в окрестностях Сатанова — одна цепочка. Причина и следствие.
— Почему такая параллель?
— Антигены в слюне так называемого оборотня…
— Вы запомнили слово.
— Оно короткое и простое. Тем более что суть не в терминах, а в их значении. Генетическое отличие, Антон Саввич. Когда напали на медсестру Любу, я гнался за человеческим существом. Предполагаем, чудес не бывает, как и оборотней. Следовательно, имею дело с человеком, в чьей слюне каким-то непонятным образом оказались чужеродные частицы. Долго думал, как это возможно. Когда услышал про объект в лесу, допустил эксперименты над живыми людьми. Позже узнал, что так называемые оборотни пугали и грызли народ около Сатанова и раньше. Все, картинка почти сложилась.
— Почти? Вам все-таки чего-то не хватало?
— Вас, Саввич. Ваших знаний, вашего опыта. Вашего удивительного и рискованного доверия мне.
— В чем риск?
— В наше время не принято доверять людям, с которыми мало знаком. Тем более когда идет война и неизвестно, скоро ли конец. Вы знали про антигены. Вы не боялись обсуждать со мной, офицером милиции, темы, за которые другой немедленно бы завел на вас дело и расстрелял бы от греха подальше. Мне до последнего казалось, что вы просто ходите очень близко к истине. Но точно так же, как и я, не имеете фрагментов для целостной картины. Перед тем как пойти сюда, на разведку, решил серьезно поговорить с вами. Рассказать, о чем узнал. Посоветоваться.
— Передумали?
— Догадался, что вы не приведете меня к Готу. Потому что с высокой вероятностью Гот — это вы сами, доктор Нещерет.
— Интересно. На чем же, как говорят, прокололся?
— Волчонок, — спокойно и в то же время победно произнес Андрей.
— Волчонок?
— Щенок, с которым играют дети во дворе Катерины Липской. На кусте, вы же знаете, я нашел клок волчьей шерсти. Так, будто зверь бежал и зацепился. После того мы с вами пришли к крамольному выводу: на вашу медсестру, а значит, и на всех других нападало существо, способное быть то человеком, то волком. Точнее, Саввич, вы подтолкнули меня к этой мысли. И вас, как я понимаю сейчас, это изрядно радовало. Вы убедили меня, материалиста, в способности человека становиться волком. И наоборот.
— При чем тут волчонок? — спросил Нещерет сухо.
— Катерина Липская подобрала его в лесу. Пожалела, принесла домой. Кстати, теперь у меня сильное подозрение, что его маму-волчицу убрал ваш любимец Лобо. Но не в том дело. Катерина по вполне понятным причинам старательно прятала волчонка от чужих глаз. Даже называла его песиком. Кроме вас, Саввич, никто его не видел. Вы тоже, наверное, увидели случайно. Но вы единственный посторонний, кто знал, в чьей хате поселился настоящий хищник, пусть и маленький.
— Ну и что?
— Когда я взялся за дело тщательно, ибо у меня на то были свои личные причины, вы наведались к Липской. Больше негде взять клочок волчьей шерсти. Могли найти убитую волчицу раньше Катерины, в конце концов. Да и линяют звери в эту пору.
— Для чего это мне, по-вашему?
— Вы бы не оставили намерения подбросить мне это доказательство, пусть непрямое, существования волка-оборотня. Я должен был наткнуться на волчьи следы. Не в тот раз, так позже. И все равно нужно проверить. Вот когда я вспомнил наш разговор в морге. Ваши намеки на возможность превращения человека в волка и назад. Басня перестала быть таковой. Приобрела новый смысл. Стала подсказкой, которую вы вряд ли хотели мне дать, по крайней мере там и тогда. Круг замкнулся.
— Потому вы примчались ко мне и рассказали про секретный немецкий объект в лесу, на который собираетесь отправиться?
— Поделился тайной, вы абсолютно правы. Что я вам еще сказал? Что собираюсь разведать сам, а потом — привести туда отряд карателей из НКВД. Показать — вот где нужно искать убийцу капитана Сомова. Пусть бы они сушили себе мозги. Зато местное население, которое и так натерпелось страху, избежало бы риска карательной зачистки. Это я на ходу придумал. Для вас. Вы мне не возражали. Но раз вы тут — купились. Шли за мной, правда?
— Не той дорогой, — произнес Нещерет после короткой паузы. — Вас должно было задержать минное поле. Не ахти какая ловушка, но хоть что-то… Я же собирался встретить вас тут. Хотел увидеть, как вы наткнетесь на Лобо.
— Желали моей смерти?
— Андрей, вы свидетель. Рано или поздно я придумал бы, как открыть сейф. Взял бы свои записи. И вместе с Лобо убрался бы прочь отсюда. С таким охранником мне не страшны карательные отряды. Так или иначе попробовал бы пробраться ближе к фронту.
— К немцам?
— Еще дальше. Я убедился: мои знания — не для них. Точно так же, как не для ваших коммунистов. Есть другой, более благодарный хозяин. И искать его, поверьте мне, пришлось бы не так долго. Все это, — он кивнул на сейф, — не должно попасть в те руки, в которые я не хочу их отдавать. Обжегся о Сталина, разбил лоб о Гитлера. Их сущность одна, Андрей. Правда, «Полнолуние» мне на самом деле помогли реализовать немцы. Большевики расстреляли бы. К тому, собственно, и шло.
— «Полнолуние»?
— Название моего проекта. Личного. Скромно и многозначительно. Наверное, вы хотите послушать. Вы все, — Нещерет взглянул также на притихших, будто любопытные дети, Вовка и Теплого. — Ну, вы имеете на это право. Раз пришли сюда и справились с Лобо. Все любят сказки. Особенно волшебные и страшные, про чудовищ. Только «Полнолуние» — не сказка. Точнее, — он снова выдержал паузу, в этот раз театральную, — та самая сказка из радостной и бодрой советской песенки, которую следует делать былью. Знаю, времени не так много. Потому постараюсь не растягивать. Только то, что вам стоит знать, чтобы понять «Полнолуние». И почему меня тут называли Готом. Богом. Это же не я сам о себе придумал.
Пока доктор говорил, по привычке время от времени переступал ногами. Устал стоять на одном месте, немели ноги — Левченко помнил это.
Так что ничего удивительного и тем более подозрительного не было в том, что Нещерет передвигался в правую сторону, невольно обходя сейф сбоку. Для удобства Андрей так же двигался в унисон с ним маленькими приставными шажками — просто чтобы не вертеть головой во время разговора.
Сейчас он уже меньше обращал внимание на Игоря Вовка, который молча слушал.
Тем более что все они, включая бывшего хозяина этого лесного логова, перестали следить за Георгием Тепловым. Тот же молчал. Внимательно слушал. И перемещения Левченко позволили ему вскоре оказаться у Андрея за спиной.
В темноте скудный свет фонарика ничего не решал.
2
— Мне посчастливилось родиться в Харькове.
«Мне тоже», — чуть не вставил Левченко. Но решил воздержаться. Не хотелось говорить Нещерету, что они, оказывается, земляки. Вместо этого поинтересовался:
— Почему?
— Потому что доктор Иванов, тогда еще не знаменитый профессор, узнал, что я не просто харьковчанин, а еще и учился там в университете. Потому без колебаний взял меня к себе ассистентом. Илья Иванович доверял харьковской школе, сам окончил тот же университет. У нас только восемь лет разницы, немного. Но я все равно называл его на «вы». Тут плохо видно. Но догадываюсь, у вас, Андрей, непонимание на лице. Вы же не слышали о профессоре Иванове, правда?
Фамилия очень простая, даже в значительной мере безликая. Кто знает, предположил Нещерет, вдруг именно оно побудило в свое время типичного русака, уроженца Курской губернии, заявить о себе чем-то громким и необычным. И главное — дерзким до чрезвычайности. Иначе трудно объяснить, почему биолог Иванов решил посвятить свою жизнь делу выведения новых пород животных.
А позднее — новых людей.
— Когда он скрещивал зебру с ослом или зубра с коровой, все, кто следил за процессом, были в восторге, — вспоминал Нещерет, голос завибрировал ностальгическими нотками. — Считалось, что это очень перспективное направление в животноводстве. Российская империя, какой бы дремучей она ни была, в начале двадцатого века тоже постепенно вставала на рельсы прогресса. Посмотреть на опыты Ильи Ивановича приезжали со всей Европы. Было паломничество, Андрей, — он почему-то продолжал обращаться только к Левченко. — Если преувеличиваю, то разве что немножко. Можете мне поверить, Иванов мог иметь мировой успех. Если бы не революция и изменения в мировом порядке. Хотя именно большевики дали нам всем шанс воплотить в жизнь дело, которое должно было увенчать карьеру Ильи Ивановича как ученого. Только они же тот шанс бесславно погубили. Помните слова Тараса Бульбы, Андрей? Я тебя породил, я тебя и убью.
— Когда-то читал. Только вы перепрыгиваете с пятого на десятое, Саввич.
— Так я закончу, а вы не перебивайте! — Он даже слегка прикрикнул, отодвинувшись при этом еще на несколько сантиметров вправо. — Хочется же не заморачивать вас ненужными подробностями. Только то, что нужно знать всем для понимания. Словом, Иванова вдохновили успехи со скрещиванием животных. И он решил идти дальше путем Творца — вывести новую человеческую породу.
Сам Нещерет в те времена тоже подумывал об этом. Только не хотел рассказывать профессору, чтобы тот не поднял его на смех. Правда, он подозревал — мыслит с Ивановым в одном направлении, потому что видел у него в кабинете рядом с научными работами, изданными на разных языках, экземпляры «Франкенштейна» Мэри Шелли и «Острова доктора Моро» Герберта Уэллса. К истории о попытке исследователя создать человека из кусков мертвой плоти Нещерет относился скептически, но произведениями Уэллса искренне восхищался сам, и то в достаточно зрелом возрасте. Если бы кто сказал Иванову, что им доведется встретиться лично, доктор не поверил бы. Но это случилось: незадолго до краха Российской империи писатель с мировым именем специально приехал в Советский Союз.
— Начинали мы хорошо. — Судя по интонациям, воспоминания приносили искреннее удовольствие. — Кстати, снова помог писатель, пролетарский, Максим Горький. Коммунистической верхушке, честно говоря, было не до того, у них Ленин умер. А тут еще сумасшедший старорежимный профессор пишет в наркомат образования письма. Они приходили на имя Луначарского, а тот как-то рассказал о них Горькому. Писатель тогда жил в Сорренто, в Италии, с большевиками поссорился, а к новой стране только присматривался. Вы читали Горького?
Левченко ничего не читал — не тянуло.
— Кое-что, — произнес вслух.
— Ну, вряд ли, Андрей, вы обратили внимание на его маниакальное, иначе не скажешь, увлечение теорией «нового человека». Она должна, по мнению Горького, рано или поздно появиться именно в новом обществе. Потому, как сказал потом профессор, встрепенулся. Так и сказал, потому что ездил к Горькому за поддержкой. Двадцать лет назад в Европу можно было ездить намного свободнее и без смертельных для себя последствий… Хорошо, закончу: Горький написал Луначарскому, что ему как литератору было бы интересно создать очерк о том, как в молодой стране Советов выводят новых граждан.
— Помню. Вчера вы тоже что-то говорили про безумные теории, с которыми носились ученые именно два десятка лет назад.
— Если бы только ученые, Андрей! Вы молоды, не помните, но тогда чуть ли не вся Европа этим заболела! Иванову следовало поделиться своей теорией про скрещивание человека с животным. Статьи на основе его выступлений только начали публиковать — а советские журналы уже печатают первые произведения про опыты над людьми! Думаете, история о голове одного человека, пришитой к телу другого, — выдумка? Читали товарища Беляева?[17]
— Не успел взять в библиотеке. Хотя Полина Стефановна меня записала.
— Вы напрасно не читаете.
— Некогда, — Левченко вздохнул. — Зато вы, кажется, перечитали. Да еще и в зрелом возрасте, сами говорите. Захотелось сделать так, как сказочники придумывают в книгах?
— Книга — модель мира, Андрей. Каждый, кто мыслит, рано или поздно захочет увидеть любимую историю настоящей, ожившей. Дайте закончить, не перебивайте больше!
Иванов и сгруппировавшиеся вокруг него ученые начали с приматов. Обезьяны и люди, по мнению профессора, очень близкие виды. Нещерет не ездил с ним во Французскую Гвиану, где экспериментатор провел первые оплодотворения самок шимпанзе человеческой спермой. Зато, когда опыты переместились в Сухуми, он все время был рядом. Именно тогда и предложил Иванову не останавливаться и подумать над тем, как из животного сделать человека.
— Конечно, не в буквальном смысле скрестить пса с человеком и посмотреть, что из этого выйдет, — он входил в раж. — Я вообще о таком не думал, пока тот самый товарищ Беляев не придумал свою новую историю, про человека-амфибию. Больному ребенку для спасения пересадили жабры молодой акулы. Мальчик вырос и стал жить под водой так же свободно, как ходил по земле. Человек-рыба, на самом деле нет ничего невозможного. Он же в теории стал вдвое сильнее, приобретя новые способности. Мы говорили об этом с Ивановым, тогда же впервые вспомнили о воинах-волках. Тоже, кстати, из книжек, до сих пор не вспомню точно, где прочел.
Когда-то, пояснил Нещерет, в древних культурах, слова «воин» и «волк» считались тождественными. Исполняя перед боем ритуальные танцы вокруг костра, бойцы надевали на себя собачьи или волчьи шкуры. Посвящение в мужчины в племенах включало в себя охоту на волка: выследив и убив собственными руками своего первого хищника, молодой воин должен был принести старшим его шкуру. А еще воины время от времени проходили через превращение в волков. Конечно, только в своем воображении, потому что одурманивали себя разными наркотическими веществами, которых дикая природа поставляла знающим людям достаточно.
— Когда мы начали работать над «Полной луной» здесь, использовали это в комплексе, — объяснил охотно. — Хирургическое вмешательство — это одно. Каждый из них должен был почувствовать себя волком. О гипнозе не могло быть и речи, никто из моих ассистентов этим искусством не владел. Да и могли обойтись. Средств хватало.
— И что, у вас вышло?
— Вы же видели Лобо. Не идеальный результат, было над чем работать. Не хватило времени. Как я понял, когда идет война, заниматься долгосрочными научными проектами не стоит. Немцы хотели быстрого результата. Думали, суперсолдат, воинов-волков, сразу можно ставить на производственный конвейер. И посылать на фронт, именно так планировалось. Даром я убеждал, что быстро такие дела не делаются. От меня требовали невозможного за короткое время. И этим загубили все на корню. Так же, как в свое время большевики.
— А что с большевиками не так?
— Андрей, не разочаровывайте меня! С ними все не так! С нацистами тоже, они просто младшие братья коммунистов. Вот почему я собираюсь искать выходы на другие страны. Благо знакомства в Европе остались, бывал с профессором во Франции, в Италии, в Сухуми к нам наведывались британцы.
— Где вы собираетесь этих знакомых найти сейчас?
— Я слушаю радио, Андрей. Сводки Информбюро. Вы их тоже слушаете, их все слушают каждый день. Но не так, как я. Этим летом открыт второй фронт в Европе[18]. Это может означать, что немцев теснят со всех сторон. А еще — Европа и Америка теперь союзники товарища Сталина. Значит, нащупывать контакт с теми, у кого с большевиками общий враг, пока безопасно. А я, поверьте мне, смогу это сделать.
— Скоро?
— Скорее, чем вы можете себе представить, Андрей. Мне есть с чем к ним прийти. И они точно ничего не испаскудят. Хотя дело нашего профессора коммунисты загубили и уничтожили именно из-за них.
Опыты группы Иванова по скрещиванию человека и обезьяны не были большой государственной тайной. Наоборот, они привлекали внимание граждан, а среди женщин даже нашлись добровольцы, желающие оплодотвориться семенем самца шимпанзе. Гром грянул внезапно. Французская пресса проиллюстрировала статью про эксперименты Ильи Ивановича изображением обезьяны, давая понять западным читателям, кем является новый человек в СССР. И какими гражданами коммунистическое руководство собирается вскоре заселить свою огромную территорию. Правильно, писали журналисты, ведь примат — послушный исполнитель. Его можно держать в клетке или в стаде, особенного ухода не требует, способен выполнять примитивную тяжелую работу.
Когда об этом доложили Сталину, он взбесился. Работы в Сухуми велели немедленно свернуть, сам Иванов попал под арест, потом — суд и ссылка. Звание и должность сохранили, несколько последних лет жизни работал в Казахстане и умер своей смертью. Перед этим предупредил бывших коллег и учеников, чтобы держались от него подальше. Тогда Нещерет, как выяснилось позже, оказался чуть ли не единственным, кто воспринял совет профессора буквально.
А именно — воспользовался случаем. Правдами и неправдами попал в состав делегации ученых-медиков, которые ехали на конференцию в Берлин, тогда еще дружественный советской власти. И сбежал на Запад, за что, как узнал намного позже, его проклинали коллеги: ведь делегацию срочно отозвали, таскали в НКВД. А после убийства Кирова[19] начали забирать и сажать как потенциальных шпионов.
— Видите ли, Андрей, я вовремя убрался прочь. Но потом долго носился со своими идеями. — Нещерет вздохнул. — Понимаете, как один из ассистентов и соратников Иванова я был интересен. Но как только заводил разговор о возможности превращения человека в животное, на меня смотрели как на сумасшедшего. Немцы меня в основном терпели, потому что заступались известные ученые. Причем те, кто верно служил Гитлеру. Когда началась война, меня как славянина вообще направили в Польшу. Не знаю, может, уничтожили бы, когда Гитлер напал на Сталина. Только вдруг вспомнили о моих теориях. Желание получить воинов-зверей, воинов-волков, суперсолдат, перевесило все предубеждения.
3
Он еще долго вспоминал, как испугался, когда к нему на варшавской улице подошли двое в гражданском, показали жетоны СС и велели садиться в машину.
Произошло это в феврале прошлого года. Тогда Красная Армия победила немцев под Сталинградом, пошла в наступление, дошла до Харькова и начала освобождать Донбасс. Нещерет, хоть и успел за эти годы доказать собственную преданность рейху и фюреру, имел такие себе птичьи права в генерал-губернаторстве, работая в Варшавском университете. Его считали агентом гестапо, что не соответствовало действительности, так что старались при нем сомнительных бесед не вести. Однако сталинградское поражение немцев на короткое время избавило поляков от осторожности. Так Антон Саввич услышал краем уха про наступление советских войск. Он догадывался, что коллеги наверняка читают подпольные листовки или даже где-то тайком слушают другое, не немецкое, запрещенное радио.
С начала войны с СССР на него написали уже три анонимных доноса. Всякий раз говорилось, что профессор имеет связи с движением сопротивления, а как-то еще и указали — причастен к укрытию евреев. В каждом случае после проверки Нещерета отпускали, а он потом ловил на себе взгляды тех, с кем работал вместе. Догадывался: так мстили за колаборанство. Со своей стороны никогда никаких подозрений не озвучивал, хотя бы из-за опасений, что тогда убьют как предателя.
Антон Саввич смекнул, что на него снова накатали анонимку, испугался. Ведь обстановка на фронте для немцев неблагоприятная, значит, подозрительность растет в геометрической прогрессии. Врагов, тайных агентов нужно выявлять активнее. И не только коммунистическая, но и гитлеровская практика показывала: методы одинаковые, шпионом сделают кого угодно.
Офицер СС, к которому его привели, успокоил, удивил и порадовал одновременно. Сразу, без предисловий, показал Нещерету копии его статей на тему возможности усовершенствовать человеческую породу. Спросил, не фантазии ли это и сможет ли он реально, при наличии всего необходимого, воплотить их в жизнь. Прежде чем доктор ответил, офицер дал ему рукописный отчет одного из агентов, датированный июлем сорок первого года. Фамилию предусмотрительно закрыл. Но Антона Саввича совсем не интересовало, кто из присутствующих на его публичной лекции мог написать такой развернутый доклад. Он не собирался отрицать свои слова и тем более стыдиться их.
Ведь в те дни, на волне тотального патриотического подъема немцев, решил чуть ли не впервые изложить свою теорию о превращении людей в суперсолдат по собственной оригинальной методике. Небольшое войско способно будет побеждать на фронтах, а в тылу противника от них будет даже больше пользы — их задача дополнительно сеять страх. Оказывается, у хозяйственных немцев ничего не пропадало, каждое слово бралось на учет, а самая безумная идея фиксировалась.
— Мне поставили задачу начать создание солдат непобедимой армии, — объяснил Нещерет, при тусклом освещении наблюдая удивление на лицах слушателей. — Или я отвечаю за свои слова и берусь за это, или… Сами понимаете. Название проекта родилось там же, в том кабинете. Я предлагал создавать воинов-волков, это дань древней мифологии. Слово за слово, вспомнили оборотней, вервольфов. В арийской мифологии культ волка, знаете вы это или нет, занимает особенное место. К тому же войну с Советским Союзом они начали в одна тысяча девятьсот сорок первом году, а это — год Волка по какому-то там календарю, не скажу сейчас точно. Оборотень становится активным в полнолуние. Вот вам и «Полнолуние». Просто, со вкусом и актуально.
— А ты, часом, не больной, лепила? — вырвалось у Теплого, он наконец не выдержал.
— Меня спрашивали об этом люди поумнее вас, — парировал он. — Я закончу, потом отдельно объясню, если вопросы будут мудрее. Так вот, на самом деле я мечтал о таком предложении почти двадцать лет. Иванову, моему учителю и другу, не удалось блестяще завершить карьеру ученого. Сталин его фактически уничтожил. Мне открыл «зеленую улицу» Гитлер. Думаю, знал про «Полнолуние», подобные идеи без его личного одобрения не воплощаются. Потому мне дали возможность быстро собрать группу медиков, привезли сюда, тогда еще в рейхскомиссариат «Украина». Лагерь на тот момент уже оборудовали, хотя я называл это место исследовательской базой. Теперь и я, по примеру Ильи Ивановича, имел в своем распоряжении то, что он получил в свое время в Сухуми.
За человеческим материалом задержки не было. Лагеря для пленных давали богатый выбор. Главное требование — высокий, даже богатырский рост, природная сила и статность. Ослабевших и раненых интенсивно лечили и откармливали, возвращая утраченную форму. А потом каждый попадал к Готу — так прозвали доктора после того, как эксперименты начались.
— Вам людей не жаль было, Нещерет? — сухо прервал его в этом месте Левченко, уже не имея никакого желания называть его, как раньше, Саввичем — слишком доверительно, по-домашнему. — Вы же не любите коммунистов, а чем от них отличаетесь? Дать людям умереть, по-моему, гуманнее.
— А вы хотите умереть, Андрей? — Теперь с ним говорил уже совсем не тот несколько чудаковатый немолодой доктор, даже сходство с актером Черкасовым куда-то пропало, просто он наконец перестал играть роль. — Новая жизнь, жизнь в новой форме, более совершенной, как по мне, всегда лучше, чем внезапная смерть. Вовк, вы, кажется, сидели в лагере. Я вычислил это, когда вы приходили ко мне, потому что за последний год видел узников почти каждый день, узнаю вашего брата по стандартному набору симптомов. Были же, скажите?
— Что с того? — подозрительно спросил Игорь.
— Признайте: за колючей проволокой, лишенный свободы, сидя в голоде, грязи и собственном дерьме, человек все равно выберет лишний день жизни, а не немедленную смерть. Так или нет?
— Я бы не лег к вам под нож. Дайте мне хоть десять жизней.
— Это вы сейчас так говорите. На самом деле вам ничего не предлагали. Но вы бы мне и не подошли. Воином-волком вас не создала природа. Вот Теплый, как я уже говорил, пригодился бы. Так возвращаясь к нашим баранам: не разыгрывайте моралиста, Андрей. Защищать коммунистическую мораль вам не идет.
— Эксперименты вашего Иванова — преступление. Только там хоть люди вызвались сами. Вы пошли дальше — уничтожали пленных.
— Без их разрешения, хотите сказать? Договаривайте, Андрей, договаривайте! И поверьте мне: из десятка пленных, которым я объяснил бы, что требуется, девятеро согласились бы наверняка. Человеческий материал, ничего не поделаешь. Всегда есть процент тех, кому лучше всего пожертвовать собой ради науки.
— Люди попали в плен, потому что воевали. Жертвовали собой ради победы над врагом.
— Значит, все равно готовы приносить себя в жертву! — сделал Нещерет категоричный вывод. — И дайте, наконец, закончить!
Методика предусматривала пересадку человеку желез волка. Оказалось, в распоряжение Гота трудно предоставить волчью стаю. Для первого этапа, как сказал сам Нещерет, для старта, хищников брали в Берлинском зоопарке и специально отлавливали в лесах. Решить проблему можно было со временем, выращивая в специальных клетках волчат. Но задание Нещерету и подобранной для него группе поставили не для того, чтобы долго ждать.
Первые результаты он должен был дать быстро. Немецкие кураторы слушать не желали его объяснений, что железы должны прижиться, а процесс трансформации — начаться постепенно. К тому же двое первых подопытных умерли, потому что чужеродные железы вот так сразу не хотели приживаться. Начиналось воспаление. После этого Нещерета привезли в Ровно, где ожидал знакомый уже офицер СС. И он должен был четко ответить на один вопрос: имеет ли эксперимент реальные перспективы или в тяжелое военное время профессор-чудак обманывает фюрера, играя в бессодержательные псевдонаучные исследования.
Тогда Гот испугался не на шутку, прекрасно понимая, что его ожидает. Но страх придал сил и сообразительности. Нещерет решил ускорить процесс, применив в комплексе все те методики, которые имел намерение внедрять постепенно, экспериментальным путем.
— Я согласился в дальнейшем вживлять подопытным железы диких собак. С ними складывалось лучше, хотя все равно экземпляров не хватало. — Теперь он говорил спокойно, взвешенно, будто пересказывал больному диагноз или преподавал студентам новый учебный материал. — Кроме того, им вводили стероиды — еще профессор Иванов начал исследовать, как можно получить их из семенников шимпанзе. Я же использовал для их основы волчьи и собачьи половые железы. Также мы регулярно накачивали наших воинов гормонами, для общего увеличения массы тела. Но не менее важным было убедить самих подопытных, что они стали волками. Тело человека не превратится на наших глазах в тело волка, даже если подследственный станет на карачки и завоет на луну. Лучше всего, если каждый из них внутренне почувствует себя сильным и безжалостным хищником.
— Я понял наконец, — произнес Левченко. — Вы убивали в людях, здоровых сильных мужчинах, личность как таковую.
— Разве не это лежит в основе каждого из режимов, которые сейчас ведут кровопролитную войну? — Удивление Нещерета было искренним. — Я пожил при Сталине. Пожил при Гитлере. Оба лидера взяли курс на создание нового человека, новой человеческой породы. Мне скоро шестьдесят пять, Андрей. Я застал все эти изменения в достаточно зрелом возрасте. Да еще и чего-то достигнув в жизни. Имею право делать какие угодно выводы. Потому считаю мои эксперименты с изменением человеческой природы хотя бы честными. Это уже потом, как дополнительный метод, применяли искусственное провоцирование психозов.
Левченко перестал удивляться.
— А это для чего?
— В психиатрии так лечат навязчивые идеи. Искусственно вызывается лихорадка, организм начинает трясти. Что-то типа кризиса во время тифа, испанки или чего-то подобного. Когда человек в таком состоянии, ему можно изменить всю психологическую установку. И, придя в себя, выйдя из забытья, такой человек просыпается уже волком.
— Как вы это делали?
— Серные уколы, — произнес Нещерет, продолжая сохранять спокойствие. — Сера в масле, есть такое средство.
Андрея передернуло.
— Теперь ясно, почему они так кричали. Представляю себе дикую боль от серного укола… Нещерет, вы, похоже, знаете ответы на все вопросы. Как вы думаете, почему я вас до сих пор слушаю?
— Потому что вам интересно, — ответил тот просто. — Вы же никогда за всю свою жизнь не слышали и не видели ничего похожего. Человеческое любопытство, Андрей. Вот что в свое время помогло Иванову получить добро на свои эксперименты. К сожалению, пока идет война, удовлетворить это любопытство ни у кого не хватает времени. Чувствую, что незнакомые термины уже утомляют, особенно вашего Теплого. Подробно, поэтапно, по шагам все описано в тех документах, которые в сейфе. Я лично вел каждого, зафиксированы всякие индивидуальные особенности. Лучше поясню, почему вдруг настал крах.
Людей-волков Нещерет на самом деле видел непобедимыми воинами. Силы придавали гормоны и измененная психика. Именно на этот эффект он делал особую ставку. К тому же у некоторых начинали приживаться железы. Которые на выходе, по результатам сделанных прямо тут, в лаборатории, анализов являли собой совсем иной биологический материал, чем раньше. Когда его подопечные еще были людьми и считали себя такими.
Все пошло кверху дном, когда кураторы начали выпускать подопытных за пределы лагеря.
Они — хищники, слышал Гот в ответ на протесты. Если не найдут выхода для своего желания убивать, которое им тут привили искусственными методами, начнут грызть друг друга или нападать на персонал. Придется их уничтожать, что означает — перечеркнуть приложенные усилия. В целом кураторы из СС довольны результатами, однако хотелось наконец проверить, как же это действует.
Вот с какого времени в окрестностях Сатанова начали находить жертвы тех, кого и без того перепуганные оккупационным режимом люди считали оборотнями.
Почему появление изуродованных тел прямо связывали с полнолунием, а также почему воины-волки преимущественно терзали жертвам горло, у Нещерета до сих пор не было ответов. Вместо того сразу же после первых «прогулок» своих подопечных он понял: войдя во вкус, в полной мере почувствовав себя охотниками, они уже не остановятся. И станут чем дальше, тем более неконтролируемыми.
— К сожалению, Андрей, те выдумщики, которые всякий раз прописывали подобный грустный финал, начиная от уважаемого мною Герберта Уэллса, были правы, — вздохнул доктор. — Они давали волю фантазии, придумывая невероятные истории. Зато концовки преимущественно похожи и отвечают жизненной правде: творение рано или поздно нападает на своего творца. Подопечных, тех, кто выжил, оставалось тут семеро. Кураторы решили временно свернуть эксперимент. И дальше обдумывать, какую пользу рейху может принести разрушительный потенциал моих воинов. Но снова вмешалась война, теперь уже окончательно.
— Как?
— Наступление, Андрей. Стремительное наступление Красной Армии. Наш объект подлежал ликвидации. Насколько я знал свою судьбу, меня собирались переправить в Дахау, в концлагерь. Там нужны были мои знания. Немцы же не переставали исследовать человеческую природу… Однако случилось непредвиденное. Никто не ожидал, что наши подопечные почувствуют опасность. — Нещерет в который раз за все время вздохнул. — Они уничтожили здесь всех. Тем самым, по удачному стечению обстоятельств, они помогли сохранить сейф, который хотели взорвать, вместе с документацией. Воины-волки вырвались из блока, где их держали, и доказали плодотворность и результативность моих экспериментов. Конечно, все это нуждается в усовершенствовании. Но начало положено.
— Вы хотите сказать, — у Левченко внезапно перехватило дыхание, — в этом месте… этом логове… стая?
— Если трое — стая, тогда да. Надзиратели открыли огонь. Трое погибли. Меня спас Лобо. Из всех он единственный оказался в некоторой степени управляемым. То есть на самом деле перспективный, удачный экземпляр. Максимально приближенный к образцу, который я хотел получить поначалу. Слушался меня, не делал лишнего без приказа. Других не удалось укротить до конца. Не знаю, почему Лобо ко мне привязался, а с остальными так не получалось. Потом. Мы отсиживались тут, в лесу. Недолго, у меня же были при себе документы на имя того, кем вы меня знаете. Когда сюда пришли красные, начался обычный бюрократический хаос. Такое бывает, как только одна армия отбивает у другой армии территорию и занимает ее. Это помогло стать врачом в маленьком поселке. Оставалось притаиться и ждать. Коротко — все. Наконец-то закончил. Есть невыясненные подробности, Андрей?
4
От услышанного голова шла кругом.
За короткое время Левченко накрыла такая волна информации, что он всерьез боялся захлебнуться.
Хотелось знать все. Нещерет таки был прав: любопытство перевесило какие-либо эмоции, прежде всего — праведный гнев. Андрей еще не определился, как же теперь относиться к Готу.
Кто он?
Или талантливый, одержимый своими безумными идеями ученый, который получил возможность воплотить их таким страшным способом.
Или спаситель, ведь благодаря ему опасность для Игоря Вовка и его жены Ларисы, исходившая от капитана Сомова, была ликвидирована.
Или все намного глубже? И тот, кого называли Богом, только доказывал таким сложным, рискованным, жестоким и опасным способом, к чему в реальности может привести желание владельцев изменить мир росчерком пера?
Переломить человеческую природу.
Создать того самого, воспетого в пламенных речах, нового, совсем нового человека. Который только выполняет приказы. И на выполнение конкретных приказов его можно настроить, будто радиоприемник на определенную волну.
— Вы прятали свою стаю тут? — проговорил глухо.
— Хотите — пусть будет стая… Сложнее всего было обеспечивать подопечных хоть какой-то человеческой едой. Впрочем, кажется, мне удалось в целом снизить их тягу к регулярному питанию. Но самое худшее было, когда они все-таки не сдерживали себя. Не удовлетворялись тем, что давал лес, и выходили, чтобы нападать на людей. Пришлось даже усыпить сперва одного, потом, после того как погибла Люба, — другого.
— Усыпить — это убить?
— Подопечных не убивают. Их именно усыпляют. Остался Лобо, с ним у меня не возникало хлопот.
— Мины и капкан сами ставили?
— Война кое-чему научила. Это я про мины. Сложно, но справился. Я же ученый, разобрался. С капканом помог Лобо. Приволок его откуда-то.
— Могли бы обойтись без капкана. И это тоже мне подсказка, чтобы знали.
— Что в этот раз?
— Вы часто наведывались в лес, к подопечным. Выследили Катерину Липскую, у нее была другая цель прогулок. Я потом тоже увидел ее. В том же месте, где и вы. Там гуляли ваши воины. И вы придумали: нужно отвадить оттуда Катю и вообще всякого, кто попробует зайти дальше. Расчет, скажу я вам, пятьдесят на пятьдесят. Мог удаться, навести на ложный след. Вы же не думали, что в эти края вернется человек, которого собирались превратить в оборотня, не выскользни он из ваших рук? Для того человека ваши ловушки оказались подсказками. Ну а я провел параллель между их появлением и вашим интересом к Липской. В частности, к ее лесным прогулкам. Потому что уже знал, что вы бываете у нее.
— У вас хорошая ассоциативная память, Андрей. Говорю вам как доктор, как ученый. Все?
— Та троица в лесу… Подельники Жоры Теплого… Наверняка они наткнулись на вашего Лобо случайно?
— Конечно. У меня просто не было возможности на то время натравить его на них. Но согласитесь, Лобо прекрасно сделал за вас работу! Между прочим, поверите вы или нет, это его первое боевое крещение. Он на самом деле лучший. Был лучшим. Ничего, у меня в записях есть все данные. Теперь знаю, как усовершенствовать свои эксперименты. Если бы дали больше времени, путем проб и ошибок я бы вывел ту породу, к которой стремился с самого начала.
— А привести воспитанника в Сатанов, натравить на Сомова?
— Решил быть полезным. Не удивляйтесь, действительно так. Каюсь, не подумал про последствия. Подразделение НКВД начнет прочесывать окрестности. Рано или поздно придут сюда. Главное — сейф, сохранить документы сейчас важнее всего. Это мой пропуск, Андрей. Моя индульгенция, если хотите. С ними я пойду далеко. Может… вместе? Все равно же сейф…
Левченко услышал подозрительное движение за спиной с опозданием на несколько секунд.
Этого хватило, чтобы Жора Теплый сильным ударом сбил с ног Вовка, который стоял к нему ближе, отступил назад, вглубь темноты, остановил окриком:
— Стрельну! На месте стоять всем!
Игорь стонал на полу — не ожидая нападения, упал на сломанную руку.
Андрей дернул правой. Со своего места даже при таком освещении он имел возможность если не убить бандита, то хотя бы зацепить пулей.
Жора выстрелил раньше него.
Правое плечо обожгло. Инстинктивно схватившись за рану левой рукой, Левченко уронил фонарик. Упав ему под ноги, тот чудом не разбился. Приземлился так, что лучик светил теперь вверх. Глаза успели привыкнуть к темноте, и Андрей видел, как Теплый пятится к выходу.
Обе его руки заняты.
Пистолет Вовка. Пока Левченко осматривал его повреждения, Жора воспользовался моментом и вооружился. Андрей же сразу после стычки с Лобо не учел такой возможности.
— МОИ БУМАГИ!
Левая рука Теплого прижимала к груди несколько украдкой добытых из недр сейфа картонных папок.
— МОЕ! — в отчаянии повторил Нещерет, сразу превратившись в большого обиженного ребенка, у которого забрали любимую игрушку. — НЕ ТРОЖЬ! НЕ СМЕЙ!
— Не гони, лепила! — огрызнулся Жора. — Там на всех хватит.
— Ты же ничего не разберешь там! — выкрикнул Левченко. — Мы договаривались, иди себе! Ствол забирай, черт с тобой! Брось документы!
— Не разберу, ага! — легко согласился Жора. — Зато я хорошо умею слушать. И услышал тут много интересного. Достаточно для того, чтобы прикинуть хрен к хвосту, начальник. Не разберу я — найдется тот, кто лучше кумекает. Не думай, лепила, у меня тоже есть концы. Выйду на кого надо, рано или поздно. Тут не деньги, начальник. Тут моя свобода.
— Какая свобода?
— Не кричи, лепила. Такая же, как и твоя. За одну такую папочку знающие люди там, — он кивнул вверх, — мне много чего простят. Поделись с ближним, лепила. И стойте на месте, считайте до ста. Пока, начальник.
Держа пистолет перед собой в вытянутой руке, Жора Теплый попятился назад, к выходу.
— НАЗАД! — Отчаянный крик Нещерета отразился от стен эхом. — НАЗАД! ОТДАЙ! ДЕРЖИТЕ ЕГО!
Левченко не мог даже предположить, насколько немолодой доктор может оказаться ловким.
Ровно настолько, насколько неосторожным.
— Стой! — теперь уже выкрикнул он, как только Нещерет рванул за Теплым по прямой — самое короткое расстояние. — Саввич, стой!
Грохнуло дважды подряд.
Доктор Нещерет, он же — Гот, он же — тот, кто представил себя на короткое время Богом, остановился на бегу. Сделал еще шаг, и третьим выстрелом Жора довершил дело.
Преследователь упал ничком, даже не ойкнув. Показалось — предсмертный крик просто застрял у него в горле.
— Будь тут! — крикнул Левченко через плечо Вовку.
Рана болела, но терпимо. Попасть в Теплого с такого расстояния он бы смог, если бы было лучше видно. Но из-за раны Андрею не удавалось держать правую руку ровно. Так что он переложил пистолет в левую, хотя владел ею не так уверенно. Ничего, при необходимости всегда есть шанс перехватить оружие двумя. Только бы Жора не успел убежать далеко. Отпускать его с миром Левченко не собирался.
Тело Нещерета попалось по дороге. Не обегал — перепрыгнул его, побежал на звук шагов, которые стремительно отдалялись.
Когда выскочил наружу, увидел: луна подыгрывает. Выйдя из-за туч, снова освещала территорию лагеря.
Застреленного Лобо точно посередине.
И Георгия Теплова, который, не оглядываясь, мчался к воротам, пересекая открытое место по прямой гигантскими прыжками.
Пробежав еще немного вперед, Левченко на краткий миг остановился, прикидывая, сможет ли отсюда достать беглеца пулей. Тут же понял: нет, с простреленным плечом даже с более близкого расстояния он вряд ли попадет в движущуюся мишень. Остановиться не требовал, не видел в этом никакого смысла. Жора останавливаться не собирается, не испугаешь его и другими угрозами.
Вместо крика Андрей злобно выругался ему вдогонку. Оставалось разве что продолжать преследовать, без особой надежды на успех погони. Наоборот, один на один силы были неравными. Мелькнуло: может, пусть бежит. Куда денется, все равно вряд ли убежит далеко, поймают.
Но именно эта мысль снова сорвала его с места, подтолкнула вперед. Потому что нельзя дать ему убежать. И не следует допускать, чтобы Теплого взяли живым. У него есть чем торговаться с органами. И тут украденные им папки с записями, в которых он точно никогда не разберется сам, играют второстепенную роль. Торгуясь, Жора сдаст с потрохами его, поставит под угрозу жизнь Игоря с Ларисой…
Бандит слишком много узнал за сегодняшний день, чтобы даже не попробовать его остановить.
Андрей поддал, на бегу выстрелив в воздух.
Оглянувшись, Теплый выстрелил в ответ. Не целясь, только показывая: готов огрызаться, лучше не подходить, оставить в покое.
Сцепив зубы, ни на что не надеясь, Левченко помчался за ним, решив действовать как на фронте — по обстоятельствам.
Они складывались не в его пользу. Жора стремительно вылетел за ворота, и когда сам Андрей поравнялся с ними и проскочил сквозь них, беглец уже достиг первых деревьев. Луна продолжала бесстрастно освещать погоню. Будто бы приняв сторону Левченко и подсказывая, куда бежит Теплый. И в то же время давая понять: она там, вверху, делает все, что в ее силах. Однако, стоит беглецу забежать за деревья, и разглядеть, и найти его будет непросто.
Левченко выстрелил снова.
Не добежав до лесной стены несколько метров, Жора остановился. Резко обернулся, поднял пистолет. Теперь луна неожиданно подыгрывала и ему. Так что Андрей дернулся в сторону, сбивая прицел — но пуля пролетела в опасной близости, сбив с головы фуражку.
Левченко снова выругался — больше ничего не оставалось.
Теплый, издеваясь, сделал ручкой. Обернулся, двинулся дальше. Снова бежал, но уже не так быстро, трусцой, понимая свое преимущество перед противником. Закусив губу, Левченко поднял и попробовал удерживать, как мог, ровно правую руку. Подложил под нее левую. Обе руки крепко сжали пистолет.
И все равно прицел сбивался.
Теплый сделал еще несколько шагов.
Палец Левченко плавно нажал спуск.
Рвануло.
Пистолетный выстрел не даст такого эффекта. Андрей от неожиданности даже повернул дуло на себя, чтобы убедиться — в руках у него ТТ и пистолет не превратился в этом странном месте в небольшую гаубицу.
На том месте, куда только что наступил ногой бандит Жора Теплый, в серебристом лунном свете опадала поднятая взрывом противопехотной мины земля.
5
— Ну?
Игорь стоял возле распахнутого сейфа, явно не зная, что делать дальше. Потому абсолютно бесцельно светил внутрь, разглядывая аккуратно сложенные картонные корешки папок. Приблизившись, Левченко только теперь спрятал пистолет в карман шинели, пощупал рану на плече, для чего-то поднес ближе к глазам испачканные кровью кончики пальцев. Он не спешил с ответом, и Вовк повторил, уже настойчивее:
— Ну?
— Что ну? — Андрей не сказал — выдохнул.
— Слышал — там рвануло.
— Жора. Кто-то мины ставит где попало. Кто-то ночью под ноги не смотрит.
— С концами?
— Ты бы как хотел? Между прочим, как наш товарищ Гот?
— Готов.
— Бог с ним. — Левченко улыбнулся: слишком забавно прозвучало, несмотря на ситуацию. — Мне во всем этом одна вещь осталась неясна…
— Только одна?
— Ага. Потому что во всем остальном я все равно сам не разберусь. Без поллитры.
— Мало.
— Если бы хоть это было. Не успел расспросить старика, как он, сучий сын, насобачился так аккуратно ставить мины. Да еще и научил свою маленькую стаю обходить заминированные места.
Вовк промолчал, потом осторожно откликнулся:
— Левченко, а Левченко?
— Чего тебе?
— Тебя правда сейчас больше всего волнует только это… саперное дело?
— Ну да. Остальное вроде в порядке.
— В каком порядке?
— В полном, Вовк. Ты разве еще не понял ничего? — Андрей снова шевельнул плечом, поморщился. — Зараза, перевязать нечем и несподручно. Одной левой не управлюсь. У тебя вон правая тоже. Хотя тебе на руку, — снова улыбнулся очередному внезапно рожденному каламбуру. — Алиби.
— Алиби?
— Так точно. Ты же сказался больным. Вот болезнь — упал пьяный, сломал руку.
— Почему пьяный?
— Поверят быстрее, Вовк. Меньше вопросов будет. Вот где у нас в Сатанове трезвый мужик мог так ухайдокать себе руку? Правда, лечить некому будет. Ничего, пришлют кого-то, пока Лариса может заняться.
— Опасно. Мы же вроде не знакомы…
— Познакомитесь. Сомова, вишь, нет. Виновных в его жестоком убийстве аж двое. Одного я выследил и героически застрелил. Другого будут собирать по кускам. Думаю, особо опасного преступника Георгия Теплова, которого разрешено убить на месте без суда при первом же случае, опознают. Никто по нему не заплачет. Вишь, за один день сколько преступлений раскрыто и преступников ликвидировано.
— Очень долгий день.
— О, мне тоже так показалось. Согласен, что у нас все складывается хорошо?
— Вроде, — Игорь пожал плечами, потом снова кивнул на сейф. — Остается понять, что делать с этим хозяйством.
— Я тебе и это объясню. — порывшись в карманах, Андрей нашел зажигалку. — Скажу тебе, Вовк, чего с этим хозяйством уже никто никогда не сделает. Ни советская власть, ни немцы. Новых людей по расписанным там схемам, инструкциям и подсказкам больше делать не будут. Никогда и нигде, хочется верить. Вываливай все сюда.
— Куда?
— А вот вали просто под ноги! Увидим, как оно горит.
Орудуя только левой, Вовк выгреб картонные папки и клетчатые тетради, опустошив все три полки сейфа. Замер, явно ожидая дальнейших указаний.
— Сходи глянь там, за периметром. Луна вроде полная. Даже если ошибаюсь, все равно хорошо видно. Найди, где там валяется Жора. У него при себе было несколько папок. Собери их. Или что осталось. Неси сюда. Тут ничего найти не должны.
— А если будут спрашивать, что было?
— Я откуда знаю? Теплый скрывался. Была у него какая-то там связь с Нещеретом Антоном Саввичем. Он же его застрелил, потому что встретились в условленном месте и чего-то не поделили. Моя версия, Вовк. Кому надо — пусть другую склепает. Я измучился сегодня. Ты прав, день слишком долгий. Шуруй.
Неловко развернувшись, Игорь пошел наружу.
Присев возле стопки сваленных в кучу бумаг, Левченко посмотрел на нее при тусклом свете фонарика, который до сих пор, на удивление, был жив. Потянулся рукой к верхней папке.
Взял.
Положил на колено. Потянул за тесемку, собираясь развязать.
Остановился.
Сплюнул.
Бросил назад, даже не разворачивая. Ничего не понимает, зачем голову морочить. Нужны ли ему такие знания, не решил еще. И не собирался думать об этом в будущем.
Экспериментов над людьми достаточно в этой стране и без «Полной луны».
Пусть будет так.
Щелкнула зажигалка. Огонек лизнул сухой картонный край, распробовал, быстро проглотил. Через несколько минут возле распахнутого сейфа чадило кострище, пожирая горячим огнем все гадкие тайны этого жуткого места. Которое так и не стало колыбелью новых людей.
Он сидел и молчал, когда вернулся Вовк, подбросил в огонь бумажные трофеи мертвого бандита Теплова.
Они какое-то время смотрели на огонь, стараясь не видеть что-то загадочное в сполохах, которые тенями отражались на облупленных, частично разрушенных стенах.
Дождавшись, пока все догорит, Андрей встал, разбросал сапогом пепел. Потоптался для верности на небольшой кучке. Легонько хлопнул Игоря по левому плечу.
— Айда. Нам тут делать больше нечего.
Территорию пересекли, не обменявшись больше ни одним словом. Уже когда добрались до места, откуда начиналась колея, Левченко спросил:
— Сам выйдешь из леса?
— Из тайги выходил. А что такое?
— Нас не должны видеть вместе. Насколько я себе представляю, вот эта колея выведет тебя через лес на ту сторону Сатанова, которая ближе к твоей хате. Мы же крюк сделали. Выберешься?
— Разберусь.
— Ларису я завтра найду. Сам понимаешь, услышанное сегодня должно в тебе умереть. Даже жене…
— Не маленький.
— Нещерет по возрасту был как мы оба, вместе взятые. А тоже язык чесался рассказать кому-то. Из-за этого прокололся. Потому для своего же спокойствия, Вовк, и для спокойствия жены с ребенком будь осторожен. Вообще, сейчас лучше затаиться. Кроме Сомова ты никому не нужен. Война, людей вокруг ищут. Целоваться не будем?
Игорь вдруг понял: впервые увидел Андрея только сегодня утром, однако знает, кажется, тысячу лет. Объятия вышли забавными и довольно неуклюжими — у обоих плохо действовали правые руки.
А потом Вовк исчез в темноте, растворился среди деревьев.
Поправив фуражку, крепче усадив ее на голове, Левченко и сам отправился в обратный путь.
Назад марш-бросок вышел на удивление скорым. Шел, не плутая, будто луна таки вела его сверху, указывая правильное направление. Выбрался туда, откуда они зашли, к остаткам старой стены, и только тогда взглянул на часы. Время будто бы двигалось стремительно и медленно одновременно: без четверти полночь.
Оседлал мотоцикл. Кое-как держа руль, запустил мотор.
Ехал не к себе в управу — к Стефановне. Что-то подсказывало: нужно именно туда, не ошибется.
Так и есть.
В окнах — свет. Возле калитки — «виллис», водитель за рулем, двое автоматчиков рядом. Увидев мотоцикл, все трое встрепенулись, солдаты схватили оружие наперевес. Левченко заглушил мотор, махнул левой рукой:
— Вольно, бойцы! Где тот, кого вы катаете, начальство?
Его провели внутрь. Сперва заметил бледное, озабоченное лицо Полины Стефановны. Только потом взглянул на гостя — невысокого, чем-то отдаленно похожего на хорька майора НКВД, который поднялся из-за стола ему навстречу.
И приготовился рассказывать ему свою, продуманную за время, пока шли по лесу, вполне правдивую версию событий.
Почему-то верил: пока его не выслушают, этот человек-хорек не даст команду карателям начинать то, за чем они приехали.
А луна за окном и дальше не пряталась за тучи. Светила, словно подбадривая.
И оставалась отныне и навсегда его, Андрея Левченко, главным и надежным сообщником.