27
Старший лейтенант Круглов
Лейтенант Фомичёв почти вбежал в кабинет полковника Ульяшова.
— Разрешите, товарищ полковник? Вызывали?
— Да-да, вызывал, проходите товарищ дирижёр. — В присутствии «посторонней» женщины, полковник демонстрировал молодым лейтенантам заботу, участие и уважительный тон. Лейтенанты переглянулись. Фомичёв с интересом, Круглов смущённо. Поздоровались глазами.
Лейтенант Фомичёв недавно в полку, но знает старшего лейтенанта Круглова. А Круглов, естественно много раз уже видел лейтенанта, чаще с оркестром. На разводах и вообще… на совещаниях, например. Больше визуально, но знакомы. Но вот так — впервые. Дирижёр уловил в кабинете некоторую напряжённость или неловкость, увидел смущённое лицо лейтенанта Круглова. А женщина наоборот, смотрела с гордостью или вызовом, дирижёр это не разобрал.
— Понимаете, товарищ дирижёр, — полковник переводил ласковый взгляд с одного офицера на другого. — Извините, оторвал вас от… репетиций, но… У меня приятный вопрос… эээ… дело… У лейтенанта Круглова большое желание петь, оказывается. Даже все офицерские жёны рекомендуют. Голос у него, оказывается прорезался — сейчас послушаешь — золотой даже… жена говорит… А Круглов, понимаешь, стесняется. Нормальное дело, обычное. И я бы с таким голосом, понимаешь, шёпотом говорил, ха-ха… Шутка! Послушаем?
— Конечно, товарищ полковник… Здесь или у нас?
Полковник нерешительно пожал плечами. Фомичёв это понял как согласие, спросил Круглова:
— А что поёте, товарищ старший лейтенант?
— Да всё! — быстро ответила женщина. Голос у женщины приятный, машинально отметил дирижёр, с мягкой тембральной окраской.
— Нет, конечно, — оспорил Круглов. Заметно было, что он стесняется. — Надя преувеличивает. — Сказал он. — Классику в основном, и народные.
— О! — не удержался от восклицания дирижёр. Такого он действительно не ожидал. Даже не угадывал в старшем лейтенанте интерес к классике. А тут, оказывается?! Поёт даже. Ну, под Киркорова бы, например, или под другого кого, это нормально, обычное дело. Все могут. А классику! Даже у них на курсе ни одного не было. Теноры в основном, и то «жидкие», под Баскова. — Это хорошо. — Воскликнул дирижёр и даже рукой энергично махнул. — Это здорово. Давайте классику. Это интересно.
Ульяшов поддержал дирижёра.
— И я ему так сказал… Классика нам интересней.
Жена Круглова бровями повела, пой, мол, Толя, разрешили, тебя просят.
Потоптавшись, старший лейтенант Круглов вновь встал в артистическую позу. Ульяшов — уже в курсе — руки на столе пошире расставил, опёрся на них, голову в плечи втянул. Дирижёр — не в «материале», — ну-ну, подался вперёд, поощрительно брови поднял. Жена Круглова умильно руки к своей груди прижала. Круглов набрал воздуха… Все приготовились слушать.
На земле-е-е весь р-род людской, чтит один кумир свяще-е-е-е-енный,
Он царит над всей вселе-е-енной, тот кумир — телец златой.
У дирижёра брови от удивления и восторга так на лбу и застыли, глаза, спина, руки… Он даже, кажется, не дышал…
В утомлении сердечном прославляя истукан, люди разных каст и стран,
Пляшут в круге бесконечном окружая пье-е-дестал.
Сатана там правит ба-а-ал, там пра-авит бал,
Сатана там правит ба-а-ал, там пра-авит бал,
Сатана там правит ба-а-ал, там пра-авит бал,
Там пра-авит бал…
Старший лейтенант пел в образе. Взмахивал руками, сжимал их в кулаки, лицо искривлялось усмешкой, когда мужественной яростью, когда и банальной злостью. Встряхивал головой, бодал лбом невидимые зрителям препятствия, язвительно куражился над человеческими порочными страстями. Круглов с чувством исполнил арию Мефистофеля. Всю. Без аккомпанемента. Чётко артикулируя и интонируя. Артист!
— Вот это…
Дирижёр почти онемел. Ульяшов, разевая рот, уши мизинцем массировал. Жена Круглова с гордостью смотрела то на мужа, то на полковника, вот, мол, я же говорила, а вы не верили. Поёт! Ещё как поёт. Золотой он у нас! Голос золотой! Да, товарищ дирижёр?
Придя наконец в себя, в звенящей тишине лейтенант Фомичёв подскочил, восторженно схватил руку старшего лейтенанта, принялся её трясти.
— Вот это да! Вот это голос, товарищ полковник! Вы слышали, слышали?! Ну, товаищ старший лейтенант, ну, молодец! Не ожидал!! Это же бас, товарищ полковник, настоящий бас! Шаляпинский. Поздравляю! У нас же теперь свой Шаляпин. Даже не Хворостовский, не Моторинский, товарищ полковник, а именно Шаляпинский бас. Только молодой бас, бодрый, не такой драматичный… бархатный… свежий, сильный! А обертоны, товарищ полковник! Слышали, какие у него обертоны, какая гамма, а? А слух! Абсолютное попадание. Абсолютное интонирование. Я слышу! Ну, здорово! Ну, приятно, товарищ старший лейтенант. И без фортепиано! Очень приятно! Поздравляю! Это невероятно! С таким голосом вы не только… мы не только… Вам в опере петь надо, товарищ старший лейтенант. Да-да, в опере, на сцене.
Именно-именно, говорило торжествующее лицо женщины. Она так и сказала.
— И я ему так всё время говорю! И денег больше бы домой приносил. А он — нет, стесняется.
Полковник Ульяшов привёл уже себя в порядок, услышал про деньги, с женщиной не согласился:
— Не факт что больше! Деньги для нас не главное… Но сильно! (с ударением на последней слог) Сильно, Круглов! А говорили — стесняется.
Неловко присаживаясь на тот же стул, старлей Круглов признался.
— Да, стесняюсь. Стесняюсь! Потому что не хочу… — это он уже говорил своей жене. Не говорил, выговаривал. И похоже не первый раз. У обоих лица были напряжены, горели разнополярными эмоциями. У него торжеством, у неё противлением. Гордым, но противным. — И никуда меня не заберут. — Рубил слова химик-дозимеирист. — Я не для того в офицерскую школу пошёл, я служить хочу! Ротой командовать, полком, а не песни петь.
Жена не стала на людях спорить, это позже, говорил её «нейтральный» взгляд, пока нервно мяла бока юбки, а полковник тепло похвалил:
— Молодец, старший лейтенант! Будешь! С таким-то голосом — обязательно будешь. И полком, и дивизией… И микрофона не надо. Молодец, Круглов! — И неожиданно продолжил в другом «разрезе». — Но и петь… иногда… нам — что поделаешь! — приходится, понимаешь. Надо, товарищ старший лейтенант! Как думаете, товарищ дирижёр, надо ему петь, нет?
— Ему — надо. Обязательно надо! — вновь воскликнул дирижёр. — Таких же голосов, товарищ полковник, уже нет. Настоящих, природных. Это же дефицит! Полное отсутствие низких голосов с глубокой баритональной окраской — это же трагедия для искусства, недостаток… Да! Представьте!
Полковник не лирик, конечно, как дирижёр, давно не молодой и не такой эмоциональный, но на трагедию в искусстве отреагировал правильно, не только представил, но и поддержал, потому что согласен с этим был.
— Ну да, одни эти, извините, мартовские кастрированные коты на эстраде.
— Ага! — не препарируя детали аккорда, слыша только положительную мелодику в голосе полковника, дирижёр продолжил развивать позитивную мысль. — А у нас, в полку, оказывается, свой бас есть. Мощный, глубокий… как из пожарного шланга. Это здорово. Просто здорово. А что вы ещё поёте?
И снова ответила женщина. Или так сильно стеснялся Круглов, или не успевал.
— Он многое может петь, — голосом с высокой степенью удовольствия, заметила молодая женщина.
— Например? — Тоже с высокой степенью по заинтересованности, спросил дирижёр.
— «Во кузнице», например, — пожал плечами старший лейтенант. — Русскую народную…
— Отл-лично! — Как ждал, воскликнул дирижёр. — Спойте, пожалуйста!
Но лейтенант Круглов не успел, полковник Ульяшов замахал руками. Шутливо, конечно, с извинительной улыбкой. Больше для женщины, наверное. А может и к искусству.
— Стоп-стоп! Одну минуту! Спасибо, товарищ дирижёр, товарищ старший лейтенант, не здесь. Я сейчас занят. У меня сейчас… эээ… мне позвонить сейчас должны… из… из… штаба дивизии… Вот! Так что, забирайте значит, Круглова, к себе, там с ним и… Спасибо, старший лейтенант! Поздравляю! Хорошее у вас желание служить Родине. Молодец! Похвально! Но и… петь иногда, сам понимаешь… если голос… Надо, значит, надо. Всё. Спасибо всем… И вам…эээ…
Молодая женщина подсказала.
— Надя.
— И вам, Надя, спасибо, — подхватил полковник Ульяшов, — что пришли. Вовремя. Приходите! Заходите! Все свободны.
Офицеры поднялись.
— Разрешите идти, товарищ полковник? — спросил дирижёр.
— Идите. — Махнул рукой полковник.
— Есть! — одновременно ответили офицеры и одновременно чётко развернулись… Полковник отметил завидную чёткость, мысленно похвалил. Молодые офицеры, пропустив впереди себя женщину, вышли.
Оглянувшись на закрытую дверь, полковник Ульяшов поднялся из-за стола, набрав полную грудь воздуха, попытался было пропеть пару тех строк, пусть и не басом, а какой уж есть: «На Земле-еее…», — дал «петуха», сконфузясь, закашлялся, умолк.
— Мда… Жаль! Не дано! Гха-гхымм… Надо потренироваться.
Не раздумывая, за вторым восклицательным знаком после цифры «17», полковник пририсовал ещё один жирный восклицательный. Это в честь старшего лейтенанта Круглова.
28
Эк, занесло…
Нырнув под запрещающий дорожный знак, машина, увеличив скорость понеслась по асфальтированной дороге. Такие дороги (чистенькие, аккуратненькие), они обычно в стороне от людских глаз, в отдалении, за городом, но они есть, все знают, ведут или к «закрытым» элитным городкам, либо к таким же «закрытым» спортивно-развлекательным базам, либо к воинским подразделениям. Государственная собственность или частная, либо военным принадлежит. Ни гулять, ни прогуливаться, ни ездить там нельзя. Даже пусть грибы (вёдрами), ягоды полно, белочки разные с ёжиками, рыбы в реке немеряно, не важно. Потому что «низ-зя!», закрытая территория.