— Здравствуйте, девушка, — голосом не Путина, Медведева, набрав номер, поздоровался Тимофеев. Музыканты, восхищённо вытянув лица и округлив глаза, переглянулись, ну даёт, мол, классно, не отличить, один в один. — Президент России вас беспокоит, Дмитрий Анатольевич Медведев. Могу я услышать заместителя главы управы Романенко Артура Алексеевича?.. Ага, вышел, говорите… Надолго?.. Нет-нет, искать не надо. Передайте, мы помним его знаменитый голос и удачные выступления. Выросли на его песнях. Да! Надеемся в ближайшее время вновь услышать. Пусть не манкирует. Жаль если он откажется. Очень бы хотелось, очень. Всё. Передайте. До свидания.
Когда он отключил телефон и победно взглянул на товарищей, Мнацакян обрёл дар речи, руки в стороны развёл.
— Вах, как красиво сказал, друг! Ещё раз таким голосом скажешь, я стоя тебя всегда слушать буду! Трубу твою носить буду! Сам чистить буду, никому не доверю! Здорово! Настоящий артист. Не лабух, как… как некоторые…
Ну… Вновь возникшую словесную, дружескую перепалку между теми же личностями: «какие такие некоторые, и с кого нужно брать пример», можно опустить. В принципе, дело сделано, можно и уходить, но в дверях управы неожиданно возникла та самая секретарша чиновника, Татьяна. Первым её заметил Женька Тимофеев.
— О, глядите, секретарша выскочила. Нас, кажется, ищет. Девушка, вы что-то потеряли? — кричит ей. — Свою машину ищете? Угнали?
Девушка увидела их, бросилась к ним.
— Нет-нет, я недавно здесь работаю, ещё не заработала, я на маршрутке езжу! Уфф… — Подбежала к ним, выдохнула. На солнечный просвет фигура чётко смотрелась. Удачно её солнце высветило. Вполне эротически. — Как хорошо, товарищи, что вы ещё здесь! Я за вами. Артур Алексеевич просит вас срочно вернуться, он изменил своё решение. Прошу, товарищи. Извините. Прошу.
Кобзев рассматривал девушку снизу вверх, тянул время, кривился…
— Да у нас времени уже нет, девушка, нам идти надо.
Секретарша умаляющее руки к груди прижала. Музыканты и это рассмотрели. Самое то, груди, третий размер.
— Что вы, нельзя. Он приказал без вас не возвращаться. Он ждёт вас.
Мнацакян наслаждался достигнутым положением, как пряник ломался.
— А что такое? Мы что-то забыли, девушка?
— Пойдёмте, я прошу вас. Если вы не пойдёте, он меня уволит, а у меня ребёнок на руках, и пенсионерка мама.
Мнацакян дальше терпеть такое не мог, он не босяк, он мужчина, горец. Первым и поднялся.
— Ну если женщина просит, и мама с ребёнком на руках, я согласен.
От фигуры на солнечный просвет пришлось взгляд оторвать… к сожалению.
Кобзев вздохнул:
— Ладно, куда деваться, если просит, пошли.
— Пошли, — согласился и Тимофеев.
Поднялись и Трушкин с Мальцевым.
49
Признание «Михаила»
Услышав над лесом звук двигателя вертолёта, Анна не удивилась, брат, наверное, летит, поняла она. Удивилась другому, почему не предупредил о прилёте. Обычно он звонил. Даже если без гостя летел. Спрашивал, что на ужин приготовлено, либо на обед, заказывал порой. Минут за тридцать обычно до прилёта. А сейчас… Как-то необычно, непонятно. Анна заторопилась, склонила голову над цветком, нежно погладила его тоненький стебель и едва заметные листочки, она находилась в закрытой оранжерее. Цветок ещё болел. Редкий в этих краях, маленький. Ещё не прижился. Плохо ему ещё здесь. Недавно привезли. Но ничего, ничего, переболеет. Нужно переболеть, акклиматизироваться. Анна несколько раз в день заходила посмотреть на него, как он?! Присаживалась возле, разговаривала с ним, жалела, он похоже слушал, листочки порой трепетали, как она видела или ей так казалось… Ему нужно время, знала, ещё немного — бедненький! — неделю, две… Сейчас заспешила на выход.
Брат подъехал на электромобильчике. Пара таких гольфкаров всегда стояла на вертолётной площадке, под навесом. Другие обычно на гольф-поле. Едва соскочив с сиденья, ВВ, чем-то возбуждённый, взъерошенный, спросил:
— Анюта, он здесь? Где он? — не понимая, она вскинула брови, он нетерпеливо пояснил. — Ну, Миша, Миша, наш Михаил.
Анна удивилась, но спрашивать не стала, пожала плечами.
— Миша? Он на общем манеже. Брокера прогуливает. Я доверила. А что, что-то случилось?
Валерий Владимирович её уже не слушал, запрыгнул в автомобиль, бросил на ходу:
— Не беспокойся, родная, всё хорошо. Поговорить надо.
Заику он увидел на манеже. Наблюдая, остановился. Похож. Сильно похож, отметил он, просто одно лицо. Такого быть не может, не может быть и всё. Не мо… К тому же и ростом, пожалуй, чуть пониже, и лицом попроще, но… Поразительно! Виктор Владимирович несколько минут постоял в стороне, растерянно и с любопытством не столько наблюдая, сколько изучая конюха, наблюдал за его спокойными действиями. Тот, увлечённый работой, не видел грозного Змея-Горыныча, стоя в центре условного круга на длинном поводе лёгкой рысцой разминал рысака. Конь, раздувая ноздри, храпел, доволен был, вроде улыбался, ровно и красиво вскидывал ноги, раз за разом пробегал круг. Шерсть его лоснилась от пота… Разогрелся! Красавец! Наконец Михаил закончил разминку, сбавил бег рысака.
Виктор Владимирович быстро подошёл.
— Миша, можно тебя? Разговор есть.
Заика улыбался, остановив коня, похлопывал его по длинной шее, оглянулся на голос.
— Ааа, п-привет, Витя, я с…сейчас…
Виктор Владимирович не мог ждать, сдерживая напор и нетерпение в голосе, спросил.
— Скажи, земляк, ты не слыхал, у вас на заставе ещё один Конев, говорят, был. Капитан или майор… Твой однофамилец, получается… Был, нет, не помнишь, нет?
Заика заметно удивился, и рысак вроде тоже, косил на ВВ фиолетовым с глубокой чернотой взглядом.
— То-оже Ко-онев? — заинтересованно переспросил Михаил, потом почти уверенно произнёс. — Н-нет… М-может в округе где, я н-не помню… — И рысак, словно подтверждая, уверенно помотал головой. — Тпру, Брокер, не балуй, — одёрнул рысака Михаил, и пожал плечами. — Но н-на заставе то-точно н-нет. При м-мне нет… М-мо-ожет позже… А что?
Виктор Владимирович заметно нервничал, не отставал.
— Может быть брат у тебя есть, близнец или похожий?
— Н-нет, я бы знал. Я у матери о-один был. Т-точно, — уверенно заявил Михаил. — Да ты го-овори всё ка-ак есть, не те-емни.
Виктор Владимирович с облегчением выдохнул.
— Извини, брат, я думал это ты темнишь. Понимаешь, я сегодня человека встретил, как две капли — ты. Вылитый. Может чуть постарше, и он… генерал.
Заика восхищённо вскинул голову.
— Ух ты. Я с-слышал, что-то про дв-во-ойников. Есть, го-оворят на свете. Случаются. Но чтобы с-сразу ге… ге-енералы… И что?
Виктор Владимирович уже успокоился, говорил легко и без напряжения, поверил. Вернее, убедился. Михаил развеял его сомнения. И действительно, генерал был вроде выше, пусть и на пару-тройку сантиметров, но выше и лицом жёстче, начальственней.
— Да нет, ничего. Я просто подумал… — Ещё раз мысленно совместил в памяти два этих образа, улыбнулся. — Нет, ничего я не подумал. Всё нормально, земляк. — Виктор Владимирович обнял заику за плечи, дружески хлопнул по плечу. — Наваждение, брат. Не бери в голову. А ты значит к зубному ходил, и «Брокера» размял. Растёшь! Молодец. Доверяют! Хороший конь. Нравится?
Михаил полностью с этим согласен был, как и со сменой темы разговора.
— К…краса-авец. Мо-олодой ещё то-олько.
И оба они посмотрели на рысака. Рысак, жуя губами, головой обоим кивал, бил копытом.
— Гляди, понимает, что о нём говорят!
— Д-да, у-умница!
— Чистокровный Гольштинец. Анюткин любимец. Прямо из Германии его мать и привезли. У нас он здесь и родился. Красавец.
Заика неожиданно вдруг напрягся, перестал улыбаться, заглядывая ВВ в лицо, серьёзно сказал.
— Витя, из-звини, к-кстати, об А-анютке. Я у те-ебя, руки тво-оей се-естры хочу про-осить. Влю-юбился, сразу и-ии… о-око-оо…
Виктор Владимирович на секунду растерялся, лицо его потемнело, он усмехнулся и сдерживая злость, передразнил.
— Ага, окончательно… Я понимаю. Да ты что, Михаил? Извини, конечно, ты мой брат и всё такое, фронтовик, к тому же, но… На это я согласие не дам. Категорически. Не дам!
— По-очему? Потому что за-а… за-аика я? — спросил Михаил, стараясь уловить взгляд собеседника.
Виктор Владимирович, отводя взгляд, скривился.
— Нет, конечно. Просто я слово матери дал оберегать её от ошибки, от разных… эээ… необдуманного шага… Спасибо, раз уже прокололся.
— Я всё обдумал, — взволнованно заверил Михаил. Даже заикание его исчезло. На что ВВ внимания не обратил, потому что тоже нервничал. Почти рычал.
— Ты слышал, нет, я сказал! Нет! Это не возможно. Нет, нет и нет! Этого не будет никогда. Всё! Я слово дал.
— Я сде-елаю её счастливой. Слово офицера.
ВВ как споткнулся, в упор глядя в глаза заики, с усмешкой зло произнёс.
— Ты с ума сошёл? Миш ка, ты посмотри на себя! Посмотри! Какой ты офицер? Ты отставник, извини. Ты инвалид. Ты себя прокормить не можешь, а она…
— Что она? — Михаил смотрел уже не мигая, лицо его закаменело.
ВВ не выдержал взгляда, спрятал злость за улыбкой. Улыбки не получилось.
— А может ты на приданое её, земляк, позарился, а? На богатство её потянуло?
Михаил сжал кулаки.
— За-аткнись, дурак. Ещё о-одно такое слово, по мо…мо-орде получишь!
ВВ восхитился.
— Ух, ты… по морде?! Вот ты как заговорил. Понимаю. По-мужски! А если у тебя не получится… по морде мне надавать?
— По-олучится, — заверил заика.
— А ну, давай, ударь меня.
— А за генерала бы отдал? — неожиданно спросил Михаил.
— За генерала? Отдал бы! — Без раздумья ответил Виктор Владимирович.
— На, получай! — в отчаянии крикнул Михаил, влепляя «обидчику» крепкую оплеуху.
ВВ устоял, но ответно схватил Михаида за грудки, сделал подсечку, и они оба покатились по земле. То один сверху, то другой… Невинный в начале разговор перерос в некрасивую потасовку.