Это то, что накоротке успел рассмотреть дежурный наряд. Прервал немую сцену тот же возница.
— Отвор-ряй ворота, служивые. Неч-ча пялиться. Вылупили зенки!
Голос послышался нереальный, скорее трубный, не земной. Как с неба! Дежурный офицер, с погонами и звёздочками капитана российской армии, гвардейским значком, эмблемой и шевроном артиллерии, лет тридцати от роду, раскрыв рот, как и весь дежурный наряд, растерянно уточнил:
— А вы откуда, дяденька? Вы не перепутали? Вам куда? Здесь воинская часть.
Возница нетерпеливо, пожалуй гневно, взмахнул кнутом. Он стоял сзади, на облучке кареты, и кнут имел довольно длинный.
— Потому и пр-риехали, что его Высочество фельдмаршал приказали, — нажимая на «р», раскатисто потребовал тот. — Отвор-ряй, тебе сказали, ну!
Лошади переступали ногами, по асфальту звонко цокали подковами.
Двадцать первый век! Дежурный офицер ушам своим не верил.
— Кто приказали? — растерянно переспросил он.
Такого возница похоже не ожидал, он взъярился.
— Как стегану сейчас кнутом, узнаешь кто. Граф Александр Васильевич Суворов приказали. Фельдмаршал. Ну! Ослеп?
Капитан попытался сохранить лицо, хотя категорически ничего не понимал, такого ни в одной инструкции не прописано.
— А! Александр Васильевич… Отворяй! — Машинально повторяя интонации возницы, приказал дежурному солдату.
Ворота расступились, как и дежурный наряд. Карета въехала на территорию воинской части.
И это не шутка, извините, как потом пересказывали солдаты. А быль. Причём реальная. В письмах домой об этом писали, да! И офицеры это подтверждают.
В кабинете командира полка полковник Ульяшов и начфин полка полковник Старыгин со своими платежами и отчётами, тоже удивились. Даже встревожились.
Отодвинув бумаги, Ульяшов естественно уточнил у капитана, когда тот по селектору доложил о странном прибытии.
— Капитан, ты что сейчас сказал, ты в своём уме? Не понял, повтори. — Удерживая пальцем кнопку селекторной связи, Ульяшов склонил ухо к селектору, наклонил голову и начфин полковник Старыгин. Он с документами на подпись у исполняющего обязанности командира находился.
Голос из динамика почти чётко произнёс.
— К вам это, фельдмаршал, как я понял, Суворов приехали, товарищ полковник, граф, в карете.
Полковники понятным образом округлили глаза, переглянулись. Начфин осторожно «перевёл» услышанное.
— Наверное надо понимать Верховный к нам приехал… зачем-то! — На всякий случай приподнимаясь со стула, произнёс он. — Но почему в карете, и без звонка, он же обычно, я видел, на мерсед…
Ульяшов, с нервным смешком, уточнил через селектор у дежурного, как у шутника:
— А карета, говоришь, это «мерседес», наверное, да?
— Никак нет, товарищ полковник, белая, с лошадьми, — с заиканием, отреагировал голос капитана. — Четверо… Лошадей, в смысле.
Старшие офицеры бросились к окнам.
И правда. Внизу стояла настоящая карета, не «Мерседес». Её крыша и спины лошадей. Возница, большой и широкий, сняв странную шляпу, открыв дверь кареты, склонился в поклоне. Из неё быстро вышел человек в белых перчатках, в такой же треугольной шляпе, в расшитом камзоле. Придерживая шпагу, не оглядываясь по сторонам, быстро двинулся к подъезду. За ним, так же быстро шагая, направился ещё один, тоже диковинно одет, тоже со шпагой, тоже в белых перчатках, он вторым выскочил из сал… из кареты, за ними и возница засеменил сзади, прихватив что-то похожее на подушку…
Ульяшов и начфин отскочили от окна, немо уставились на дверь кабинета. Не веря глазам своим, вслушивались. Вскоре послышались громкие шаги, дверь кабинета командира гвардейского артиллерийского полка дивизии особого назначения резко распахнулась… Придерживая рукой шпагу, в комнату быстро вошёл невысокий, худой человек, в высоких блестящих лаком чёрных сапогах, с атласной лентой через плечо, с золотоконечной звездой, усыпанной драгоценными камнями под подбородком. Сняв шляпу, вошедший небрежно бросил её на стол, возница придвинул стул. Гость не глядя сел, поправил шпагу в ножнах, откинул полы камзола, закинул ногу на ногу, сложил руки в белых перчатках на колене. Вскинул подбородок и взгляд на полковника Ульяшова… Редкие, седые волосы вздрогнули, голубые глаза на худом остроносом лице смотрели весело и с любопытством. Его спутники застыли рядом.
Оба полковника немо переводили взгляд с гостя на портрет, висевший в галерее военачальников на одной из стен кабинета. Оно… То есть он! Одно лицо. Одно! Даже Кутузов — на портрете — с этим был согласен, подмигнул Ульяшову здоровым глазом… кажется! И маршал Жуков смотрел, и…
Наконец, с короткой усмешкой Суворов строго спросил полковника Ульяшова:
— Что же вы, батеньки, армию, говорят, позорите, войска наши русские, а? Мне докладывают.
Полковник Ульяшов — он с начфином по стойке «смирно» уже стоял, машинально, в смысле автоматически-механически, с трудом проглотил ком в горле, просипел.
— Мы? Когда?
Суворов нервно прихлопнул рукой в перчатке по столу.
— Да-с! Афронт, мон шер! Если не врут. Не понимаю!
Возница неожиданно втиснулся в разговор, перебил ответ вконец растерявшегося Уляшова.
— Батенька, граф, помилуйте! Сядьте на подушку, простудитесь. Матушка меня убьёт. Здесь сквозняк.
И второй спутник фельдмаршала озаботился тем же.
— Уж, пожалуйста, Александр Васильевич, это непременно. Вам ещё турков бить.
Граф Суворов нахмурился, опустил голову.
— С Измаилом успеется! — Промолвил он. — Я слышу другое. Вы, граф, хотите сказать, что я нездоров? Вы меня оскорбляете, мон шер. Я здоров!
Второй спутник искренне изумился.
— Вас, Александр Васильевич, да упаси Господь!
Граф Суворов стоял на своём.
— Нет, вы оскорбляете, граф. Я слышу. Вы, граф, хотите убедиться? Убедиться, да? Пожалуйста.
Вскакивает со стула, выхватывает шпагу, резко рубанув ею воздух, ножны отбрасывает в сторону, принимает фехтовальную стойку. Чуть с заминкой, то же самое делает его спутник. Полковники в испуге и полном недоумении наблюдают назревающую дуэль. Возница быстро убирает с дороги стул, прикрывается той самой подушкой. Поединок начинается. Яростный и настоящий.
Опережая дуэлянтов, угадывая, полковники Ульяшов и начфин, шоркая спинами по стенам, опасливо туда-сюда перемещаются по кабинету. Металлом звенят шпаги, взлетают фалды камзолов, азартно вскрикивают дуэлянты, кружатся в поединке. Дуэлянты несколько раз выскочили в коридор, к полному изумлению толпившихся там военнослужащих — прослышали! — вернулись обратно, едва шпагами не снесли люстру, вскочив ногами на стол для совещаний…
— Всё-всё, Александр Васильевич, граф, вы победили, я устал, — отбиваясь шпагой, тяжело дыша, вскричал «обидчик» графа Суворова. — Сдаюсь, граф! Туше! Туше! Сдаюсь, сдаюсь! Вы здоровы! Ну здоровы, я говорю, здоровы!
Фельдмаршал делает несколько резких выпадов.
— Вот так! Вот так… Русские не сдаются. Русские побеждают. — Останавливается, закинув левую руку за спину, выпрямив спину, салютует противнику шпагой.
Возница быстро подаёт фельдмаршалу ножны, услужливо придвигает стул, кладёт на него — ту самую — подушку.
Александр Васильевич, невысокий, худой, запыхавшийся, гордо вскидывает голову, поворачивается к хозяевам кабинета.
— А теперь, покажите-ка мне своих солдат, господа, — приказывает он. — Объявите общий сбор. Как одеты, сыты ли, как снаряжены. Посмотрим.
Ульяшов ни секунды уже не сомневаясь кто перед ним, рапортует:
— Всенепременно! — И кричит, через закрытую дверь кабинета. — По-олк, тревога! Построение на плацу! В полной боевой… С оркестром.
Суворов слегка морщится.
— С оркестром не надо. С барабанами, с флейтами. Так лучше. Привычнее. Давайте.
— Есть, тов… эээ… господин фельдмаршал, граф, — теряясь, заикается Ульяшов. — Прошу вас…
54
Поднятие духа
Полк немедленно был выстроен на плацу. С этим проблем не было. В полном боевом. В несколько минут. Со знаменем. Под барабаны и флейты. С прохождением… С песней «Солдатушки, бравы ребятушки» — запевал, конечно же, лейтенант Круглов. Странным было другое. Видеть современный боевой полк, который обходил сам фельдмаршал Суворов. Сам! Фельдмаршал! Граф! Тот ещё… потом генералиссимус который, многие помнили школьную программу по истории, читали. Но это был он. Точно он. Вживую!! Здесь и сейчас. Все уже знали и признали. Видели и не сомневались.
Обойдя строй, и заглянув в лица солдат и офицеров, включая и младший командирский состав, граф поднялся на трибуну. Минуя включенные микрофоны, сняв шляпу и потрясая рукой в белой перчатке, граф громко вскричал:
— Молодцы, братушки! Орлы! С такими солдатами не только шведов, а и… — граф неожиданно обернулся к полковнику Ульяшову. — Кого вы там, говорите, испугались?
Ульяшов крутит над головой пальцем в воздухе, переводит жест.
— Вертолётчиков.
— Ага! — говорит Суворов.
Голос у графа не громкий, но чёткий, его без микрофона слышно в любом месте строя. Лица солдат раскраснелись, глаза горят гордостью и…
И Ульяшов что-то патриотическое в себе чувствует. Словно его с ног до головы прочистили, просветили.
— Да ни в жисть, господин… эээ… товарищ фельдмаршал, — рапортует он. — Мы их… раскатаем… как вы шведов под Полтавой. Я слово офицера дал. Да! И не отказываюсь.
Фельдмаршал кивает головой.
— Именно так, мой друг, именно так! А я приеду посмотрю. Награжу «Анной».
Ульяшов удивлённо вытягивает шею.
— Какой Анной?
Второй спутник графа Суворова, он здесь же стоит, рядом, видимо заместитель фельдмаршала, одними губами замечает Ульяшову.
— А не победите, прикажет выпороть, и выпорет… розгами перед строем.
Ульяшов, не понимая, понимающе округляет глаза.
И вновь тот «дядька», с подушкой который, выручает Ульяшова.
— Батенька, — говорит он просительно Суворову. — Не обещайте, мы не успеем, нас ещё французы ждут.