В дверях они шутливо уступили друг другу дорогу: «Только после вас!» «Нет, извините, после вас. Вы гость». Прошли не к машине генерала, а к подъехавшему армейскому уазику. За рулём солдат в форме десантника и берете.
Двинулись не к воротам, а на лётное поле. Генерал спокойно смотрел по сторонам, вопросы не задавал. Понимал, Богданов решил продемонстрировать своё хозяйство. Технику. Вертолёты. Топливозаправщики. Красивое хозяйство, видел, и слева, и справа. Мощное, внушительное! Таким управлять одно удовольствие, наверное. Техника! Электроника! Лётчики. Бензин-керосин, вооружение-боезапас, технари-охрана…
Уазик остановился возле маленького, почти карманного, по сравнении с боевыми монстрами, вертолётиком. Почти копией головы стрекозы, если в увеличительное стекло на неё смотреть и условно. Вместо хвоста тонкая труба, на конце винт, и над стеклянной кабиной труба редуктора, скрытая кожухом, а над ней лопасти. Маленькое всё, не серьёзное. К тому же, стеклянная кабина — объёмной полусферой — хрупкая на вид, сквозь которую просматривались два сиденья с подголовниками, ручка управления и маленькая аккуратная приборная доска…
— Красавица, да?! — как коня, восхищённо по стеклянной кабине похлопав, заметил Богданов.
— Угу, — угукнул генерал Золотарёв, с опаской косясь на хрупкое создание.
— «Робинсон». R-22. Двухместный. Моя игрушка. На нём и полетим. Не боитесь? — с прищуром заглядывая в глаза, поинтересовался Богданов, открывая дверь, такую же большую и стеклянную.
— Чего?
— Высоты.
— А, нет.
— Тогда, прошу, Юрий Михайлович.
Прошли, влезли, разместились, пристегнулись. Удобно. Вокруг всё видно, словно на табуретке сидишь, под ногами узенькая дюралька, и стеклянная яйцеобразная полусфера от ног вперёд и за спину… Словно и нет её вовсе, оболочки. Золотарёв, пряча страх, с любопытством на лице оглядывал салон. Богданов с кем-то коротко переговорил… Похоже с диспетчером, перещёлкнул несколькими тумблерами. Над головой и за спиной генерала загудело, заурчало… засвистели, замелькали лопасти. «Поехали!», по-гагарински, с улыбкой произнёс Богданов, потянув ручку на себя. Вертолёт легко приподнялся над площадкой, чуть завис и… Генерал, пристёгнутый ремнями, покрепче за них уцепился, упёрся ногами.
Полетели.
Мдаа… На таких маленьких вертолётах генерал ещё не летал. Видел их в небе, но на таком — не доводилось. Да и Виктор Владимирович, они оба сейчас в шлемах, больших, с переговорными устройствами, с такими же солнцезащитными, как у космонавтов, забралами, демонстрировал пассажиру полётные качества вертолёта. То низко над землёй летел, задрав хвост, то, перейдя на ровный, горизонтальный полёт, пилот принимался рассказывать о красотах простирающегося внизу ландшафта. То на левый борт вертолёт заваливался, то на правый, указывал ВВ рукой то на машины, то на лесные массивы, густо усеянные коттеджами внизу. Генерал всё это и сам видел. Сам бы восхищался, если бы не ужасающе тревожное беспокойство, которое «клещами» схватило генерала за горло и не отпускало.
Кабину полностью заливало солнце. Если бы не солнцезащитные стёкла в шлеме, непонятно было бы, куда вертолёт и летит. Страшно до жути! Наоборот, жутко страшно! На какое-то время генерал вообще в железную сидящую статую превратился, пока чуть не привык, и не поверил — а это очень трудно, почти нереально с непривычки — поверить в надёжность такой машины. Это как из привычного танка пересесть на кроссовый мощный мотоцикл, и рвануть по пересечённой местности в качестве пассажира. У-улёт! Лучше бы по дороге поехали, на «волге», оцепенев, думал Золотарёв, было бы надёжней и привычнее. Но, летели. Непривычно трясло. Немного правда, слегка. Богданов, понимая или видя состояние пассажира, отвлекал разговорами, в основном длинными восторженными монологами по поводу технических характеристик «Робинсона» и чудесных красот ландшафта.
Прилетели также неожиданно.
Богданов указывал генералу рукой на свои часы и на штатные, на панели приборов.
— Сорок одна минута двадцать четыре секунды. — Со значением заметил он и пояснил. — Ветер попутный.
Золотарёву это было без разницы. Он другому радовался, они прилетели, они приземляются. Вертолёт мягко приземлился. Земля. Твёрдая, родная и привычная. Над головой перестало свистеть и тарахтеть. Отстегнулись, сняли шлемы. Богданов улыбался. Золотарёв был потным и чуть бледным. Свежий, ласковый ветерок влетев в раскрытые двери кабины, освежил. Золотарёв выбрался. И только тогда, когда ступил на твёрдую землю, почувствовал себя спокойно, человеком, даже выдохнул для того. Вновь стал тем самым генералом, который садился около часа назад в этот самый «Робинсон».
Охранник, парень в «пятне», в ботинках и берете, с переносным переговорным устройством в руке, с десантным «калашом» стволом вниз, подбежал, козырнув гостю, коротко что-то доложил Богданову, тот кивнул головой: «Добро!»
Генерал оглядывался. Вокруг пятачка для посадки вертолёта, возвышались огромные сосны. Неширокая дорожка, выложенная фигурными плитками вела в лес. Богданов и Золотарёв сели в гольфкар, Богданов за рулём, поехали. Оглядываясь по сторонам, генерал намеренно преувеличенно дышал, демонстрируя восхищение целебным лесным воздухом, на самом деле приводил нервы в порядок, догадывался, куда попал.
— Красота! Прелесть просто! — поддакивал Богданов.
— Да, хорошо тут у вас. — Соглашался генерал.
Он уже понял, куда его привёз Богданов. Ему мгновенно стало хуже, чем тогда, там, в вертолёте. Сердце учащённо забилось, тревога и желание увидеть Аннушку, Анечку, бились, как две волны, одна с холодной водой, другая с горячей… Аня, Анечка, сейчас он её увидит. Её, свою любовь. Как она к нему отнесётся, узнает, поверит, простит? Аня… и Дениска…
Возле охотничьего гостевого домика их действительно ждала она, Аня. Встречала. В широкой, длинной молочного цвета юбке. В узеньких туфельках на низком каблуке. С коротким рукавом кофточке, в талию, с волосом собранным на затылке в плотный узел, руки сложены под грудью, плечи чуть вперёд, глаза напряжённо вглядывались в лицо и фигуру гостя. Милая, родная.
— Вот, Анечка, познакомься, это и есть Юрий Михайлович Золотарёв, генерал. Мой друг и товарищ. Я тебе говорил. — Чмокнув её в щёку, представил Богданов. Сегодня он тоже был в армейской форме, в кителе, со звездой Героя на левой стороне кителя. Они и сами по себе красиво смотрелись, а теперь, вдвоём, тем более.
Аня смотрела на гостя широко распахнутыми, удивлёнными глазами, вглядывалась.
Золотарёв, сняв фуражку, чуть поклонился, делая вид, что не знаком с молодой женщиной, галантно протянул свою руку, поднял её руку, склонился и поцеловал.
— Юрий Михайлович, — представился он. — Очень приятно. — Надел генеральскую фуражку и спрятал глаза под околышем.
Анна не ответила, всё так же с тревогой, не понимая, вглядывалась в лицо генерала, ища ответа на какой-то свой вопрос, не получив или наоборот, чуть качнула головой, зябко ёжась, вымученно улыбнулась, уступила дорогу.
— Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. — Незнакомым Золотарёву голосом произнесла она, и первой направилась к дому.
Гостя принимали в зале, за солидно накрытым столом, но без вина. Обедали втроём: Аня, Золотарёв и Богданов.
Всё было чудесно, кроме заметной напряжённости. У всех троих.
В какой-то момент обеда, Валерий Владимирович неожиданно произнёс:
— Знаете, чего бы я больше всего в жизни сейчас хотел, чтобы мы всегда были вместе!
Анна Владимировна лицом вспыхнула, опустила глаза, а Золотарёв поперхнулся, закашлялся.
— Простите?! — вопросом воскликнул он.
Богданов участливо постучал гостя по спине, пояснил.
— Я говорю, хотел бы, чтобы мы всегда вместе были. Вы очень красивая пара. Очень!
Золотарёв не знал что сказать, Аня, застыв, молчала.
— Понимаете, Юрий Михайлович, я человек прямой. Скажу, у меня служба такая, — пояснил Богданов, — мало ли что в воздухе случиться может… Нет-нет, я в своих машинах уверен, даже больше того, но, как говорится, все под Богом ходим. И я не хочу сестру с племянником одну здесь оставить. У них должен быть полный порядок. Должен быть! Я имею ввиду… Короче, Юрий Михайлович, скажу прямо…
Из Аниных рук громко звякнул выпавший нож… Как выстрел.
— Я бы хотел, чтобы вы поухаживали за моей сестрой, — покосившись на звук, через паузу продолжил Богданов.
Аня вскочила, двинула стул.
— А что я такого сказал, что? — Богданов вскинул на сестру удивлённый взгляд.
Золотарёв, оцепенев, слушал.
— Я не игрушка, Витя, прости, меня продавать не надо, — сдерживая себя, ледяным тоном ответила Анна. — За мной есть кому ухаживать.
— Вот как! И кто это, простите? — с дурашливым лицом, вскинулся Богданов.
— Михаил! — твёрдо произнесла Анна. — Да-да, тот самый, кого ты приказал выкинуть за ворота.
Золотарёв невольно расплылся в улыбке, но тут же постарался спрятать её, не выдать себя.
На него и не смотрели.
— Ах, всё-таки он, Михаил! — Протянул Богданов. — Анюточка, сестрёнка, ты не поняла, этому не бывать никогда. Ник-ког-да!
— Поздно!
— То есть…
— Я люблю его!
— Аня! Сестрёнка! Что ты говоришь, что? — Богданов вскочил, заметался по комнате. — Кого ты любишь, кого? Я же запретил, за-пре-тил. Я всю охрану разгоню, уволю их к…
— Поздно!
— Как поздно?! — Богданов в испуге упал на стул. Повернулся к гостю. — Юрий Михайлович, вы не слушайте её, этого не может быть, я звонил, я… — Виктор Владимирович вдруг опомнился, поняв, что они ведут разговор на повышенных тонах, при госте. Это не хорошо, это неприлично… — Вы извините нас, но…
Прерывая, с шумом отворилась дверь, в гостиную вбежал Дениска, в пижаме, босиком, со сна раскрасневшийся, волосы на голове потные, взъерошенные. В возникшей тишине, увидев родного дядю, в улыбке навстречу раскинув руки, громко шлёпая босыми ногами, бросился к нему, но разглядев гостя, неожиданно изменил направление, под удивлённые взгляды матери и дяди, громко и счастливо взвизгнув, бросился к Золотарёву. Анна руки в испуге к ребёнку вскинула, а дядя только смотрел… С умильным, счастливым лицом Дениска вскочил сначала на колени гостя, обхватил Золотарёва за шею, прижался, принялся громко целовать его, приговаривая: «Ты пришёл, пришёл! А я знал, знал! А где ты был? — На секунду отстранился, нос к носу, разглядывая лицо, потом мгновенно нахмурил брови, серьёзно произнёс. — А ты знаешь, что у нас Артес заболел, знаешь?»