Прошлый раз и единственный, на памяти Мадлен, совсем недавно, в прошлом году, Гейл прилетала послушать военные оркестры русских на правах сотрудницы оргкомитета Международного конкурса. Удачным получился приезд. Её «выбор» и открытие русского музыканта прогремели на весь Мир, и Гейл с ними. Мировой фурор! И телевидение, и мировая пресса, и журналы об этом писали ярко, красочно, и взахлёб. В этом журналистам не откажешь, но, главное, приезд Гейл расстроил её помолвку со Стивом, наследником банкиров Гладстонов. По её, Гейл, личным мотивам. Что, на взгляд Мадлен, со стороны Гейл было предельно неразумным. Будь она на месте Гейл, Мадлен бы так не поступила. И вот, новый её приезд. Наверняка связан с сердечными проблемами… Какими? Мад не ошиблась.
Правда уже через сутки Мад и Гейл вновь были в аэропорту. Гейл улетала. Расстроенная, но старающаяся выглядеть лучше.
— Гейл, девочка моя, ну что там случилось, что? Так нельзя. Ты мне ничего не сказала. Тебе это лицо не идёт. Улыбнись. На нас смотрят. — Участливо говорила Мадлен, косясь на глазевших на них пассажиров VIP-зала аэропорта. — Я не знаю, что там случилось, но всё это пройдёт, это случается. Поверь мне! У тебя есть Стив. Он тебя любит, он ждёт. Он простит. Я это знаю. Я чувствую. Ну, улыбнись. Не так, как сейчас. Ты замёрзла, тебе холодно?
— Нет, Мад, спасибо. Уже всё хорошо. Всё нормально.
За эти сутки Мад не успела поговорит с Гейл, к сожалению, как хотела, как рассчитывала. После утомительного перелёта Гейл спала до утра, это естественно, потом у Мад были некоторые дела в российском МИДе. Когда она вернулась, Гейл в посольстве уже не застала, та куда-то утром уехала, ей сказали. Куда? И что самое странное, учитывая незнакомый город и всё прочее, на чьей-то русской машине. На джипе. С кем, с кем? Номер машины Мад приказала немедленно пробить, как говорят у русских, но он ничего не дал, машина была оформлена на неизвестную Анну Владимировну Богданову. У русских такое часто. Ездит один, а авто принадлежит другому. Идиотизм. Дикая страна! Выясняй теперь, что за Богданова, какая такая Богданова? И вообще, имеет ли смысл.
Мадлен вся извелась, переволновалась за Гейл. К тому же, её телефон не отвечал, отключен был. Мадлен раз за разам набирала номер, но безуспешно. Что делать, куда звонить, где искать? Нашла уже номер телефона замминистра внутренних дел России, а кто же ещё здесь может помочь? Мадлен «головой» отвечала за пребывании своей гостьи в этой стране, карьерой. Перед Америкой и такими родителями, А здесь не Япония, извините, здесь не Корея, здесь как в Чикаго. Особенно в последнее время, да и раньше. Говорить и доверяться нужно далеко не всем, тем более такой девушке. Но, слава Господи, позвонить министру не успела, Гейл вернулась живой и невредимой. Правда расстроенной. Сразу же заказала билет в посольстве на ближайший обратный авиарейс. Мад не возражала, видела её состояние, хотя Гейл этого старалась и не показывать. Она явно недавно плакала, это было заметно, глаза были припухшими и нос… «Бедная девочка! Где и кто её так обидел?» Но с вопросами не спешила.
— Мад, ты меня извини, но мне сегодня песни пели, на русском языке. — Неожиданно призналась Гейл.
— Что? — воскликнула Мад, не ослышалась ли.
— Да! — повторила Гейл. — Я ничего не понимала, но слушала.
— Где слушала, где ты была, кто тебе пел? В ресторане? Я извелась вся! В каком, на какой улице?
— Не знаю. Музыка была хорошей.
— Рок, рэп, шансон, что?
— Нет, скорее… нежное что-то, от души.
— Гейл, ты меня пугаешь! Где это было? Кто тебе пел? Надеюсь, тебе Шампанское не предлагали, ты не пила?
Гейл как-то странно на Мад посмотрела, отрицательно качнула головой.
— Я рассталась с Евгением, с Женей… Мадлен испуганно смотрела во все глаза.
— Это… который музыкант?
— Да, и очень хороший музыкант и… человек, наверное, но… Я его разлюбила, и он меня…
— Он?! — В полнейшем недоумении и ужасе прошептала Мадлен. В это она поверить никак не могла.
— Да. Такое случается в жизни, Мад. Ты не волнуйся.
— Гейл, дорогая, как не волноваться, как? Я извелась вся. Я же за тебя как за сестру… Как он мог, как… Он должен был умалять тебя, должен был.
— Ничего он не должен был. Он честно сказал… Он другую полюбил. Русскую.
— Русскую? — Эхом переспросила Мадлен. Освобождаясь от наваждения, дёрнула головой. — Ну а тот, который пел, он откуда взялся, он в ресторане пел, в караоке-зале?
— Нет, я у него дома была.
— Ты у него дома была, Гейл?! — Изумилась Мадлен. — Ты позволила…
— Ничего я не позволила… Просто слушала. Как в релакс-руме.
— Гейл, это что-то! Поверить не могу. Ты — и так не осторожно. Кто он такой, твой психоаналитик? Откуда ты его знаешь, где тебе его адрес дали, кто? Вы по-интернету познакомилась?
— Нет, здесь, в аэропорту.
— Так… Всё, мне плохо… У меня сердце… — У Мадлен слов кажется от удивления не было, она осуждающе качнула головой, взяла себя в руки. — Хорошо, и кто он? — спросила она. — Как его зовут, кто он, где работает?
— Он — Виктор, работает… этого не знаю. Простой человек, наверное, обычный. Он за рулём был… потом переводчиком.
— Ага, бомбила-переводчик, значит.
— Бомбила, это что значит?
— Бомбила, это на сленге, — водитель, значит. Плохой человек.
— Не знаю. На плохого он не похож.
— Ну, это понятно. Маскироваться под интеллектуалов-олигархов и академиков они все здесь умеют. Не верь! Он — русский? В смысле, славянской внешности?
— Да, кажется.
— Хоть это хорошо, хотя… — Мад скептически поджала губы. — А песни это он тебе пел, сам?
— Да, он. Но это потом уже, после. И знаешь, я себя не пойму… У меня теперь два человека перед глазами.
— Один из них Стив, надеюсь?
— Нет. Скорее Виктор.
— Виктор! Почему Виктор? Да кто он вообще такой, этот Виктор! Очередной какой-нибудь русский жигало, проходимец, как, как… — Мад не договорила, под взглядом Гейл смутилась. — Гейл, дорогая, я тебя прошу — опомнись. Здесь такие люди… Такие мужчины… Никому верить нельзя. Поверь мне. Я здесь зуб на них съела, как русские говорят.
— Ему можно верить. Когда человек говорит, в его словах всегда можно уловить тайный смысл, как он прячет или наоборот старается выразить главное. Как некий дисгармонизм. А когда человек поёт, на непонятном тебе языке… Тебе поёт, Мад, тебе… Ты видишь его глаза и слышишь его душу. Тут соврать трудно. Я, Мад, это слышу. Соврать практически невозможно. Он — не врал.
— Да кто он, кто?
— Не знаю. Виктор и всё!
— У тебя его телефон есть? Ты ему свой номер дала?
— Нет. Его только, он дал. А я… сказала позвоню, если будет необходимо и возможно.
— Умница! Правильно. Хоть в этом молодец! Мо-ло… Дай мне его сюда.
— Что дать?
— Номер его телефона, я запишу.
— Зачем?
— Я всё про него здесь узнаю. Не беспокойся. По е-мэйлу тебе сброшу или позвоню кто он такой и с чем его едят. Тогда и узнаешь, права Мад была или нет. Спасибо скажешь.
— ОК, Мад, записывай, если хочешь. Вот его номер.
В этот момент диктор объявила о посадке на авиарейс…
Гейл ушла. Самолёт улетел, а Мад долго ещё стояла, глядя сквозь прозрачное стекло зала вдаль, на размытый след в воздухе от турбин двигателя лайнера. Она бы с удовольствием сейчас поменялась с Гейл местами, и в самолёте, и в жизни, многое бы решила легко и просто. И Стив был бы её, и вся жизнь с ним, весь мир, но… не судьба. Её рейс будет чуть позже. Но он будет, обязательно будет, не может не быть.
65
Помощь друзей
Проводи ты меня до калитки,
Посиди на дорожку со мной…
Доносился с плаца нестройный хор голосов и чёткий топот солдатских сапог. Третья рота отрабатывала строевой шаг с песней. Под буханье большого барабана и сухой дроби малого.
Полковник Ульяшов, ведя в своём кабинете совещание с офицерами, отвечающими за подготовку военнослужащих к полковому смотру художественной самодеятельности, так сказать к конкурсу — осталось два дня! — изредка прислушивался к строевой песне, слегка морщился, косился на дирижёра оркестра, но вопрос не задавал. И лейтенант Фомичёв, и майор Фефелов, и зам по строевой подготовке подполковник Блинов, и нач финансовой службы полковник Старыгин тоже невольно прислушивались. Окна настежь, топот сапог и молодые нестройные голоса легко влетали в кабинет командира полка, не мешали, скорее дополняли…
И сотри под глазами слезинки.
Не грусти, я приеду домой…
«Р-раз, р-раз, р-раз-два-три-и… Выше ножку!» — Зычно командовал замкомроты лейтенант Порошин, молодой офицер, новое пополнение. Полковник Ульяшов, прохаживаясь перед столом, заглянул в окно, увидел на плацу то что хотел увидеть — спортивно показательную фигуру молодого офицера. Щеголеватую, подтянутую, как с плаката. Молодец! Хорошо! Хорошие кадры! Поют только… ммм… мда!
Ухожу я утром ранним,
Далеко, далеко…
Полковник Ульяшов не выдерживает, резко останавливается напротив лейтенанта Фомичёва, спрашивает, кивая на окно…
— У нас что, настоящих строевых песен нет, товарищ лейтенант, или как… Сидите-сидите… — рукой предупреждая попытку лейтенанта подняться… Лейтенант не успевает ответить, хор голосов за окном, бодрым, вызывающим тоном громко взрывается:
Я вернусь генералом.
Может просто солдатом.
Жди меня и я скоро вернусь.
Бумм, бумм, бумм… мерно отсчитывает такт большой барабан.
«А р-раз, а р-раз, а р-раз-два-три-и…» — накладываясь на звуки барабана, с огоньком звучит голос лейтенанта Порошина.
Ну вот, говорит вид лейтенанта Фомичёва, слышите же, строевая, солдатская.
— По-моему нормальная, товарищ полковник, солдатская, — пожимает он плечами.