На него с любопытством смотрели две молодые девушки. Попутчицы. Одна которая рядом сидела, другая через проход, напротив. Обе миловидные, обе крашеные блондинки, одеты ярко, с хорошо просматривающимся макияжем… Девушки с улыбкой, во все глаза смотрели на своего соседа. Евгений смешался, понял, он что-то пропустил. Что?
— Я говорю, извините, молодой человек, вы в нашем торговом центре «Москва», недавно в отделе рубашек, например, случайно не были, а? — спросила та, что рядом.
Тимофеев удивлённо поднял брови… Торговый центр он, конечно, знал — кто не знает! — но никаких рубашек он там не…
— А-а-а, точно это он! — тыча пальцем, восторженно воскликнула вторая. — Он, Валька, он! Я его узнала, это он! Здравствуйте! — Девушка протянула Евгению руку. — Мы вас по телевизору с Валькой видели, да! Вы все нам понравились, и вы тоже… Все молодые такие, красивые… Я, как только увидела вас, сразу узнала, только сомневалась: вы это или не вы… Валька — это он, он! — Не отпуская Тимохину руку, тараторила она. — Валя — это она! Мы подруги, из Воронежа, а я — Натали… Очень приятно!
Валентина смотрела на Евгения не узнавая ещё. Подруга толкнула её в бок.
— Ну, Валька, ну ты чего, вспоминай, ну…
— Это который тебе визитку свою дал? Двое их было. Рубашки выбирали.
— Да нет, Валька, те — другие. Это когда Колька Лю Шен Го нам рубашки карденовские из Китая привозил. Вечером уже, сто штук по две тыщи рублей. Помнишь? Ты ещё сказала, что дорого, и расцветка не модная… Он двести скинул, и они влёт ушли… Все до одной! Помнишь? Вспомнила? А их по телевизору тогда показывали, когда мы рубашки сортировали-браковали… там, в Берлине…
— В Стокгольме, — поправил Тимофеев.
— Во-во, точно, там, в Стокгольме, ага. Крас-сивые все такие… Вспомнила? — Девушка тормошила подругу. — Ты ещё сказала, хорошо бы, типа, с любым из них… красивым, здоровенным… Ну, в общем, знаешь что сказала. А это — он, он!
— А-а-а, вспомнила, точно. Похож, — в упор разглядывая Евгения, признала и Валентина. — Сильно похож… Одежда меня сбила, а то бы я тоже… А это вы там были, правда? — чуть жеманничая, спросила она. От внешней, в прошлом, презрительной невозмутимости в ней, не осталось и следа.
Тимофеев неопределённо пожал плечами.
— Мы все там были.
— Ну, я же говорю, это вы… — кокетливо касаясь рукой своей причёски, бурно радовалась случайной встрече вторая девушка, Натали. — Я вас узнала! Очень приятно. А я Натали… А вас?
— А меня Евгений.
— Здравствуйте, Женя. А вы женаты? — Без перехода поинтересовалась она.
— Нет, но…
Соседка Валя, шутливо прикрыв свои уши руками, перебила ответ:
— Так, всё-всё, про невест нам рассказывать не надо. Не женат — и хорошо.
— Да, — кокетливо надув губы, с укором в голосе поддержала подругу Натали. — У вас у каждого, мы знаем, в каждом городе…
В том же тоне Валя дополнила:
— …и посёлке… Не говоря уж про Стокгольм.
— … по невесте и по ребёнку… — детским голосом продолжила Натали. И непонятно было, шутят девушки или выговаривают.
Скорее всего выговаривают. В подтверждение Натали оборвала подругу:
— Валька, ты опять? — И пояснила Евгению серьёзным тоном. — Я не замужем, а у неё ребёнок есть, дошкольник. Вот такой мальчишка! — Это она произнесла восхищённо. — Красавец будет. Умница, смышлёный. В ДМШ ходит. Первый муж сволочь был, сбежал от ребёнка, а второй пьяница… А Валька у нас красивая… Правда же, да? Видите?
Тимофеев пригляделся, пожалуй…
— И ты красивая, — Опустив глаза, отозвалась Валентина.
— Но несчастная… Тц! — развела руками Натали. Тему они, похоже, не один раз проговаривали. Всё у них было расписано как по нотам, подумал Тимофеев. — На мужиков Валентине не везёт… — как своей подруге, пояснила Наталья. — Не повезло.
На что Валентина фыркнула:
— У нас никому не повезло… И тебе тоже… Натали парировала:
— Ха, мне-то что… Я-то бездетная… — Коротко глянула на Евгения, понимает ли, оценивает ли. — В смысле — могу, но не хочу… пока… Строго предохраняюсь… — Демонстративно потянулась всем телом, от чего низко расстёгнутая кофточка на груди позволила увидеть отсутствие бюстгальтера. — Я за красивую любовь, — пояснила она, — и безопасный секс, как говорят наши ребята из этих, «Идущих вместе», ага! Не от кого потому что… Пьянь одна или женатые уже все… Козлы! В общем, вам, считай, сегодня повезло, Женя. Мы обе девушки свободные, влюбчивые, без комплексов.
Валя всплеснула руками.
— Ой, ты, что ли у нас девушка не замужем, а этот, твой?
— Ха! Мы же в гражданском… — возмущённо вспыхнула Натали, и пояснила новому знакомому. — А гражданский брак… что он есть, что его нету. Как, извините, вчерашний «Олвиз». Да я только из-за твоего пьяницы, — в сторону подруги, лицо девушки искривилось короткой презрительной гримасой, — с его братом и согласилась жить — пожалела придурка! Одну декаду в месяц и вижу — дура! — и то — трезвым в день приезда — день отъезда… А! — Девушка устало махнула рукой. — Все они… у нас… по́том и бормотухой пахнут… — И вновь на лице вспыхнула вопросительная милая улыбка новому знакомому. — А вы, случайно, Женя, не пьёте, не злоупотребляете?
— Да нет вроде… — ответил Евгений. — Умеренно!
— И не курите? — не поверила Валентина.
— Нет, не курю…
— Да ладно… — не поверив, Валентина заговорщически ткнула его локтём. — Правда что ли?
Натали уже опекала нового знакомого.
— Да, правда что ли! — В упор глядя на Евгения, беззлобно передразнила подругу. — Что ты привязалась к человеку? Отцепись от него. Не пьёт, человек, не курит, не врёт. Самообразованием занимается. — Девушка кивнула на раскрытый разговорник. — Английский язык учит. Я же вижу. И не женат… Редкий случай. Повезло нам сегодня с… попутчиком… тем более из Германии… а ты, привязалась! Отстань от человека! Не слушайте её, Женя, она расстроена. Домой же едем. У нас вахтовый метод: десять дней через десять. Десять в Москве, десять… Сейчас приедем, а там… лучше не думать! — Вздыхает, но тут же светлеет лицом. — Женя, а хотите кофе?
Валя бесхитростно поддержала знакомство.
— А можно и водочки. У нас хорошая есть, проверенная, и закуска своя.
— Нет-нет, спасибо, лучше кофе, — поспешно отказался Тимофеев. — Я хорошо пообедал.
Натали недовольно буравила подругу взглядом.
— Валька, ты каким местом сейчас нас с Женей слушала, а? Тебе же только что русским языком человек сказал… Слышишь? — И нажимая голосом, со значением, раздельно произнесла. — И-мы-не-пьём с тобой, подруга, и-мы-не-курим!.. Только кофе… Доставай термос, тебе ближе… — И вновь та обворожительная улыбка Евгению. — Женя, а что там хорошего у этих шведов? Что в магазинах? Как молодёжь одевается, чем вечерами-ночами занимается, а?
9
Полковник Ульяшов
И у полковника Ульяшова были вопросы. Много вопросов. И какие! Его, конечно же, не интересовала жизнь разных молодых и прочих шведов вместе с Европой, Америкой и всеми странами Африканского и Азиатского регионов. Его интересовала собственная жизнь. Она, дороже всех мыслимых благ. Потому что — он точно знал — скоро должна закончиться. И не трагический случай тому, не старость, а собственная глупость. Хотя память подсказывала разные жизненные варианты как выкрутиться, выжить, но не как уберечься. Один из них. Он помнил. Много лет назад, четверых советских — тогда ещё советских! — моряков унесло на барже в бушующий океан. Шуму было… Все газеты об этом писали. Штормом баржу сорвало. И не с адмиралами разными или капитанами какими, а именно с рядовыми моряками-срочниками. И не шпаровская это экспедиция, не подготовленная, со связью, продуктами и контролем GPS и GPRS, а случайная, драматическая… Их унесло, и они затерялись… Без воды, без еды, безо всего, вообще. Больше полутора месяцев их в океане носило… Но они выжили. Да! Похудели, естественно (что Ульяшову бы, пожалуй, не помешало), сильно загорели (это полковнику лишнее), вернулись с закалённой советской психикой (чем-чем, а этим Ульяшов, в принципе, переполнен), с опытом выживания в экстремальных условиях. Вот! Последнее («с опытом выживания») Ульяшову как раз бы сейчас! Моряки ели солдатские ремни и сапоги, кажется. На завтрак, обед и ужин. Ели! Размачивали и ели! Кушали, если по культурному. Что как раз полковнику в недалёком будущем и предстояло. Причём, не важно, как и где, но тоже добровольно-вынуждено. Правда, у советских моряков это было жизненной необходимостью, а у полковника, делом чести, то есть вынуждено. Смысл разный, но результат точно будет противоположным. Он не вынесет этого. Категорически. Не подавится, но умрёт, безусловно, и однозначно. Понимание этого, полковника убивало. Сильно и заранее. Но время ещё было. Для действий. Не для слёз — они в душе уже были, ниагарским водопадом текли, их безысходный форс-мажор вызывал, а «для оптимизации процесса в сторону положительной (для полковника Ульяшова) динамики». Что в переводе на обычный язык означает, сбивай, товарищ полковник, молоко лапками в сметану — народная мудрость! — выберешься (Возможно!) Один вариант из миллиона, может и миллиарда. Но, для оптимиста, каким себя раньше считал Ульяшов, больше — меньше, не важно. Главное, вариант был. Значит, на него курс!
Получив от генерала мудрое напутствие (чего раскис? вперёд! действуй! решай!) полковник бросился к музыкантам. Их непременно нужно было задержать. Сейчас и срочно. Никаких отпусков (он теперь врио командира)!
Полковник влетел в оркестровый класс. Запыхавшийся и вспотевший, лицо красное… Остановившись в центре комнаты, она удивительно пустой была, кроме срочников и дирижёра. Срочники чуть со стульев не попадали, стоя на них, окна тряпками протирали, а дирижёр авторучку из рук выпустил, он за столом сбоку сидел, ошарашено на вторжение повернулись.
Оглядываясь, Ульяшов перевёл дух, в классе шла влажная приборка, спросил:
— А где остальные? — Он видимо имел в виду музыкантов.
Срочники и лейтенант (он поднялся со стула, вытянулся), смотрели на полковника с удивлением, срочники даже с грустью.