Кстати об антропологах. Припомним общеизвестное: с середины XIX века и по сей день культурная антропология развивалась под знаком бесконечных угрызений совести: западные люди комплексовали по отношению к Другим, в особенности если эти Другие изначально бывали восприняты как дикари, как общество без истории, как примитивные люди. При первой встрече Запад с ними не миндальничал. Их «открывали», пытались обратить в христианство, выжимали из них любую пользу, многих обращали в рабство, в частности – при пособничестве арабов, потому что хотя рабовладельческие суда приводились в Нью-Орлеанский порт лощеными господами французского происхождения, но в Африке негров загоняли в трюмы этих кораблей мусульмане-перекупщики.
Культурная антропология (сумевшая развиться и процвести исключительно благодаря колониальной экспансии) замаливала грехи колониализма, доказывая, что культуры Других – это именно культуры с настоящими верованиями, ритуалами, привычками, логично отражающими контекст, в котором они вызревали, культуры органичные, то есть основанные на четкой внутренней логике. Задача культурного антрополога – продемонстрировать, что имеются на свете виды логики, не совпадающие с логикой Запада, и показать, что следует воспринимать эти виды логики серьезно, не презирать и не подавлять их.
Это не значит, что антропологи, интерпретируя логику Других, соглашались жить по их образу и подобию. Наоборот, за исключением редких случаев, окончив многолетнюю работу в заморских странах, антропологи возвращались доживать славную старость в Девоншире или в Пикардии. Однако, читая их книги, кто-нибудь мог подумать, будто культурная антропология находится на позициях релятивизма и утверждает: одна культура равна другой. По-моему, это был бы неправильный вывод.
Самое большее, что говорили антропологи, это: пока Другие живут в своей собственной среде, следует уважать их образ жизни.
А подлинный урок, извлекаемый из культурной антропологии, таков: дабы сравнить, выше ли одна культура другой, необходимо иметь критерии.
Одно дело – описывать культуру, другое – определять критерии сличения. Описывать культуру в общем и целом можно достаточно объективно: в описываемой культуре люди ведут себя так-то, веруют во многочисленных духов или в одного бога, пронизывающего собой всю природу, объединяются в родственные кланы по таким-то правилам, считают, что красота – это когда нос проколот многими кольцами (последний признак характерен для молодежи современного Запада), считают нечистым мясо свиньи, делают обрезание, разводят собак, собачатина – праздничная еда.
Антропологи знают, что объективность – непростая штука. В прошлом году я был в государствах, где живут туземцы-догоны, и спросил там мальчишку, кто он – мусульманин? Парень отвечал мне по-французски: «Нет, анимист». Поверьте мне, что анимист не может называть себя анимистом, если только он не окончил парижский университет «Эколь дез От Этюд» (Ecole des Hautes Etudes), так что этот милейший отрок говорил о собственной культуре словами, позаимствованными у антропологов-туристов.
Африканские антропологи рассказывали мне, что, когда приезжает европейский антрополог, догоны, совершенно переставшие дичиться, рассказывают ему то самое, что написал о них много лет назад известный антрополог Гриоль[296] – которому, в свою очередь, по крайней мере по мнению моих образованных африканских друзей, местные информаторы наговорили довольно много бессвязных вещей, а он потом слепил их в очаровательную систему сомнительной аутентичности. Как бы то ни было, за вычетом всевозможных путаниц, можно иметь достаточно приемлемое описание одной культуры в другой культуре. А вот критерии суждения – совершенно иное дело. Критерии зависят от наших корней, от наших предпочтений, от наших привычек, страстей, системы ценностей. Приведем пример. Считаем ли мы, что удлинение среднестатистического срока жизни в стране от сорока до восьмидесяти лет есть плюс? Я лично именно так и считаю, однако некоторые мистики могли бы на это ответить, что если сравнить какого-нибудь олуха, пробездельничавшего до восьмидесяти, со святым Луиджи Гонзага[297], деятельно прожившего двадцать три года, получится, что именно второму выпала более полная жизнь. Но все же допустим, что удлинение среднестатистической жизни – ценность. Если так, западная медицина и западная наука безусловно превосходят многие знахарские практики.
Мы верим, что развитие техники, завоевание новых рынков, быстрота перевозок – плюс? Да, очень многие так думают. Тогда они имеют право считать наивысшим наше технологическое общество. Однако именно в западной цивилизации существует иное мнение: а именно, что первостепенное качество жизни – это существование в гармонии с неповрежденной природой. Стремясь к такому существованию, многие люди готовы отказаться от самолетов, автомобилей, холодильников, плести корзинки и передвигаться пешком от деревни к деревне, лишь бы не участвовать в усугублении озоновой дыры. Так что вы видите: чтобы определить одну культуру «выше другой», не только требуется описать ее (как антропологи) – нужно еще избрать четкую шкалу приоритетов, и другого пути, я уверен, не существует.
В эти дни я слышал много слов в защиту разных культур, всякий раз на основании достаточно спорных критериев. Позавчера я прочитал в крупной газете письмо читателя, задававшего саркастический вопрос: с чего бы это Нобелевские премии всегда дают представителям Запада и никогда не дают представителям Востока? Не говоря о том, что автор – противоестественный невежда, не слыхавший, сколько Нобелевских премий по литературе получены чернокожими писателями, а также мусульманами, и не ведающий, что Нобелевской премией по физике в 1979 году был награжден пакистанец Абдус Салам[298], можно в общем принять как данность, что научные премии естественно попадают к тем, кто работает в западной науке. Никто и никогда не подвергал сомнению, что наука и технология на Западе развиты и находятся на передовом уровне. Передовом относительно чего? Относительно науки и технологии.
Насколько всеохватен критерий технического развития? У Пакистана есть атомная бомба, у Италии – нет. Значит, мы по отношению к Пакистану низшая раса? Значит, лучше жить в Исламабаде, нежели в Аркоре?
Сторонники диалога призывают нас уважать мир ислама, напоминая, что ислам дал миру Авиценну (Ибн Сину) – кстати, Авиценна из Бухары, что совсем недалеко от Афганистана – и Аверроэса (Ибн Рушда). Очень жалко, что в ста случаях из ста упоминают этих двоих. Можно подумать, что других не было. Можно подумать, что не было Аль-Кинди, Авемпаса (Ибн Баджи), Авицеброна (Ибн Гебироля), Ибн Туфайла или великого историка XIV века Ибн Хальдуна, которого Запад чтит как основоположника социальных наук. Арабы в Испании были крупнейшими исследователями географии, астрономии, математики и медицины в те времена, когда христиане находились далеко позади. Все это правда. Но все это – не аргументы. Если так рассуждать, получается, что Винчи, благородный городок в Тоскане, превосходит Нью-Йорк, потому что, когда в Винчи родился Леонардо, в заокеанском Манхэттене четверо индейцев, сидя у своего костра, еще 150 лет дожидались, когда же явятся голландские моряки, чтобы купить у них полуостров за двадцать четыре доллара. Я не хочу никого обидеть, но все же центр мира в Нью-Йорке, а не в Винчи.
Излишне припоминать, что арабы в Испании были толерантны к христианам и евреям, в то время как наши соплеменники то и дело разоряли гетто. Излишне поминать, что Саладин, когда отвоевал Иерусалим, вел себя с христианами гораздо приличнее, нежели христиане с сарацинами, когда Иерусалим завоевывали. Все это правда, но сегодня в исламском мире правят фундаменталистские теократические режимы, они христиан по голове не гладят, бен Ладен с Нью-Йорком не проявил никакого добросердечия. Бактриана была перекрестком великих цивилизаций, но сегодня талибы расстреливают будд из пушек. А французы в 1572 году устроили Варфоломееву ночь, но сегодня никто не может сказать, будто французы – варвары.
Перестанем выдергивать факты из истории, тем более что она – обоюдоострый меч. Турки сажали людей на кол (ничего хорошего), но православные византийцы выкалывали глаза опасным родственникам, а христиане-католики сожгли Джордано Бруно живьем на костре. Сарацинские пираты злодействовали неописуемо, но корсары ее величества британской королевы имели королевский патент с позволением вырезать и выжигать испанские колонии на Карибских островах. Бен Ладен и Саддам Хусейн – враги западной цивилизации, но и в лоне западной цивилизации родились и выросли Гитлер и Сталин; Сталин был до того жесток, что его жестокость называют восточной, хотя учился он в семинарии, а потом изучал Маркса.
Нет, нельзя сравнивать явления истории. Будем сравнивать явления современности. Так вот современная западная культура (свободная и плюралистичная – два ее неотъемлемых ценнейших качества), надо отдать ей должное, давно заметила, что один и тот же человек имеет тенденцию использовать две разных мерки – и даже совершенно разнокалиберных – по отношению к двум разным сферам жизни. Скажем, считая положительным удлинение среднего срока жизни, а отрицательным – загрязнение среды (выше об этом недавно говорилось), мы превосходно понимаем, что, может быть, для того, чтоб построить серьезные лаборатории, где будут изучаться методы продления среднего срока, потребуется такая система коммуникаций и энергоснабжения, которая неизбежно приведет к загрязнению среды. Западная культура воспитала в себе умение свободно обнажать свои внутренние противоречия. Может, их не удается решить, но заявляется об их существовании. В конце концов, вся полемика за и против глобализации (если не говорить в этом контексте об экстремистах в «черных комбинезонах») сводится к следующему: как сделать так, чтобы глобализация была положительной, как обойти риски и несправедливости, сопряженные с глобализацией, как продлить жизни миллионов африканцев, погибающих от СПИДа (а заодно и нашу с вами), но не допустить такой всепланетной экономики, которая уморит голодом тех, кто лечится от СПИДа, а попутно накормит загрязненной пищей тех, которые ни сном ни духом, – то есть именно нас?