453 ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 45. Л. 17 об.
454 Гоштовт Г.[А.] Ленкава // Часовой (Париж). 1933. Июль. № 106. С. 16.
455 Приходкин Б.Д. Памяти полковника Приходкина (из его артиллерийских рассказов). Агафоновская батарея // Военная Быль (Париж). 1952. Март. № 1. С. 7.
456 Там же.
457 ГАРФ. Р-5956. Оп. 1. Д. 61. Л. 5.
458 Там же. Л. 1, 5.
459 Там же. Л. 16, 18.
460 Там же. Л. 18.
461 Там же.
462 Там же. Л. 2.
463 Кузнецов Б.[М.] Очерки из первой мировой войны. 1) Мое «Бородино» // Военная Быль (Париж). 1964. Июль. № 68. С. 9.
464 ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 342. Л. 2.
465 Зайцев В.Н. История 4-го Туркестанского линейного баталиона, с картой, за период с 1771 по 1882 год, как материал к описанию движения русских в Среднюю Азию. Ташкент, 1882. С. 126–127.
466 Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды. М., 1982. С. 165.
467 Краснов П.Н. На рубеже Китая // Краснов П.Н. Воспоминания о Русской Императорской Армии. М., 2006. С. 350.
468 ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 51. Л. 24.
469 Краснов П.[Н.] Душа Армии. Очерки по военной психологии // Душа армии. Русская военная эмиграция о морально-психологических основах российской вооруженной силы. (Российский военный сборник. Вып. 13). М., 1997. С.131.
470 Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды. М., 1982. С. 96.
471 Там же.
472 Милоданович В.Е. Последнее отступление. 1917 год // Военная Быль (Париж). 1973. Май. № 122. С. 39.
473 Данилов Г.А. История 14-го Стрелкового Генерал-Фельдмаршала Гурко полка. 1856–1906 г.г. Одесса, 1911. С. 324.
474 Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды. М., 1982. С. 96.
475 Материалы для истории 5-го Закаспийского стрелкового баталиона за 25 лет существования его со дня сформирования, собранные по документам, имеющимся в батальонном архиве с 1-го Августа 1874 г. по 1-е Августа 1899 г. Симферополь, 1899. С. 24.
476 Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды. М., 1982. С. 96.
477 ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 51. Л. 24.
478 Цит. по: Крылов А.[Б.] Сибирские полки на германском фронте в годы Первой Мировой войны. М., 2014. С. 16.
479 Цит. по: Новиков П.А. Сибирские армейские корпуса в Первой мировой войне // Известия Уральского государственного университета. 2009. № 4 (66). С. 67.
480 ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 35. Л. 14, 15 об.; Д. 8. Л. 6 об.
481 Там же. Д. 8. Л. 1 об.
482 Там же. Д. 8. Л. 1 об.; Д. 35. Л. 15 об.
483 Там же. Д. 8. Л. 6 об.
484 Там же. Д. 51. Л. 5.
485 Там же.
486 Там же. Л. 5, 5 об.
487 Белогорский Н. Начало Великой // Часовой. (Брюссель). 1971. Сентябрь. № 543. С. 17. Поскольку эти воспоминания тогдашнего офицера 12-го уланского Белгородского полка, известного писателя русского зарубежья Н.В. Шинкаренко беллетризованы, фамилии и названия в них изменены, и 1-й Сибирский стрелковый полк описан под именем не существовавшего в действительности «1-го Западно-Сибирского стрелкового полка».
488 ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 51. Л. 5.
489 Там же. Д. 35. Л. 59.
490 Там же. Л. 58, 58 об.
491 Там же. Л. 58 об., 59.
492 Там же. Д. 57. Л. 1.
493 Там же. Д. 51. Л. 34.
494 Там же. Л. 32, 33.
495 Там же. Л. 32, 32 об.
496 Там же. Л. 32 об.
Глава IIРусская кавалерия и конная артиллерия к августу 1914 г
Наряду с линейными частями мы упомянем здесь и эскадрон Офицерской кавалерийской школы. Да, он лишь обеспечивал учебный процесс – но с началом Первой мировой он был развернут в линейную часть (полк Офицерской кавалерийской школы).
Дух русской регулярной кавалерии определялся тем, что ее офицерский состав представлял собою «элемент», «проникнутый глубокой любовью к конному делу и бесконечно гордящийся званием кавалерийского офицера»1. Офицеры-кавалеристы с юнкерских лет «считали себя выше по роду службы», чем личный состав других родов войск2, – и воспитывали в этом духе солдат и унтер-офицеров.
Служащие в кавалерийских полках именовались как по названию полка (к примеру, в Тверском драгунском, Новомиргородском уланском и Изюмском гусарском – «тверцами», «новомиргородцами» и «изюмцами»), так и по виду кавалерии, к которому принадлежал полк («тверскими драгунами», «новомиргородскими уланами», «изюмскими гусарами» и т. п.).
Старший из корнетов кавалерийского полка именовался «корнетским старостой». Он знакомил вновь прибывших младших товарищей с полковыми традициями и помогал разрешать конфликтные ситуации.
Дух же конной артиллерии был подлинным феноменом.
Конная артиллерия изначально рассматривалась не только и не столько как средство огневой поддержки конницы, – передвигающееся с той же, что и конница, скоростью (благо весь личный состав конной артиллерии сидел на лошадях), – сколько как мобильный огневой резерв командующего, способный быстро выдвинуться на угрожаемый участок и вырвать огнем победу из рук неприятеля!
А это требовало быстроты и четкости действий – то есть лихости и отчетливости. «Отличительные свойства конной артиллерии, как особого рода оружия, заключаются единственно в производстве движений и действий со скоростью, невозможной для ездящей [пешей, а по терминологии 1914 года – полевой. – А.С.] артиллерии, и в духе истинно кавалерийском: смело, лихо, даже отважно»3, с «полетом фантазии, увлечением, страстью и чарующими картинами!»4 Например, вот этой.
«– Артиллерия вперед! […]
Невзирая ни на какую местность, бешеным аллюром устремляются 12 конных орудий, чтобы, обогнав полки, сняться с передков.
– У нас заветы таковы:
Мы не жалеем головы»5.
Или вот эта «незабываемая картина беззаветной удали, не знающей препон.
Минута – и уже поворачиваются орудия, на ходу спрыгивают с коней номера, мчатся с лошадьми коноводы, за ними передки… а с батареи несется команда:
– По неприятельской цепи!»6
Вот эти лихость, отчетливость и страстное увлечение своим делом и культивировались в конной артиллерии – вырабатывая ее особый, конно-артиллерийский дух; дух лихости и ощущения элитности своего рода оружия!
«Когда конная батарея идет галопом, – внушал в 900-х гг. солдатам вахмистр 2-й конно-артиллерийской батареи, – колеса должны касаться земли только из вежливости, и чтобы игуменья этого монастыря [под стенами которого шел разговор. – А.С.] восклицала: “Ах, почему я не канонир 2-й Конной Генерала Ермолова батареи”7…
“Ты, Кузька, помни, что супротив конно-артиллерийского солдата никто не должен выстоять”, – поучает дядька»8 (старослужащий, обучающий молодого солдата; 18-я конно-артиллерийская батарея, конец 900-х гг.)…
«Конная артиллерия самый маленький род оружия, но зато и самый самолюбивый»9… И в этой фразе конно-артиллериста начала ХХ в. сквозит ощущение своей исключительности, элитности: «родами оружия» тогда считались пехота, кавалерия, артиллерия и инженерные войска, а конная артиллерия – лишь видом артиллерии…
Поэтому служба в конной была престижнее, чем в пешей, а отсюда и «состав офицеров в конной артиллерии был выдающийся». Ведь вакансии в нее разбирали прежде всего те, кто имел право разбирать первыми – «самые способные юнкера артиллерийских училищ». Выйдя в конные батареи, они «быстро заражались особым патриотическим настроением по отношению к своему избранному роду войск, памятуя слова нашей песни: “Гордимся службой мы своей, утеху мы находим в ней…”»10
Поскольку быстрота и лихость были присущи прежде всего кавалерии, а конная артиллерия обучалась не только артиллерийскому делу, но и бою в конном строю, конно-артиллеристы считали себя скорее кавалерией, обученной стрельбе из пушек, чем артиллерией, обученной верховой езде и рубке; «больше кавалеристами, чем артиллеристами»… («С кавалерией, – подчеркивал полковник А.А. Левицкий, – нас соединяла родственность традиций, а в последние [перед 1914-м. – А.С.] годы – увлечение конным спортом»11.) Служивших в пешей артиллерии офицеры-конноартиллеристы именовали «полупрезрительной кличкой» «пижосы»12…
В обиходе конно-артиллерийские батареи называли «конными батареями».
1. Санкт-Петербургский военный округ
Здесь дислоцировались 1-я гвардейская и 2-я гвардейская кавалерийские дивизии, Собственный Его Императорского Величества конвой, 20-й драгунский Финляндский полк, Оренбургский казачий дивизион и эскадрон Офицерской кавалерийской школы.
В главе I уже отмечалось, что в гвардии индивидуальное лицо части обычно было выражено ярче, чем в армии. Этому способствовали как особая престижность службы в элитных, приближенных к императорскому двору частях, так и комплектование офицерского состава гвардии лучшими выпускниками военных училищ и лучшими по офицерскому экзамену вольноопределяющимися – т. е. людьми, наиболее мотивированными для военной службы и потому лучше других понимавшими то значение, которое имеют для воинского воспитания «оригинальность» и обычаи части.
Поэтому-то, видимо, в гвардейских частях чаще, чем в армейских, и вырабатывалась и культивировалась система своих, полковых ценностей – дух полка. Дух, порождавший, в свою очередь, полковые традиции