Полный справочник русской армии к началу Первой мировой войны — страница 19 из 38

37 Однако в написанной в 1912 г. для нижних чинов обоих полков командиром Кавалергардского полка генерал-майором графом Г.Г. Менгденом памятке об участии кавалергардов и конногвардейцев в Бородинском сражении значилось совершенно другое: «Дружба наших частей все крепнет, как оно и должно быть между столь близкими боевыми товарищами»38.

Чувством товарищества по отношению к однобригадникам проникнуты и строки из истории лейб-гвардии Конного полка, посвященные тому же Бородину и написанные конногвардейским офицером герцогом Н.Н. Лейхтенбергским, по-видимому, накануне 1905 г. (в котором герцог ушел в отставку) и во всяком случае не позднее 1929-го (когда он скончался): «Но традиции взаимной выручки живут в первой бригаде еще со дня Аустерлица – Конная Гвардия выручит товарищей»39. А полковник лейб-гвардии Конного полка Б.Е. Гартман, получив 6 (19) августа 1914 г., в бою под Каушеном, приказ поддержать Кавалергардский полк, вряд ли иронизировал, когда крикнул однополчанам: «Идем спасать друзей [sic! – А.С.] кавалергардов»40

В адресе, направленном кавалергардами Конногвардейскому объединению ко дню полкового праздника Конной Гвардии в 1956 г., конногвардейцы были названы «извечно дорогими однобригадниками»41, в приветствии кавалергарда барона Г.А. Остен-Дризена к такому же празднику в 1958 г. – «друзьями и в мире и в бою», а в адресованном тогда же одному из конногвардейцев письме кавалергарда В.Н. Звегинцова – «извечно нам всей дорогой Конной Гвардией»42

С учетом свидетельств всех этих источников можно с достаточной уверенностью утверждать, что к 1910-м гг. давние соперничество и трения между Кавалергардским и лейб-гвардии Конным полкам сменились вс-таки дружескими отношениями.

Как уже отмечалось в разделах 1 и 8 главы I, особо дружеские отношения были у кавалергардов и с лейб-гвардии Измайловским полком, а после Красносельского лагерного сбора 1913 года Кавалергардский стал еще и кунаком прибывшего на сбор и познакомившего гвардию с кавказскими обычаями 13-го лейб-гренадерского Эриванского полка.


Стоявший в Петербурге, между Конногвардейским бульваром, Благовещенской улицей и набережной Мойки, лейб-гвардии Конный полк в обиходе постоянно именовали так, как он был назван изначально, в 1730 г., – Конной Гвардией. А офицеры полка звали его «Старухой», «нашей Старухой», «Старухой Конной Гвардией»43 – подобно тому, как величали свой полк «Стариком» офицеры лейб-гвардии Кексгольмского полка.

Служащие в лейб-гвардии Конном полку именовались «конногвардейцами».

Если ценностями Кавалергардского полка были честь, благородство и скромность, то ценностями Конной Гвардии (как явствует из того, что утверждалось ее ветеранами еще в 1960-х гг.) —

– честь и

– долг44.

При этом под долгом понималась идея верного служения Царю (Конная Гвардия была единственным гвардейским полком, чьи офицеры не участвовали в заговоре против Павла I, и полком, усерднее других подавлявшим восстание декабристов) и Отечеству45. Кавалергард граф А.А. Игнатьев был, по-видимому, прав, когда предположил (в 1896 или 1897 г.), что офицеры Конной Гвардии «считали себя более верноподданными», чем даже кавалергарды46… В самом деле, характерно, что еще в 1961 г., в приветствии объединению лейб-гвардии Московского полка по случаю 150-летнего юбилея московцев, конногвардейское – единственное из всех гвардейских объединений! – подчеркнуло, что московцы «всегда свято выполняли свой воинский долг, высоко держа свое знамя и никогда не забывая девиз “За Веру и верность”»47

Широкий образ жизни офицеров-конногвардейцев – с их, например, знаменитыми «четверговыми» обедами, участие в которых было обязательным, – делал лейб-гвардии Конный одним из самых дорогих полков гвардейской кавалерии48 (по-видимому, вторым по дороговизне офицерской жизни после лейб-гвардии Гусарского Его Величества).

В то же время офицеры Конной Гвардии – возможно, в пику кавалергардам – не поддались утвердившейся в других гвардейских кирасирских полках моде на «черные» вицмундиры и сюртуки. Эти предметы обмундирования в начале ХХ в. были у них уставного, темно-зеленого с просинью («царского») цвета49.

После того, как 23 декабря 1905 г. (5 января 1906 г.) министр императорского двора и командующий Императорской главной квартирой генерал от кавалерии барон В.Б. Фредерикс, коренной офицер лейб-гвардии Конного полка, был назначен шефом 4-го эскадрона Конной гвардии, 4-й Генерал-Адъютанта Барона Фредерикса (с 21 февраля (6 марта) 1913 г. – 4-й Генерал-Адъютанта Графа Фредерикса) эскадрон лейб-гвардии Конного полка стал единственным в русской кавалерии эскадроном, который имел шефа, не являвшегося высочайшей особой. (В пехоте аналогами его были 8-я Генералиссимуса Князя Суворова рота лейб-гвардии Семеновского полка и 9-я Генерала Князя Багратиона рота лейб-гвардии Егерского полка.)

Нижних чинов в лейб-гвардии Конный полк старались подобрать из высоких жгучих брюнетов с усиками (в 4-й эскадрон – с бородами)50, а вороная полковая масть лошадей, по имеющимся сведениям, разновидностей по эскадронам не имела51.

Наличие у конногвардейцев в начале ХХ в. дружеских отношений с другим полком их бригады – Кавалергардским – мы уже пытались обосновать выше.


Квартировавший в Царском Селе (ныне Пушкин) петровский лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк в обиходе называли «желтыми кирасирами» – по желтому цвету приборного сукна (воротников и обшлагов колетов, околышей фуражек, шинельных петлиц, погон на колетах и шинелях нижних чинов, вальтрапов, канта на вицмундирах, канта погон на вицмундирах нижних чинов, выпушки и просветов офицерских погон и подбоя офицерских эполет). Бытовали и другие обиходные названия – «царскосельские кирасиры», «Государевы кирасиры» и «Царевы кирасиры».

Официально же служившие в полку именовались «кирасирами Его Величества».

«Желтых кирасир» выделяла отсутствовавшая у других кирасирских полков деталь обмундирования – пуговица на воротнике колета. Она была сохранена им в память о предании, по которому, пуговица на воротнике колета лейб-гвардии Подольского кирасирского полка – слитого в 1831 г. с лейб-гвардии Кирасирским (будущими «желтыми кирасирами») – спасла в ноябре 1830 г. жизнь шефу подольских кирасир, цесаревичу Константину Павловичу. Попав в пуговицу, пуля польского повстанца срикошетировала52

Традицией «желтых кирасир» была «взаимная поддержка» однополчан53.

Ставший офицером полка только в 1914 г. А.С. Бразоль утверждал, что это был обычай всей гвардии54, – но все же, по-видимому, только у «желтых кирасир» было принято, чтобы желающий выйти в полк офицером заявлял об этом одному из младших корнетов полка. В других гвардейских частях, по которым имеется соответствующая информация, об этом заявляли полковому адъютанту (или даже командиру полка)55.

В день своего первого эскадронного праздника, в конце общего завтрака офицеров, вышедший в полк корнет, по традиции, должен был выпить «Паткуль» – «большой, граненого стекла, бокал, вмещавший целую бутылку шампанского» («по легенде, служивший в полку в шестидесятых годах [XIX в. – А.С.] офицер по фамилии Паткуль выпивал такой бокал»). «Разрешалось три коротких передышки во время этого священнодействия, но считалось “классом” выпить его без единой остановки»56.

Если офицер «желтых кирасир» уходил из полка без подарка и без полкового жетона (то есть не прижился в полку или вообще отличился неблаговидными поступками), то его именное столовое серебро, внесенное им в полковое офицерское собрание, ему (в отличие, например, от лейб-гвардии Семеновского полка) возвращалось57.

К 1914 г. для поддержания принятого в полку образа жизни офицер лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка должен был ежемесячно тратить, помимо жалованья, не менее 300 рублей (для сравнения: в лейб-гвардии Конно-Гренадерском – не менее 200, а в лейб-гвардии Гусарском Его Величества – не менее 500)58.

Подобно кавалергардским (и в отличие от конногвардейских), офицеры «желтых кирасир» носили в начале ХХ в. вицмундиры и сюртуки не «царского» (темно-зеленого с просинью), а «черного» (черного с зеленым отливом) цвета59.

Нижних чинов в полк стремились подбирать из высоких и рыжеватых блондинов (по свидетельству служившего тогда в полку Н.А. Петровского – круглолицых; по другим данным – длинноносых). Самые рослые шли в эскадрон Его Величества60.

Масть лошадей для лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка была утверждена караковая (вороная с коричневыми подпалинами). Но она была сравнительно редкой, и чисто караковых удавалось набрать только для эскадрона Его Величества и для трубачей всех эскадронов. 2-й эскадрон укомплектовывали вороными, 3-й – караковыми с белыми отметинами (лысиной и «чулками»), а 4-й – караковыми, гнедыми и бурыми61.

Стоявший в Гатчине петровский лейб-гвардии Кирасирский Ея Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны полк в обиходе называли «синими кирасирами» – по светло-синему цвету приборного сукна (воротников и обшлагов колетов, околышей фуражек, шинельных петлиц, погон на колетах и шинелях нижних чинов, вальтрапов, канта на вицмундирах, канта погон на вицмундирах нижних чинов, выпушки и просветов офицерских погон и подбоя офицерских эполет). Бытовали и другие обиходные названия – «гатчинские кирасиры» и «Царицыны кирасиры»62.

Официально же служившие в полку именовались «кирасирами Ея Величества».

В начале ХХ в. «синие кирасиры» выделялись – подобно лейб-гвардии Уланскому Его Величества и 13-му гусарскому Нарвскому полкам – своим спортивным духом, «которым крепко был заражен весь полк». Духом, побуждавшим офицеров не только увлекаться конным спортом, но и вносить дух соревнования во все отделы боевой подготовки, заражая им и солдат