Еще одной традицией батареи было деятельное участие офицеров в организации досуга казаков. Причем если экскурсии по Петербургу проводились, по меньшей мере, еще и в лейб-гвардии Егерском полку, то устройство офицерами рождественских елок для нижних чинов было, похоже, в обычае только в лейб-гвардии 6-й Донской…
С этой традицией сочеталась та, по которой офицеры батареи дарили своим увольняемым в запас денщикам и вестовым часы102.
С августа 1913 г. у офицеров батареи вошло в традицию носить вновь присвоенный им револьверный шнур («совершенно исключительный по тому времени», имевшийся еще только у офицеров Собственного Его Императорского Величества конвоя, – серебряный с кистями) не только при парадной форме для строя, но и вне строя, без револьвера103.
До 1912 г. дисциплина в батарее была не отчетливо-гвардейской, а типичной для казачьих частей – допускавшей панибратство между рядовыми казаками и младшими командирами (урядниками и вахмистром). Ведь казачьи части комплектовались по территориальному принципу, и не редкостью были ситуации, когда рядовой казак оказывался соседом своего урядника или вахмистра или был богаче его – и потому не считал нужным беспрекословно подчиняться. По утверждению принявшего батарею в июле 1911 г. великого князя Андрея Владимировича, это влияние «обихода станичной жизни» на дисциплину было им уничтожено и насаждена уставная дисциплина104.
Входившая в состав того же Гвардейского корпуса, она дислоцировалась в южных и юго-западных окрестностях Петербурга и (одной батареей) в самом Петербурге.
В начале ХХ в. она пользовалась особым расположением Николая II, проходившего в 1889–1890 гг. службу кавалерийского офицера именно в ней – в лейб-гвардии Гусарском Его Величества полку. В разговорах с офицерами дивизии император называл ее «нашей» – и знал, что каждый ее полк «имеет свои небольшие особенности»105.
Особенности эти были, по всей видимости, именно небольшими. Стоило лейб-гвардии Драгунскому полку передислоцироваться в 1902 г. из Новгородской губернии в Петергоф, как «он стал таким же, как и другие полки нашей общей семьи, как Конно-Гренадерский, Уланский Ея Величества, Л[ейб-гвардии] Гусарский»106…
Попытаемся тем не менее выявить и «небольшие особенности».
Квартировавший в Старом Петергофе (ныне Петергоф) лейб-гвардии Конно-Гренадерский полк к началу 1910-х гг. был в гвардии одной из «лучших по строевой подготовке частей»107.
Служащие в полку именовались «конно-гренадерами».
Из традиций его известна та, по которой во время обеда в офицерском собрании «никто не мог закурить, пока старший не начнет. А старший закуривал тогда, когда за чашкой кофе метрдотель ставил перед ним подсвечник с зажженной свечой», – и прикуривал от этой свечи108.
Ветеран полка Н.В. Воронович упоминал также традицию, по которой «офицеры не могут веселиться без своих солдат»109. Однако и она не была чисто конно-гренадерской; отмечая какое-либо важное для части событие, офицеры устраивали угощение и разрешали веселиться солдатам и, например, в лейб-гвардии Павловском полку110. (Речь не идет о полковых и ротных/эскадронных праздниках – которые по определению были праздниками для всех чинов части/подразделения.)
Конно-гренадеры находились в дружеских отношениях с лейб-гвардии Измайловским полком111 – и, по-видимому, с лейб-гвардии Конным (в казармах которого они встречали «гостеприимный прием», когда вызывались из Старого Петергофа в Петербург112). А вот с однобригадниками – лейб-гвардии Уланским Ея Величества полком – отношения были натянутые113.
Нижние чины в конно-гренадеры подбирались из усатых безбородых брюнетов. В присвоенных полку черных кожаных касках с огромным черным волосяным поперечным гребнем эти «черномазые» солдаты выглядели «мрачными»114.
Лошади же – при общей полковой вороной масти – подбирались так, чтобы по мере возрастания номеров эскадронов масть в целом светлела: в эскадрон Его Величества – высокие вороные без отметин; во 2-й – такие же, но меньше ростом; в 3-й – вороные с отметинами на голове, в 4-й – вороные с подпалинами и «слегка караковые» (т. е. вороные с еще более заметными рыжими подпалинами), в 5-й – вороные белоногие и в 6-й – вороные лысые и белоногие. (Трубачи всех эскадронов сидели на вороных без отметин.)115
Стоявший в Новом Петергофе лейб-гвардии Уланский Ея Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полк в обиходе называли иногда по месту стоянки или по шефу – «петергофскими уланами» и «Царицыными уланами» (в отличие от квартировавших в Варшаве «Царевых улан» или «Государевых улан» – лейб-гвардии Уланского Его Величества полка)116.
Обычно же служащие в полку именовались «лейб-уланами».
Полк выделялся белыми бамбуковыми пиками – изготовленными по образцу тех турецких пик, что были подарены лейб-уланам в 1878 г. главнокомандующим на Дунайском театре военных действий Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. великим князем Николаем Николаевичем (Старшим) из числа захваченных в Адрианополе117.
Как уже отмечалось выше, отношения с однобригадниками – лейб-гвардии Конно-Гренадерским полком – у лейб-улан были натянутыми. Зато лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк (из 2-й бригады той же 2-й гвардейской кавалерийской дивизии) был для них «братским»118. О дружбе с ним офицеры – лейб-уланы даже сложили строки:
Ярко светит электричество,
За гусар Его Величества.
За стаканами стаканы
Пьют Царицыны Уланы119!
Очень редко (последний раз, видимо, в октябре 1911 г.), но в полку еще практиковался «обход» – обычай, по которому загулявшие до ночи в полковом офицерском собрании офицеры обходили с музыкантами квартиры остальных офицеров «начиная со старшего полковника», будили их, играли их любимые произведения, «подносили жбанчик, желали покойной ночи и шли дальше»120…
Вестовых в полку звали “рехмет” («очевидно, от слова “рейдкнехт” [так в тексте, правильно: “рейткнехт”. – А.С.]»)121.
Нижние чины в лейб-гвардии Уланский Ея Величества полк подбирались из длинноносых усатых безбородых блондинов и рыжих122.
А лошади, при общей полковой рыжей масти, – так, чтобы в 1-м дивизионе по мере возрастания номеров эскадронов масть становилась светлее, а во 2-м дивизионе – темнее: в эскадрон Ея Величества – крупные рыжие со звездочкой, во 2-й – рыжие лысые и белоногие, в 3-й – менее рослые рыжие с крапинками и сединой, в 4-й – темно-рыжие с отметинами, в 5-й – бурые с отметинами и в 6-й – темно-рыжие и бурые без отметин123.
Лейб-гвардии Драгунский полк до 1903 г. имел ярко выраженную индивидуальность. Благодаря дислокации «на отшибе», в такой относительной глуши, как Кречевицы под Новгородом, его офицерство отличалось некоторым налетом провинциальности («милой наивностью») и было очень тесно сплочено, жило замкнутым «мирком» – где, по традиции, «все должны всегда всё проделывать вместе» («драгуны водятся стадами») и где, во избежание конфликтов в замкнутом коллективе, действовало «строгое запрещение, “шутя”, ругаться. Никогда, никто не смел друг друга, хотя бы в самой нежной форме, выругать»124… После передислокации полка в 1902 г. в окрестности столицы, в Старый Петергоф (ныне Петергоф), все эти особенности, как уже отмечалось, быстро исчезли.
Осталась, однако, другая: лейб-гвардии Драгунский был во 2-й гвардейской кавалерийской дивизии самым «семейным»125, с наибольшим процентом женатых офицеров.
Сохранилось и возникшее еще при Николае I благоговейное отношение к детали униформы, которая отличала лейб-драгун от всей гвардейской кавалерни, – «родной петлице», то есть алому (в обиходе – «красному») клапану на воротнике офицерского сюртука126. (Эта «красная петлица» была присвоена полку еще в бытность его лейб-гвардии Конно-Егерским и до 1855 г. имелась также и на воротнике мундира, а на воротнике сюртука отсутствовала лишь в 1855–1869 гг.) Ведь «дорожат войска наиболее теми предметами обмундирования, которые принадлежат не всем, а известной категории полков (еще более одному полку)»127…
Служащие в полку именовались «лейб-драгунами».
Повышение офицеров в чинах в лейб-гвардии Драгунском (как и в Кавалергардском, лейб-гвардии Кирасирском Ея Величества и лейб-гвардии Атаманском – и в отличие от лейб-гвардии Гусарского, лейб-гвардии Гродненского гусарского и лейб-гвардии Казачьего) было медленным128.
По свидетельству и кавалергарда А.А. Игнатьева, и конно-гренадера Н.В. Вороновича, нижние чины в лейб-гвардии Драгунский в начале ХХ в. подбирались из блондинов129 (хотя известный историк русской армии В.В. Звегинцов писал о шатенах130).
Лошади в лейб-гвардии Драгунском полку были гнедой масти; по-видимому, без эскадронных разновидностей.
Стоявший в Царском Селе (ныне Пушкин) лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк в начале ХХ в. «считался самым блестящим полком в русской гвардейской кавалерии как по своему боевому прошлому» [здесь мемуарист, лейб-гусар Г.А. фон Таль, явно погрешил против истины: у тех же кавалергардов и конногвардейцев прошлое было поярче. – А.С.], так и потому, что в нем служил, в бытность свою наследником цесаревичем, Николай II: на лагерном сборе 1889 г. – младшим офицером эскадрона Его Величества, а на сборе 1890-го – командиром эскадрона Его Величества. «В полку служили всегда несколько Великих Князей»131 – и в том числе командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа в 1905–1914 гг. великий князь Николай Николаевич (Младший).