В него входили VII и VIII армейские корпуса.
По оценке Я.Н. Тинченко, в частях Одесского округа (так же, как и Киевского) 70—100 % нижних чинов составляли украинцы и царил «стойкий украинский дух»265 – о котором говорилось выше, в разделе о Киевском округе.
Будучи формально приграничным, Одесский, однако, считался «второстепенным в смысле требовательности службы»266.
VII армейский корпус (штаб – Симферополь)
Она дислоцировалась в Крыму.
49-й пехотный Брестский Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Михайловича полк и 50-й пехотный Белостокский полк квартировали в Севастополе, 51-й пехотный Литовский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк – в Симферополе.
Про стоявший в Феодосии 52-й пехотный Виленский Его Императорского Высочества Великого князя Кирилла Владимировича полк известно, что в 1896 г. он был еще полком «с кавказскими традициями»267 (о которых уже говорилось при характеристике 38-й пехотной дивизии Варшавского округа). Однако сохранились ли эти традиции к 1914-му – сказать сложно. В отличие от сохранивших их 19-й и 38-й пехотных дивизий и 15-го драгунского Переяславского полка Варшавского округа, 13-я пехотная провела на Кавказе не 40–80, а, в общей сложности, менее 20 лет (в 1840-х – 1860-х гг.). В изданной в 1909 г. фундаментальной истории однобригадника виленцев – 51-го пехотного Литовского полка268 – о сохранении в нем кавказских традиций нигде не упоминается…
13-я артиллерийская бригада стояла в Севастополе. На войну в 1914 г. ее нижние чины вышли не в защитных, а в алых погонах мирного аремени269.
Районом ее дислокации была в основном Екатеринославская губерния.
133-й пехотный Симферопольский полк и 134-й пехотный Феодосийский полк квартировали в Екатеринославе (ныне Днепр), 135-й пехотный Керчь-Еникальский полк – в Павлограде, а 136-й пехотный Таганрогский полк – на отлете от главных сил, в Ростове-на-Дону.
34-я артиллерийская бригада квартировала в Екатеринославе (ныне Днепр),
В Екатернинославе стоял и 7-й мортирный артиллерийский дивизион.
VIII армейский корпус (штаб – Одесса)
Она дислоцировалась в основном в Бессарабии.
53-й пехотный Волынский Генерал-Фельдмаршала Великого Князя Николая Николаевича полк и 54-й пехотный Минский Его Величества Царя Болгарского полк стояли в Кишиневе, 55-й пехотный Подольский полк – в Бендерах, а 56-й пехотный Житомирский Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича полк – в Тирасполе (что расположен уже не на бессарабском, западном, а на восточном берегу Днестра).
14-я артиллерийская бригада квартировала в Кишинёве.
Она дислоцировалась в Новороссии.
К древку знамени стоявшего в Херсоне 57-го пехотного Модлинского Генерал-Адъютанта Корнилова полка, под навершием-копьем, с 1908 г. был привязан – согласно завещанию кавалера и с санкции военного министра – знак ордена Св. Георгия 4-й степени подполковника В.Т. Иванова – благодаря инициативе и мужеству которого (тогда еще капитана, командующего 2-м батальоном) полк пробился 25 февраля (10 марта) 1905 г. из окружения в сражении с японцами под Мукденом и спас полковое знамя270.
58-й пехотный Прагский полк стоял в Николаеве.
59-й пехотный Люблинский полк и 60-й пехотный Замосцкий полк (его солдаты и офицеры именовались «замосцами»271, но в других частях 15-й дивизии их называли и «замосцевцами»272) квартировали в Одессе.
По оценке служившего в 1914 г. в 15-й артиллерийской бригаде полковника Е.Э. Месснера, «выучка частей» дивизии была к началу войны «на должной высоте».
Так, стоявшая в Одессе 15-я артиллерийская бригада «была к войне подготовлена хорошо».
«Пехота 15-й пех[отной] дивизии не уступала ей в выучке – словом, дивизия и полевым командованием считалась на хорошем счету – эта оценка сохранилась за ней (благодаря прочности ее кадров) до последних дней войны».
«Оф[ицерский] состав хороший, может быть, выше среднего (хорошие стоянки)». (Как уже не раз отмечалось, вакансии в части, стоявшие в больших городах, могли брать прежде всего лучшие юнкера военных училищ. – А.С.)
«[…] Унт[ер]-офицерский состав был очень хорош (исполнителен, дисциплинирован, умел держать в руках подчиненных)».
«Солдатск[ий] состав – тоже хорош». 75 % нижних чинов 15-й пехотной дивизии составляли перед войной украинцы из Таврической, Екатеринославской и северной части Таврической губернии (кроме них, были «немцы оттуда же, немного молдаван, евреев, поляков и грузин»). Хлеборобы-украинцы «были прекрасным воинским матерьялом, как воск мягким в руках хороших воспитателей офицеров и унтер-офицеров, небольшой процент среди них горнорабочих Криворожского бассейна не портил качества всей массы». Влившиеся по мобилизации запасные «не ухудшили дивизии (те же малороссы, молодняк, быстро втянувшийся в службу)»273.
Это знаменитое соединение, дислоцировавшееся в Одессе еще с Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., было известно всей русской армии как «Железная бригада».
Соответственно, служившие в 13-м стрелковом Генерал-Фельдмаршала Великого Князя Николая Николаевича полку, 14-м стрелковом Генерал-Фельдмаршала Гурко полку, 15-м стрелковом Его Величества Короля Черногорского Николая I полку и 16-м стрелковом Императора Александра III полку именовали себя «железными стрелками»274; так же называла их и вся русская армия.
Это не относилось к чинам числившегося с 1910 г. в составе «Железной бригады», но сформированного уже после войны 1877–1878 гг. 4-го стрелкового артиллерийского дивизиона – также стоявшего в Одессе275.
По крайней мере, к 1916 г. (когда бригада уже была преобразована в 4-ю стрелковую дивизию) офицеры «железных стрелков» «с гордостью» носили железные кольца, окаймленные белой эмалью276.
В 1915 г. команды разведчиков в 4-й стрелковой дивизии назывались «дроздами»277.
8-й мортирный артиллерийский дивизион стоял в Тирасполе.
6. Московский военный округ
Здесь стояли Гренадерский корпус и V, XIII, XVII и XXV армейские корпуса.
В начале 1910-х в Московском округе ответ генералу в строю заканчивали (вместо «Ваше Превосходительство») словами «Ваше Пр…». Бывало поэтому, что даже исправные по службе солдаты титуловали генералов «Ваше При»278…
Гренадерский корпус (штаб – Москва)
Гренадеры и в начале ХХ в. считались элитной, отборной армейской пехотой. Это подчеркивалось:
– и комплектованием ее рослыми по тогдашним меркам (хоть и не такими, как в гвардии) нижними чинами – не ниже 2 аршин 6 вершков279 (т. е. не ниже 169 см),
– и тем, что ефрейторские и унтер-офицерские нашивки на погонах («лычки») у гренадер были как у портупей-юнкеров военных училищ – не из простого белого шерстяного басона (как во всех остальных армейских частях), а из белого с алым просветом (прошитого посередине алой нитью),
– и тем, что некоторые детали обмундирования и снаряжения гренадер были такими же, что и в гвардии: обшлага – с рукавными клапанами, а поясные ремни – за исключением четвертых (бывших карабинерных, т. е. «гренадерских егерских») полков гренадерских дивизий и четвертых батальонов остальных полков – не черные, а белые (как в гвардии, за исключением бывших егерских полков и стрелков),
– и тем, что рядовые гренадерских полков именовались не «рядовой», а «гренадер»,
– и, наконец, желтым цветом погон нижних чинов. Из существовавших к августу 1914-го более чем 300 частей русской пехоты желтые погоны имели только эти 16 полков (входившие в состав Гренадерского и XXV и II Кавказского армейских корпусов).
«Желтые погоны», «красота «желтого погона»» самое позднее с 1877 г. были символом корпоративной сплоченности гренадер как прославленного боевыми заслугами элитного войска в составе русской армии280. Другим таким символом было празднование в Гренадерском корпусе дня 14 (27) мая – дня победы в сражении с поляками при Остроленке в 1831 г., победы, добытой главным образом гренадерскими полками.
Подчеркнем, что элитными частями гренадер считали не только монархи и Военное министерство, но и вся русская армия. Кадеты Владикавказского кадетского корпуса (которым тоже были присвоены желтые погоны) еще и в 1916 г. гордились своим корпусом как особо «славным»: «желтые погоны – гренадеры!»281
Элитному статусу Гренадерского корпуса соответствовало и расквартирование его в Первопрестольной русской столице – Москве.
Однако по боевой выучке к августу 1914 г. он, по оценкам современников, уступал войскам приграничных округов – по крайней мере, Варшавского и Виленского.
Так, по воспоминаниям генерал-лейтенанта А.И. Тумского, принятый им в 1912 г. 68-й лейб-пехотный Бородинский полк Варшавского округа произвел на него «более благоприятное впечатление, нежели части Гренадерского корпуса» (в 12-м гренадерском Астраханском полку которого Тумский служил долгие годы. – А.С.)282.
О том же говорил 27 ноября 1927 г. генерал-майору В.В. Чернавину и подполковник М.М. Липинский – вышедший в 1913 г. в 5-й гренадерский Киевский полк Гренадерского корпуса, но с детства наблюдавший жизнь офицеров Виленского округа, а в ноябре 1914-го переведенный в 18-й стрелковый полк этого округа: «Общее впечатление о службе в Московск[ом] в[оенном] округе – по сравнению с пограничным Виленским округом подготовка войск значительно слабее, в особенности в области полевой работы частей (этому зимой мешали и большие морозы), на строевую подготовку обращалось большое внимание, но интерес к военному делу в офицерской среде был значительно менее выражен, чем, напр[имер], в виленских полках»283.
Причину этого многие видели в том, что офицеры Гренадерского корпуса имели устойчивую репутацию «баловней города Москвы»284. В самом деле, в Первопрестольной «городская жизнь предлагала множество разнообразных развлечений; многие офицеры погружались в пучину удовольствий, и это, естественно, не лучшим образом сказывалось на выполнении ими непосредственных обязанностей»285. «Вообще, Москва, – утверждал служивший там в 1913–1914 гг. в 5-м гренадерском Киевском полку М.М. Липинский, – наложила особый отпечаток на офицерский состав полков, там стоявших, они как-то омосквичились, жили своими особыми интересами не полковыми, привыкли к удобствам и особенностям московской жизни, как-то не походили на офицеров частей в Западной пограничной полосе». Только младшие офицеры рот не успели еще «омосквичиться» и «были хороши»…
Правда, выучка солдат и унтер-офицеров в Гренадерском корпусе была, по оценке Липинского, «в общем», «хороша»286.
После мобилизации 1914 г. до 60–70 % солдат и унтер-офицеров в частях Гренадерского корпуса стали составлять запасные287. Оценки их качества различаются: так, по относящемуся к ноябрю 1927 г. утверждению бывшего киевского гренадера М.М. Липинского, прибывшие запасные были «вполне удовлетворительными», и мнение о том, что «пополнения из московского района (фабричные, вообще жители гор[ода] Москвы) оказались морально ненадежными и только понизили качество солдатского состава частей», – неверно288. Другой же бывший офицер Гренадерского корпуса считал в тех же 20-х, что мнение это как раз верно, – и приводил в доказательство тот факт, что после первых боев, к 19 августа (1 сентября) 1914 г., в частях корпуса остались только «кадровые солдаты; запас, выставленный гренадерам Москвой и ее губернией, исчез в течение двух недель, составив в подсчетах потерь гл[авным образом] рубрику «без вести пропавших» [т. е., в массе своей, попавших в плен или разбежавшихся. – А.С.]»289.
Солдат и офицеров гренадерских частей именовали не только «ростовцами», «киевцами» и т. п., но и «ростовскими гренадерами», «киевскими гренадерами» и т. п.
Она стояла в Москве еще с 1860-х гг. и уже к началу Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. приобрела в армейском обиходе устойчивое название «московская гренадерская дивизия» (известно и выражение «1-я гренадерская московская дивизия»)290, а ее солдаты и офицеры – столь же устойчивое название «московские гренадеры»291 (не путать с чинами 8-го гренадерского Московского полка!). «Московскими гренадерами» личный состав 1-й гренадерской и ее полки продолжали называть и в августе 1914-го292. А ее части тогда же сплошь и рядом именовали «Московскими гренадерскими полками»293.
По воспоминаниям служившего в дивизии в 1885–1887 гг. и командовавшего в 1907–1912 гг. Гренадерским корпусом генерала от инфантерии Э.В. Экка, полки 1-й гренадерской традиционно отличались «умением ходить»294 (т. е. совершать марши).
1-й лейб-гренадерский Екатеринославский Императора Александра II полк – 1-й и 2-й батальоны которого стояли в Московском Кремле, в Кремлевских казармах, а 3-й и 4-й – на Покровском бульваре, в Покровских казармах, – «исстари славился своей строевой выправкой» и доказал это еще и в 1911 г., на таком экзамене, как пребывание в Красносельском лагере, среди образцовых по строю частей – полков гвардии295.
При этом еще и, по крайней мере, в 1911-м особенно выделялась такая, «исстари» же «отличительная черта этого великолепного полка», как «полная тишина» в строю и на тактических занятиях – когда слышны были одни лишь уставные команды и свистки296.
Соответственно, можно полагать, что и к 1914-му лейб-Екатеринославский был лучшим полком Московского гарнизона (и, значит, лучшим в 1-й и 2-й гренадерских дивизиях), – каким он был в 1890-х гг. И что – как и тогда – в полку «все было подчинено интересам службы»297.
А также что полк – как и в 1890-е – «отличался от других московских полков своими порядками». И, в частности, обычаем, по которому в полковое офицерское собрание не допускались женщины (ведь так было и в 1870-х, и в 1880-х, и в 1890-х)298.
Наряду с 13-м лейб-гренадерским Эриванским и 68-м лейб-пехотным Бородинским, Екатеринославский был одним из трех полков русской пехоты, сохранявших в наименовании характерную для времен Николая I приставку «лейб». Дело в том, что к 1855 г. он входил в число полков, шефом которых был цесаревич Александр Николаевич (будущий Александр II) – и которые имели поэтому приставку «лейб» к названию по географическому объекту (например, «лейб-Екатеринославский»). Вступив на престол, Александр II повелел сохранить в их наименованиях эту приставку – хотя полкам, вновь получавшим шефство цесаревича (или царствующего императора), ее с тех пор уже не присваивали. Эту традицию сохранили и Александр III и Николай II.
Соответственно, в обиходе полк часто именовали «лейб-Екатеринославским».
В то же время в полном наименовании екатеринославцев не отражалось то обстоятельство, что это был полк Его Величества, т. е. что действующим их шефом (при вечном шефе Александре II) был Николай II.
Как полк Его Величества, Екатеринославский часто величали «Государевы гренадеры»299. По той же причине в него отбирались «самые крупные и красивые люди» из прибывавших в 1-ю гренадерскую дивизию новобранцев, – и полк (по словам командовавшего в 1909–1912 гг. соседним 3-м гренадерским Перновским полком полковника Ф.П. Рерберга) «представлял собой что-то действительно в высшей степени красивое». «Несколько раз, – продолжает Рерберг, – мне пришлось видеть почетный караул от роты Его Величества Екатеринославского полка, и каждый раз я не мог в течение нескольких минут оторвать своих глаз от этого необыкновенно красивого зрелища300.
2-й гренадерский Ростовский Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Александровича полк был петровским и стоял в Спасских казармах, на Садовой-Спасской улице.
3-й гренадерский Перновский Короля Фридриха-Вильгельма IV полк – квартировавший в Хамовнических казармах (в Хамовниках, на нынешнем Комсомольском проспекте) – считал своим «старшим братом»301 лейб-гвардии Кексгольмский полк – из части которого он был сформирован в 1806 г.
Командовавший полком в 1909–1912 гг. полковник Ф.П. Рерберг стремился, как в гвардии, подбирать в роты солдат «по типу» (по внешности. – А.С.). Так, 1-я рота перновцев при нем «была большая и красивая, вся 5-я рота была бородатая, 9-я рота – с серыми и голубыми глазами, 13-я рота – смуглая и т. д.»302.
Солдаты и офицеры 4-го гренадерского Несвижского Генерал-Фельдмаршала Князя Барклая-де-Толли полка – также размещавшегося в Хамовнических казармах, – именовались не только «несвижцами», но и «барклаевцами». Это наименование было отзвуком николаевской эпохи (точнее, 1833–1857 гг.), когда этот полк не имел названия по географическому объекту и чины его именовались только по фамилии вечного шефа.
Ей, Барклаевцы, смотрите
Помнить дедушек дела.
Честь полка всегда храните,
Слава нам, чтоб в век была, —
говорилось в припеве полковой песни (сохранена орфография подлинника)303.
1-я гренадерская Генерал-Фельдцейхмейстера Графа Брюса артиллерийская бригада была размещена в Николаевских казармах (на Ходынском поле, между нынешними Хорошёвским шоссе, 1-м Хорошёвским проездом и улицей Поликарпова).
С 1892 г. уже не один, а три из четырех ее полков квартировали в Москве – и к 1914-му солдаты и офицеры 2-й гренадерской дивизии – точно так же, как и солдаты и офицеры 1-й гренадерской – носили в армейском обиходе устойчивое название «московские гренадеры» (не путать с чинами 8-го гренадерского Московского полка!)304.
Солдаты и офицеры петровского 5-го гренадерского Киевского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полка – размещавшегося в Александровских казармах (между нынешними Подольским шоссе и Большой Серпуховской улицей), у Серпуховской заставы, – именовались в соответствии с общим правилом, по которому название служащего в полку образовывалось при помощи суффикса «ец», – не «киевляне» (как жители города Киев), а «киевцы».
Стоявший там же 6-й гренадерский Таврический Генерал-Фельдмаршала Великого Князя Михаила Николаевича полк приобрел вполне выраженное лицо уже в ходе Первой мировой: он «прослыл «твердым», и никто не удивился, что его считают кандидатом на перевод в гвардию»305 (слухи об этом распространились в декабре 1916 г.).
Солдаты и офицеров полка называли так же, как жителей Таврической губернии, – «тавричане».
7-й гренадерский Самогитский Генерал-Адъютанта Графа Тотлебена полк размещался в Покровских казармах, на Покровском бульваре.
По крайней мере, в 3-м гренадерском Перновском полку (а скорее всего, и во всем московском гарнизоне. – А.С.) самогитцев называли «самогитами»306.
8-й гренадерский Московский Великого Герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха полк стоял в Твери. Служащие в нем именовались «московцами»307, а название «московские гренадеры» было применимо к ним и в широком, и в узком смысле.
2-я гренадерская артиллерийская бригада стояла в селе Павловская слобода (ныне Истринского района Московской области), к западу-северо-западу от Москвы.
Гренадерский мортирный артиллерийский дивизион квартировал в Москве.
V армейский корпус (штаб – Воронеж)
Он лишь в 1910 г. был передислоцирован в тыловой Московский округ из приграничного Варшавского – где стоял долгие десятилетия – и не успел еще «омосквичиться».
Ее разместили в Воронежской и Тамбовской губерниях.
Солдаты и офицеры квартировавшего в Воронеже петровского 25-го пехотного Смоленского Генерала Раевского полка именовались в соответствии с общим правилом, по которому название служащего в полку образовывалось при помощи суффикса «ец», – не «смоляне» (как жители Смоленска), а «смоленцы».
26-й пехотный Могилевский полк – также стоявший в Воронеже – был одной из 11 частей русской армии, в которых имелись навечно зачисленные в списки солдаты и/или офицеры. В Могилевском это был рядовой Григорий Петров – сохранивший в плену после неудачного сражения со шведами при Пелкина 15 (27) апреля 1808 г. знамя.
Стоявшие в Тамбове 27-й пехотный Витебский полк и 28-й пехотный Полоцкий полк имели такое необычное отличие, как право играть «при встречах, в торжественных случаях и атаке» марш лейб-гвардии Егерского полка. Витебцы и полочане получили это право «в наследство» соответственно от 13-го егерского и 14-го егерского полков (с которыми они были слиты в 1833 г.). А те – в память о том, что именно чинами этих заслуженных частей пополнили почти уничтоженный турками в бою при Гаджи-Гассан-Ларе 10 (22) сентября 1828 г. 2-й батальон лейб-гвардии Егерского полка308.
7-я артиллерийская бригада квартировала в Тамбове.
Она была разбросана по Нижегородской и Тамбовской губерниям.
37-й пехотный Екатеринбургский полк и 38-й пехотный Тобольский Генерала Графа Милорадовича полк квартировали в Нижнем Новгороде, а 39-й пехотный Томский Его Императорского Высочества Эрц-Герцога Австрийского Людвига-Виктора полк и 40-й пехотный Колыванский полк – на Тамбовщине, соответственно в Козлове (ныне Мичуринск) и Моршанске.
10-я артиллерийская бригада была расквартирована в Нижнем Новгороде,
5-й мортирный артиллерийский дивизион стоял в подмосковном Серпухове.
XIII армейский корпус (штаб – Смоленск)
К 1914-му он считался – и не без оснований309 – «распущенным», т. е. недостаточно дисциплинированным.
После мобилизации XIII корпус оказался разбавлен запасными сильнее, чем любой другой, а сами запасные в него попали старых сроков службы, многое (если не все) позабывшие. По относящейся к январю 1915 г. оценке принявшего корпус в первые дни войны генерал-лейтенанта Н.А. Клюева, человеческий материал это был «превосходный», но накануне первых боев выглядел все еще «мужиками, одетыми в солдатскую одежду»310…
Другой бедой XIII корпуса в августе 1914 г. был запредельный для кадровых частей некомплект офицеров в ротах311 (подробнее см. ниже).
Она дислоцировалась на Смоленщине.
Ее 1-я бригада – по крайней мере, в своей дивизии – именовалась в обиходе «Белой бригадой»312 (будучи, таким образом, одной из трех бригад русской армии, имевших устойчивые неофициальные наименования – Петровской, «Белой» и «Железной»).
Дело в том, что составлявшие эту бригаду петровский 1-й пехотный Невский Генерал-Фельдмаршала Графа Ласси, ныне Его Величества Короля Эллинов полк (стоявший в Рославле) и 2-й пехотный Софийский Императора Александра III полк (квартировавший в Смоленске) выделялись белыми кантами на бортах, воротниках и обшлагах мундиров и на фуражках – резко отличавшими их от всех остальных более чем 300 частей армейской пехоты с их алыми или малиновыми кантами. Эти белые, «флотские» канты невцы и софийцы получили в 1833 г., в память о влитых в том году в их части полках морской пехоты – героях сражения с поляками при Остроленке 14 (26) мая 1831 г.
После мобилизации 1914 года 1-й пехотный Невский полк (наряду с 3-м пехотным Нарвским – о котором ниже – и, возможно, со 122-м пехотным Тамбовским полком 31-й пехотной дивизии Киевского округа) оказался разбавлен запасными сильнее, чем все прочие кадровые части русской пехоты. Бывший командир XIII корпуса Н.А. Клюев считал в 1915-м, что процент запасных в частях корпуса составлял после мобилизации 60313 – но в Невском полку он доходил до 80314.
Точно так же Невский вышел на войну с самым, наверное, большим среди кадровых полков русской пехоты некомплектом офицеров. По штатам военного времени в пехотном полку должно было насчитываться 78 офицеров – а в Невском их было всего 46 (некомплект 41 %)315!
Петровский 3-й пехотный Нарвский Генерал-Фельдмаршала Князя Михаила Голицына полк (квартировавший в Смоленске) был одной из 12 частей русской армии, в которых имелись навечно зачисленные в списки солдаты и/или офицеры. У нарвцев это был портупей-прапорщик Михаил Шеремецкий – спасший 20 ноября (2 декабря) 1805 г., в сражении при Аустерлице, одно из нарвских знамен.
После мобилизации Нарвский разделил с Невским (и, возможно, со 122-м пехотным Тамбовским полком 31-й пехотной дивизии Киевского округа) первое в русской армии место по степени разбавленности запасными (у нарвцев – как, возможно, и у тамбовцев – запасные составили до 80 % нижних чинов) и по некомплекту офицеров: при выступлении на войну в Нарвском полку было лишь 52 офицера (некомплект 33,3 %)316.
Кадровые солдаты-нарвцы к началу войны подошли, по оценке тогдашнего командира полка, полковника Н.Г. Загнеева, «хорошо подготовленными», но среди запасных было много «нахальных, грубых и все критикующих», «даже неприкосновенных к понятию о патриотизме, чувстве долга (особенно из распропагандированных)»317…
4-й пехотный Копорский Генерала Графа Коновницына, ныне Его Величества Короля Саксонского полк квартировал в Смоленске.
1-я артиллерийская бригада (также стоявшая в Смоленске) даже и после мобилизации 1914 г. отличалась, по признанию Н.А. Клюева, «порядком и выправкой»318.
Районом ее дислокации были Орловщина и Брянщина.
141-й пехотный Можайский полк и 142-й пехотный Звенигородский полк квартировали в Орле, 143-й пехотный Дорогобужский полк и 144-й пехотный Каширский полк – в Брянске, а 36-я артиллерийская бригада – в Карачеве.
13-й мортирный артиллерийский дивизион стоял на Смоленщине, в Гжатске (ныне Гагарин).
5-й тяжелый артиллерийский дивизион квартировал в Брянске.
XVII армейский корпус (штаб – Москва)
Она дислоцировалась в Калужской и Тульской губерниях.
Стоявший в Калуге – во Фроловских, Загородносадских и Московских казармах – 9-й пехотный Ингерманландский Императора Петра Великого полк был не только петровским, но и суворовским: в 1754–1756 гг. в нем служил поручик А.В. Суворов.
Стоянкой 10-го пехотного Новоингерманландского полка также была Калуга.
Солдаты и офицеры квартировавшего в Туле, в Суворовских казармах, петровского 11-го пехотного Псковского Генерал-Фельдмаршала Князя Кутузова-Смоленского полка в начале ХХ в. именовались уже только «псковцами»319 (хотя еще в 1877–1883 гг. употреблялось иногда и название «псковичи»320). Этим 11-й пехотный Псковский отличался от 2-го лейб-драгунского Псковского – солдат и офицеров которого и в 1880-х, и в начале ХХ в. всегда именовали «псковичами»321.
Сложно сказать, сохранилась ли к 1914-му традиция называть чинов полка не только «псковцами», но и «кутузовцами» (в 1900-м она еще теплилась322). Эта традиция была наследием николаевской эпохи (точнее, 1826–1857 гг.), когда полк не имел названия по географическому объекту и чины его именовались только по фамилии вечного шефа.
А вот названием солдат и офицеров квартировавшего в той же Туле, в Красных казармах, 12-го пехотного Великолуцкого полка в начале ХХ в. было уже исключительно «великолуТцы»323. (Еще в 1877 г., наряду с «великолутцами»324, встречались и правильное, с точки зрения традиций русской армии, название «великолукцы»325, и неожиданное «великолужцы»326. Последнее произошло от употреблявшегося иногда даже и в печати искаженного названия полка – «Великолужский»; и это название, и термин «великолужцы» встретились нам еще и в книге, изданной в 1908 г.327)
Название же «великолутцы» пошло, видимо, от частых случаев неграмотного, «на слух», написания названия Великолуцкого полка – «Великолутский». Еще и в 1909 г. такое написание встречалось даже в печати328.
3-я артиллерийская бригада квартировала в Калуге.
Районом ее дислокации были Рязанская и юго-восток Московской губернии.
137-й пехотный Нежинский Его Императорского Высочества Великой Княгини Марии Павловны полк и 138-й пехотный Болховский полк стояли в Рязани, 139-й пехотный Моршанский полк – в Егорьевске, 140-й пехотный Зарайский – в Скопине, а 35-я артиллерийская бригада – в Рязани (1-й дивизион) и Коломне (2-й дивизион).
17-й мортирный артиллерийский дивизион квартировал в Коломне.
3-й тяжелый артиллерийский дивизион стоял в Вязьме.
XXV армейский корпус (штаб – Москва)
Районом ее дислокации были Москва, Владимирская и Ярославская губернии.
В отличие от состоявших с нею вплоть до 1910 г. в одном (Гренадерском) корпусе 1-й и 2-й гренадерских, из четырех ее полков лишь один (Астраханский) целую треть века квартировал в Москве. Еще один (Фанагорийский) стоял там менее четырех лет (3-й и 4-й батальоны с 1910 г., а 1-й и 2-й с 1911-го), а два других не стояли никогда.
Стоит поэтому внимательно отнестись к мнению опрошенного 14 декабря 1927 г. в Праге генерал-майором В.В. Чернавиным офицера 3-й гренадерской артиллерийской бригады – который отвергал обвинения в том, что офицерский состав 3-й гренадерской дивизии, «под влиянием Московской жизни», «не был на той высоте, как» в других корпусах329.
А вот другое его опровержение – того, что влитые в 3-ю гренадерскую по мобилизации 1914 г. запасные из москвичей и жителей Московской губернии «оказались неудачными и понизили качество частей»330, – приходится признать спорным.
В самом деле, стоявший во Владимире петровский 9-й гренадерский Сибирский Генерал-Фельдмаршала Великого Князя Николая Николаевича полк получил таких запасных, которые (как сообщал в письме генерал-майору В.В. Чернавину от 14 ноября 1925 г. бывший командир 1-го дивизиона 3-й гренадерской артиллерийской бригады генерал-майор А.Ф. Макалинский) в первых боях «были глубоко потрясены и утратили боеспособность в весьма значительной степени»: «неудержимо разбегались, преднамеренно перемешивались, скрывали звание, номера рот и проч.», а будучи собраны и поставлены в прикрытие артиллерии, «пребывали в полном бездействии: вырыли углубления, опустили туда головы и положили ружья на землю»331…
Впрочем, сам Сибирский полк образца августа 1914 г. Макалинский охарактеризовал (в письме Чернавину от 6 октября 1925 г.) как «великолепный»; «очень хорошим» назвал его в беседе с Чернавиным 14 декабря 1927 г. и другой офицер 3-й гренадерской артиллерийской бригады332. По-видимому, перед войной качество этой части действительно было высоким – так, что его не смогли понизить даже негодные запасные.
Солдаты и офицеры Сибирского гренадерского именовались в соответствии с общим правилом, по которому название служащего в полку образовывалось при помощи суффикса «ец», – не «сибиряками» (как жители Сибири), а «сибирцами».
«Великолепным», по относящейся к 6 октября 1925 г. оценке генерал-майора А.Ф. Макалинского, был к августу 1914-го и 10-й гренадерский Малороссийский Генерал-Фельдмаршала Графа Румянцева-Задунайского полк (также квартировавший во Владимире)333.
Солдаты и офицеры Малороссийского полка именовались в соответствии с общим правилом, по которому название служащего в полку образовывалось при помощи суффикса «ец», – «малороссийцы»334. Однако, по крайней мере, их однобригадники, офицеры Сибирского полка, в начале 1910-х гг. называли их «малороссами»335.
11-й гренадерский Фанагорийский Генералиссимуса Князя Суворова, ныне Его Императорского Высочества Великого Князя Димитрия Павловича полк квартировал в Москве: 1-й и 2-й батальоны – в Беляевских336 (Фанагорийских) казармах на Немецкой (ныне Бауманская) улице, а 3-й и 4-й – в Саперных (Сокольнических) казармах, на углу улиц Матросская Тишина и 3-й Сокольнической (ныне улица Гастелло).
Полк был суворовским: в 1790-х гг. он был любимым полком А.В. Суворова337, а с 1796-го Суворов был еще и его шефом, – и к 1826-му (когда фанагорийцы получили Суворова в качестве вечного шефа) «вся армия давно уже привыкла считать [Фанагорийский полк. – А.С.] «суворовским»338. В память о победах Суворова Фанагорийскому полку в 1912 г. присвоили право проходить на парадах, держа винтовки не «на плечо», а «на руку» (кроме него такое право имел лишь лейб-гвардии Павловский).
В начале ХХ в. фанагорийцы продолжали зваться еще и «суворовскими гренадерами»339, «суворовцами», «Суворовским полком». Эту традицию, поддерживали, в частности, полковой марш (именовавшийся Суворовским маршем340), прохождение с винтовками «на руку» («по-суворовски»!341) и полковая песня (сложенная после 1878 г.):
Враг будет помнить нашу встречу,
Солдат Суворовский не трус, —
Пойдет он славно в битву-сечу,
Чтоб защитить Царя и Русь! […]
Награды вышли не плохие,
Дружней, Суворовцы, Ура!..
Все сложим головы лихие
За славу, честь и за Царя342!
(Вообще эта традиция была отголоском николаевской эпохи, точнее, 1826–1857 гг., когда полк не имел названия по географическому объекту и чины его именовались только по фамилии вечного шефа.)
Офицеры полка носили полковой перстень – овальное кольцо с надписью «Ф.п.» (или, возможно, «11.Ф.п.») и номером, обложенное 11-ю (sic!) «бриллиантовыми обрезками или маленькими камешками, охваченными лапками», и имевшее в середине миниатюрный портрет А.В. Суворова. «Стоило оно дорого и послужило к тесной спайке Суворовских гренадер»343.
По оценкам офицеров 3-й гренадерской артиллерийской бригады, в августе 1914-го Фанагорийский полк оказался «очень хорош» (неизвестный офицер, опрошенный генерал-майором В.В. Чернавиным в Праге 14 декабря 1927 г.) или даже «великолепен» (генерал-майор А.Ф. Макалинский, в письме В.В. Чернавину от 6 октября 1925 г.)344.
По крайней мере, однобригадники фанагорийцев – офицеры 12-го гренадерского Астраханского полка – в обиходе называли их «фанагорами»345.
Вечным шефом расквартированного в Москве, в Астраханских казармах на Золоторожской (ныне Волочаевская) улице (штаб и три батальона) и в Крутицких казармах за Спасской (ныне Крестьянской) заставой (один батальон), петровского 12-го гренадерского Астраханского Императора Александра III полка был Александр III, а действующим (хоть это и не отражалось в полном наименовании полка) – Николай II.
Несомненно, именно поэтому полк, словно гвардейский, стремились комплектовать новобранцами определенной внешности – брюнетами (в роте Его Величества – именовавшейся у астраханцев не только «Государевой», как в других полках Его Величества, но и «Царской ротой», – «гигантского роста» и с бородой)346. Основным районом комплектования части была поэтому Полтавская губерния347. Так или иначе, вид полка напоминал гвардейский; увидев в 1911 г. своего нового командира полковника М.И. Пестржецкого, астраханские гренадеры оценили его так: «Высокий да бравый, – под стать нашему полку»348…
То, что Астраханский полк был «на виду» (гренадерский, Его Величества, стоящий в Первопрестольной), стало, видимо, причиной того, что в 1914-м, в память об участии его (именовавшегося тогда Вологодским пехотным) в качестве морской пехоты в сражении при Гангуте 27 июля (7 августа) 1714 г., ему – так же, как и лейб-гвардии Преображенскому, лейб-гвардии Семеновскому и лейб-гвардии Кексгольмскому, – был пожалован гребной (12-весельный) катер349.
В отличие от запасных, влившихся при мобилизации 1914 г. в Сибирский полк, качество тех, что пополнили тогда Астраханский, признавали хорошим даже тогдашний командир астраханцев М.И. Пестржецкий и командир 12-й роты П.Б. Сушильников – хотя им, казалось бы, выгодно было свалить неудачи полка в первых боях на запасных. И это при том, что запасные состояли из тех же самых москвичей (и в том числе рабочих – «в достаточной степени вкусивших от горьких и пьяных плодов пригородной жизни»350)… Пестржецкий в своих мемуарах дважды подчеркнул, что на фронт запасные «прибыли, сроднившись с полком и с его прежними подвигами, вполне надежными солдатами»351. А Сушильников отметил, что «беспорядочная, шумная толпа мастеровщины» уже к первому бою «под влиянием кадров полностью восприняла боевую обстановку»352…
Тем парадоксальнее выглядят оценки, согласно которым, в первых боях 1914-го Астраханский полк оказался «слаб» (генерал-майор А.Ф. Макалинский, письмо генерал-майору В.В. Чернавину от 6 октября 1925 г.) и обладал «меньшей боеспособностью» по сравнению с другими полками дивизии (офицер 3-й гренадерской артиллерийской бригады, опрошенный В.В. Чернавиным в Праге 14 декабря 1927 г.)353. Оба артиллериста относили это на счет качеств командира полка – но не сказалось ли здесь то обстоятельство, что Астраханский – единственный в 3-й гренадерской! – к 1914-му уже треть века как стоял в Москве? Ведь это (как мы видели в на примере Гренадерского корпуса) размагничивало офицерский состав – так, что он начинал меньше заботиться о боевой подготовке…
3-я гренадерская артиллерийская бригада стояла в Ростове. По относящейся к 1929 г. оценке офицера-артиллериста, отбывшего в ней учебный сбор в 1913-м, бригада отличалась прекрасной выучкой и поражала служебным рвением офицерской молодежи – «преданной своему делу, горячо увлеченной им, желающей учиться и работать, не играющей вовсе в карты и почти не пьющей и проводящей свои досуги в [офицерском. – А.С.] собрании за решением тактических задач. При этом толковый солдат, отличный унтер-офицер» и «великолепно умеющие стрелять» командиры батарей354…
Она дислоцировалась в Верхнем Поволжье – в Ярославской, Костромской и на севере Владимирской (в нынешней Ивановской области) губернии.
Три ее полка были названы в честь побед русского оружия в Русско-польской войне 1830–1831 гг. (в сражениях при Грохóве 13 (25) февраля и Остроленке 14 (26) мая и при взятии Варшавы 26 августа (7 сентября) 1831 г.), а Пултусский – в память об успешном сражении с французами под Пултуском 14 (26) декабря 1806 г.
181-й пехотный Остроленский полк и 182-й пехотный Грохóвский полк стояли в Ярославле, 183-й пехотный Пултусский полк – в Костроме, 184-й пехотный Варшавский полк – в Шуе, а 46-я артиллерийская бригада – в Ярославле.
25-й мортирный артиллерийский дивизион квартировал в подмосковном Серпухове.