– Твой друг уже мертв. Поэтому ты не слышишь его, – спокойно сказал Дэш. – Это ничего. Ты тоже скоро умрешь. Не бойся тех, что умерщвляют тело, а душу умертвить не властны; бойся лучше Того, Кто властен и душу, и тело предать геенне.
Крот отчаянно шевелил губами. Его угасающий разум метался из крайности в крайность. Он молил о пощаде, помощи, прощении. А услышав фразу из библии, принялся неистово молиться.
– Вижу, ты хочешь мне, что-то сказать, но не можешь. Хочешь просить прощения? Сказать, что тебе жаль?
В глазах Крота забрезжила надежда. Неужели ему удастся искупить свои грехи? Может он его поймет? Может простит? Кроту было достаточно просто сказать, хоть намекнуть, что Дэш прав.
– Я могу увидеть твои мысли. Но для этого мне придется заглянуть в твою душу. А я не хочу.
Дэш вернул голову Крота в изначальное положение. Фитиль все еще корчился в огне, хотя он был уже мертв. Теперь Крот тоже видел мертвецов, жаждущих мести, тянувших жертву на суд.
Дэш оставил тело крота и двинулся в сторону Фитиля. Но внезапное озарение вспыхнуло, как молния. Дэш остановился. Он вновь оказался в шаге от проклятия. Первый раз, в недостроенном бассейне, он растерялся, предоставив призракам вершить судьбу Мерзости. И вот, очередная Мерзость перед ним. Он мог бы разорвать в клочья плоть Мерзости, чтобы добраться до души, или того, что ею именуется. И продолжать терзать ее всю ту вечность, что она проведет в аду. Но в кого он превратится, кем он станет? Демоном ада? Обычным призраком, жаждущим мщения, что сейчас поднимались над землей, словно туман? Или очередной мерзостью в человечьем обличии? В любом случае, он потеряет себя. Именно об этом ему говорил Старик! Он много чего сказал. И всякий раз был прав. Но, прощение! Как он может простить их за то, что они сделали?
Уродливые мертвецы принялись за работу. Огонь коснулся души Фитиля. Но не его любимый огонь, а пламя самого ада. Огонь срывал с него кожу, плавил кости, затем на миг отступал, давая «душевной материи» восстановиться, и начинал пытки заново с большим усилием. Дэш заметил, что души имеют тот же облик, что и при жизни. Даже сохраняют свое анатомическое устройство – кожный покров, мышцы, кости, которые Дэш окрестил «душевная материя». Это, скорее всего, влияние памяти. Но ведь память – один из кирпичиков, формирующих личность. Разве не может она быть неотъемлемой частью души?
Фитиль испытывал невообразимую боль. Кожа покрылась кровоточащими, гноящимися язвами. А Дэш этим зрелищем наслаждался.
Дэш собрался уходить, но тут его внимание привлек предмет, поблескивающий в всполохах огня. Дэш поднял его не боясь получить ожог. Это был нож, который он видел у здоровяка. Нож был холодным. Поначалу, Дэш списал это на свои притупленные чувства. Но, деревянная ручка даже не обуглилась.
Дэш огляделся по сторонам. Никого. Потом попытался осмотреть округу при помощи своих новых способностей. И снова безрезультатно. Тогда он перевел взгляд на искалеченное тело Крота, в котором медленно угасала жизнь. Вокруг него не вились призраки, они просто стояли в стороне. В их лицах читалось умиротворение. Они, что же, смогли простить его? Дэш прислушался к своим чувствам. Он не чувствовал удовлетворения, потому что он знал, что обладает силой причинить истязаемому существу куда большую боль. Но чувствовал страх. Страх потерять себя. Проклятый старик! Он так часто твердил Дэшу о потере, что сам Дэш начал повторять это как мантру.
Дэш снова посмотрел на Крота. Он не вызывал у него ни капли жалости. Хотя, безусловно, он был жалок. Дэш, вопреки своим словам, все же заглянул в его душу. Он силился понять, что сподвигло этого никчемного человечка на убийство.
Дэш припомнил их первую встречу. Школьный двор, первый день учебного года. В ожидании торжественной речи директора школьники столпились у крыльца школы. Это было не построение по классам, а всего лишь разные группки, объединенные общими интересами. Разумеется, будучи новеньким Дэш стоял отдельно ото всех. Осматривая учеников, он гадал, с кем из них ему предстоит учиться в одном классе, кого лучше избегать, а с кем дружить. И тут он заметил паренька одиноко сидящего копошащегося в клумбе. Судя по одежде, он тоже пришел на школьную линейку. Но, что он делает в клумбе? Почему не стоит со всеми? Может он тоже новенький? Не похоже. Так, что же он делает? Дэшу больше не нужно было копаться в своей памяти. Теперь он может спокойно копаться в чужой. Теперь Дэш, наконец, смог рассмотреть, что же было такого в этой клумбе, ради чего можно запачкать школьную форму. Неказистый паренек радостно вскочил на ноги и бросился к группке учеников стоящих ближе всех. Наверное, его друзья. Он принялся показывать им свою находку, но единственной их реакцией был лишь смех. Впрочем, паренька это ничуть не смутило он спрятал находку в карман и принялся заискивающе посмеиваться над любой, даже самой неудачной шуткой. Явный неудачник, которого терпят за лизоблюдскую манеру поведения. Но, Дэша интересовало не его положение в обществе, а предмет в его кармане. Это был камень. Обыкновенный камень. Может, и не обыкновенный – Дэш не разбирался. Теперь понятно, почему этого неудачника прозвали Кротом. Дэш-то все это время думал, что из-за плохого зрения. Хотя с чего ему было так думать? Да, Крот постоянно ходил по школе и щурился. Но очков при этом не носил. Впрочем, и на этот вопрос ответ имеется – Дэшу было наплевать на него. Он был ему настолько безразличен, что даже прозвище едва мог вспомнить, не говоря уже об имени. Может, это безразличие и пренебрежение и сыграли свою роль в будущем, когда Крот в компании других Мерзостей пришел в дом Дэша? Может, они пришли с банальной целью поквитаться с Дэшем за школьные годы?
Дэш продолжил наблюдать за жизнью Крота. Скука, абсолютная скука. Даже наблюдая от первого лица, Дэш не мог понять страстей, обуревавших Крота при виде различных горных пород. Ради них он был готов унижаться и лезть в зловонные кучи. Или же рисковать жизнью, пробираясь вдоль скалистого обрыва. И вот, очередной порыв страсти привел его к таинственному храму. И тут Дэш уже стал следить более внимательно. Крот слонялся по округе в поисках какого-нибудь уникального, по его мнению, камня. Пока ведомый любопытством он не вошел внутрь полуразрушенного храма. Внутри храма, а точнее того, что от него осталось затаилось нечто. Оно манило, приглашало войти. Крот тут же забыл про цель своих поисков и пошел на зов. Огибая завалы, он миновал лестницу, ведущую на башню, и вышел в центральный зал. Когда-то давным-давно в центре этого зала возвышались шесть колонн на которые опирались готические своды. Теперь же большая часть колонн, как и свода, отсутствовала. И через зияющую дыру в помещение лился лунный свет. Необычайно мощный для зарождающегося месяца. Казалось, он существовал лишь для одного – подсвечивать существо, стоящее у дальней стены зала под разбитым витражом. Существо сгорбившись ковырялось груде обломков. У него была серая кожа и непропорционально длинные конечности. Словно вурдалак, пожирающий внутренности своей жертвы.
В страхе Крот спрятался за одной из уцелевших колонн. Что делать бежать? Бежать назад и надеяться, что его не заметят? Что если уже заметили? Что если эта тварь здесь не одна?
Крот осторожно высунул голову из укрытия, но существа уже не было. Липкий холодный страх охватил его. Он уже представлял, как тварь, словно огромный серый паук, подкрадывается к нему легонько царапая когтями каменные плиты. Бежать! Определенно бежать! Но куда? Подальше от твари, очевидно же! Но, чтобы это сделать, нужно знать где она. Крот вновь предпринял робкую попытку осмотреться. Сдерживая дрожь, он выглянул из-за колонны и ахнул. Существо действительно исчезло. Вот только на том месте, где оно еще недавно орудовало лапами, стоял человек. Вполне обычный человек. В светлом костюме и в черном плаще. Его лицо было хорошо освещено. И это было лицо, а не зубастая уродливая морда. На его лице играла легкая улыбка.
– Прошу прощения! – сказал человек. – Я думал, что я здесь один. Люблю, знаете ли, погулять в округе – вдали от людской суеты. Отдохнуть, собраться с мыслями.
В какой еще округе? Местная округа – это кладбище. Какой человек в здравом уме придет отдыхать на кладбище? Ей богу, злобная плотоядная тварь смотрелась куда уместнее, чем этот человек в дорогом костюме с детским лицом. Что он вообще здесь делает? И словно в ответ на не заданный человек протянул. На его покрытой пылью ладони что-то чернело. Это был небольшой черный камень с золотисто-желтыми жилами, играющими в лунном свете.
– Красивый, правда? – поинтересовался человек.
Крот не услышал вопроса, он был очарован камнем. Словно лунатик он шел к нему. И не дойдя пару заветных шагов, Крот, ослепленный желанием, рухнул на колени прями перед незнакомцем. В отчаянии Крот протянул руку. И в этот момент случилось немыслимое, по его меркам. Незнакомец повернул ладонь, и заветный камень оказался в руках несчастного Крота. «Как? – вопрошал он. – Как можно расстаться с таким сокровищем? Этот человек воистину велик и могущественен, раз может позволить себе такое!» а незнакомец все так же простодушно улыбался снисходительно глядя на Крота.
– Да уж! Я и не думал, что встречу кого-либо, кто разделяет мою страсть! – сказал он. – Это невероятно! Прошу, друг мой, оставьте его себе!
«Друг мой!» – повторил про себя Крот, благоговейно глядя на незнакомца. Неужели он после стольких лет насмешек и непонимания, наконец, встретил родственную душу? И это не жалкий неудачник, как он сам, – Крот вполне адекватно оценивал свое место в обществе, – а один из сильных мира сего. Если не самый сильный.
– Встаньте, встаньте, мой друг! Нам определенно надо как-нибудь встретиться и поделиться впечатлениями о нашей общей… – незнакомец замолк, подбирая слова.
– Страсти, – еле слышно прошептал Крот.
– Да-да. А теперь, прошу меня простить! Я нашел все, что искал и даже больше. Не буду мешать.
С этими словами незнакомец удалился. Крот лишь тоскливо смотрел вслед. Ему было уже наплевать на развалины. Он хотел пойти за своим господином… то есть, другом. Но, кто он такой, чтобы отвлекать этого человека? Крот остался один на один со своим сокровищем. Он гладил камень, проводя пальцем по золотистым изломам. И чем дольше он это делал, тем сильнее убеждался, что перед ним не просто хаотичный разброс вкраплений, а некий знак или символ. При чем до боли знакомый.