Пайк расхохотался. Так он не смеялся уже очень давно. Это было заразительно, и Ноэль присоединился к нему.
— Я и не настаивал, — добавил Ноэль, потирая лысину. — Меня это особо не волновало. Но честно говорю тебе, это была лучшая неделя в моей жизни.
— И чем все кончилось?
— Я остался без денег, а Алана забеременела. Эта глупая корова не пила таблеток.
— А ты не догадался спросить?
— Она сказала, что я могу делать все, разве нет?
— Ну ты и тупица.
— Мы попытались что-то склеить, приехав в Лондон. Застряли здесь на год. Но Шеферд-буш далеко не Лас-Вегас. Здесь нет никакой магии. Она перестала следить за своей внешностью, мой белый костюм стал серым, и мы поняли, что больше не хотим видеть друг друга. Она убралась восвояси вместе с Кирсти.
— Так почему сейчас девочка у тебя?
— Полгода назад Алана появилась у меня на пороге вместе с Кирсти. Сказала, что у нее появился новый парень, он хочет создать свою собственную семью, а Кирсти ему не нужна. Так она оказалась у меня на шее. Господи! Я и не знал, как это тяжело — растить ребенка. Отвезти ее в школу, забрать из школы, купить обувь, отвести к доктору. И так без конца. Единственное, что ее оживляет, — это чертов «Гейм Бой» и «Супербратья Марио».
Пайк понятия не имел, кто такие супербратья Марио, и не собирался выяснять. Он почувствовал себя старым. Было ощущение, что он не знает, чем живет сейчас молодежь. Он безнадежно отстал. Пайк как бы выпал из времени. В Канаду? А что Канада? Страна мечты, сказочная страна из книжки.
— Ноэль.
— Что?
— По крайней мере, у тебя есть она. По крайней мере, у тебя есть, ради чего жить.
Но Ноэль просто рассмеялся.
Так они и ехали в Суиндон. Ноэль слушал музыку из фильмов и ему понравилось, даже Филипп Гласс. Наблюдая за размытыми очертаниями проносящихся огней, загипнотизированный ритмом, он увлекся.
— А это ничего, — говорил он, кивая головой. — В этом что-то есть. Просто нужно быть в таком настроении. Дидли-дидли-дидли-дидли… Неплохо.
Потом Ноэль опять утратил интерес к музыке и принялся болтать, пичкая Пайка деталями своей беспорядочной жизни. Пайк не перебивал его, радуясь, что от него не требуется принимать участие в разговоре. Он старался гнать от себя все мысли о Чесе, деньгах и всей этой неразберихе.
Ему стало казаться, что машина едет сама по себе. Временами Пайк ловил себя на мысли, что он не осознает, что делает. Он не помнил, чтобы следил за дорогой или переключал передачи, не помнил, мимо чего проезжал, словно машина ехала на автопилоте. Он потерял нить рассказа Ноэля, этой бесконечной истории о всевозможных аферах, мошенничестве, жульничестве, убытках, небольших выигрышах и больших потерях, о пьяных загулах и днях, зря потраченных на наркотики и драки… И все это время рекламная брошюрка с видами Канады незваной гостьей мелькала в его мыслях: Скалистые горы, сосновые леса, Великие озера, американские сохатые среди снегов, медведи, эскимосы, Торонто ночью, омары и старые рыбачьи баркасы, скалистое побережье, королевская конная полиция…
— Мы с тобой словно герои какого-то фильма.
Ноэль повторил это уже несколько раз, слушая музыку.
— С этой музыкой — точно как в кино.
— Неужели?
— Я сто лет в кино не ходил, — сказал Ноэль.
— А я все время хожу, — ответил Пайк.
— А как насчет футбола? Ты за это время ходил хоть раз на матч?
— Нет.
— И я давно не был. Это смешно, но уже целых два года. Когда-то я думал, что жить без футбола не смогу, а теперь…
— Я иногда смотрю его по телевизору, — сказал Пайк.
— Футбол нельзя смотреть по телевизору, он не для этого. Футбол — это живой кайф.
— Ну уж нет, — возразил Пайк. — Футбол — это страшная досада. Проиграть у себя на поле, ну, не знаю… какой-то деревенщине. Это все мои воспоминания, за исключением одной игры…
— 1991, полуфинал, «Арсенал», — встрял Ноэль, — на Уэмбли.
— Точно, — ответил Пайк.
Ноэль засмеялся и запел:
— Где твой двойной? Где твой двойной гол?
— Тот первый гол!
— Удар Газы.[33]
— Да. Я смотрел это по ящику. Невероятно. Даже Бэрри Дэвис поверить не мог. Когда забили первый гол, я подумал…
— Я был там, Пайки, — сказал Ноэль. — Я был там, черт меня побери. На Уэмбли. Никто не мог поверить. Мы все просто молча смотрели друг на друга… А когда забили второй гол, чтоб мне провалиться! Я никогда не забуду, как посмотрел на трибуны напротив и увидел это замершее море в красном. Это все было похоже на мечту: замершие красные и беснующиеся от восторга наши. Я будто жил ради этого момента.
— Но финал оказался испорченным, верно? — спросил Пайк.
— Да, — мрачно ответил Ноэль. — Но все равно мы победили.
— Один гол признали. Мне даже было немного жаль Клафи.
— Да, так оно и было. С тех пор я лучше ничего не видел.
Ноэль замолчал и посмотрел на Пайка.
— Эй! А ведь это здорово!
— Что?
— Обсудить игру, как в старые времена.
Теперь настал черед Пайка улыбаться. Это действительно было здорово. Он понял, что давно ничего ни с кем не обсуждал, даже такие обычные вещи, как телепередачи, фильмы, футбол, секс. Он недолюбливал Ноэля, тот вечно действовал ему на нервы. Но сейчас Дэннис был ему благодарен, он вернул его к реальности.
Для этого-то футбол и нужен — это не просто спорт, не просто двадцать два мужика, бегающих за мячом по полю — это единение с друзьями. Ты становишься частью чего-то, принадлежишь лагерю болельщиков, и вы — единое целое.
— Нам сюда, — сказал Ноэль.
— Не понял?
— Это наш съезд на Суиндон.
Они съехали с автострады, и очарование быстрой езды испарилось без следа. Поездка превратилась просто в «разгон-торможение», больше нельзя было спокойно и плавно лететь. Вот и возвращение в реальный мир. Ноэль сосредоточенно давал указания, куда ехать, а Пайк сосредоточенно вел машину.
Отец Ноэля жил в безликом современном микрорайоне, застроенном муниципальными домами. Все дома были построены в расчете на одну семью, из кирпича и с деревянной отделкой под эпоху Тюдоров, и каждый дом имел общую стену со вторым таким же.
Освещение навевало ужас: все уличные фонари были повреждены, они то зажигались, то выключались. При взгляде на дома казалось, что смотришь старый мерцающий кинофильм.
Сад перед домом превратился в помойку. Среди мешков с пустыми бутылками и поломанными остатками кресла валялась пара брошенных тележек для покупок. Лужайку давно не стригли, и она вся заросла сорняками. Собаки изрыли ее вдоль и поперек, поэтому она вся была покрыта ямами и кучками.
Ноэль сразу стал серьезным и настороженным.
— Мы зайдем через заднюю дверь, — сказал он. — Звонить смысла нет. Он, скорее всего, напился до потери сознания.
Пайк обошел за Ноэлем вокруг дома, Кирсти тащилась рядом, продолжая играть в «Гейм Бой».
Ноэль остановился:
— Еще одно. Не ходи в сад за домом.
— Почему нет?
— Просто не ходи. Поверь на слово.
— Почему я не могу ходить в сад за домом?
— Около года назад у отца засорился туалет, — со вздохом начал рассказывать Ноэль, — и он применил новый способ прочистки. Наполнил унитаз бензином и кинул туда спичку. Все взорвалось к чертовой матери.
— Господи Иисусе.
— Да уж. Теперь он срет в полиэтиленовые пакеты и выбрасывает их из окна. Поэтому не ходи в сад за домом.
— Прекрасно.
— Пописать можешь в раковину, а если приспичит наложить кучу, то можешь воспользоваться туалетом миссис Уэллер, соседки. Она присматривает за отцом.
— Ноэль, нам не следовало тащить сюда ребенка.
— Знаю, но ты не оставил мне выбора. — Ноэль толкнул незапертую дверь, и они вошли.
Нашарив в темноте выключатель, он зажег свет. Яркая лампа дневного света резала глаза.
Кухня вызывала отвращение. В раковине высилась гора грязной посуды, на которой уже росла плесень. Все вокруг было заставлено кастрюлями и сковородками, полупустыми консервными банками, пластиковыми упаковками, контейнерами с содранной фольгой, окурками, коробками из-под пиццы… Повсюду стояли пустые бутылки и пивные банки. Мешки, набитые мусором, выглядели так, словно простояли здесь всю жизнь. Пол был покрыт толстым слоем липкого желтоватого жира, с черными отпечатками следов. Как только они вошли, ноги Пайка тут же начали прилипать.
А как воняло! Запах мочи, пива, виски и протухшей еды. Животные запахи смешивались с гнилью.
Они поспешили убраться из кухни, но и в других комнатах было не лучше. С трудом верилось, что столько грязи и мусора мог наплодить один-единственный человек. Пайк почувствовал себя грязным, словно вымазался во всем этом. Ему захотелось помыть руки и принять душ в чистой, белой, выложенной кафелем ванной.
Они нашли мистера Бишопа по звукам. Он сидел на диване в гостиной полностью одетый и громко храпел. Его стошнило, и грудь его некогда белой рубашки была заляпана рвотой вперемешку с кровью. Он выглядел лет на сто, хотя ему, наверное, и шестидесяти не было. Одет он был в черный поношенный костюм и новые дешевые кеды. Его морщинистое темно-красное лицо покрывали рубцы и оспины. Язык, торчащий между желтых зубов, имел зеленый цвет.
Ноэль выглядел пристыженным. Нахмурившись, он сказал:
— Сейчас нет смысла его будить. Просто оставим его здесь, а с утра расспросим как следует, ладно?
— Господи. Ноэль.
Кирсти стояла в дверях, с головой уйдя в свою игру, отгородившись таким образом от окружающего мира.
Они услышали движение в кухне, и женский голос прокричал:
— Эй! Есть кто-нибудь?
— Это мы! — прокричал в ответ Ноэль. В комнату вошла молодая женщина, держа в руках, как дубинку, длинный фонарь.
— О, здравствуй, Ноэль.
— Здравствуйте, миссис Уэллер.
— Я только решила проверить.
Ей было около тридцати, высокая, с коротко подстриженными темными волосами. На ней были потертые джинсы и мужская рубашка.