Мия замерла в ужасе, не зная, что делать. Юкитомо успокоил бедняжку и велел служанкам все немедленно убрать. Мия тут же пришла в себя, на коленях подползла к свекру и преспокойно уселась рядом с ним.
– Позвольте налить вам сакэ. От моего ужасного пения молодому господину стало совсем плохо, – прощебетала она, протягивая хозяину на раскрытой ладони маленькую бутылочку сакэ.
В ее движениях было столько игривого кокетства, что Томо, наблюдавшая за этой сценой, невольно ахнула: Мия вела себя как типичная хангёку.
– Глупости говоришь, – поморщился Сиракава. – Ты пела великолепно. Я даже почувствовал себя героем любовной истории… Все молчат? Все довольны? Отлично! На, дитя мое, отведай сакэ. Мне кажется, ты знаешь толк в выпивке.
Он наполнил тёко[39] до краев и передал невестке. До сих пор Мия успешно скрывала ото всех свое пристрастие к горячительным напиткам, но, не устояв перед искушением, выпила одну за другой несколько тёко. Глаза ее влажно засверкали, щеки заалели, и лицо засияло красотой пышно расцветшего пиона.
Сугэ, пораженная до глубины души поведением Мии, многозначительно посмотрела на Юми.
Украдкой разглядывая невестку, Юкитомо внезапно осознал: Мия раскрывается во всем блеске своей юной прелести, становится веселой и беззаботной, как бабочка, лишь когда поблизости нет Митимасы. Стоило молодым остаться вдвоем, без посторонних, как Мия теряла присущую ей живость, печально опускала голову и стремилась под любым благовидным предлогом покинуть супруга. Ей нравилось проводить время в обществе свекра, прислуживать ему вместе с Сугэ.
Однажды одна строительная фирма давала прием на открытом воздухе. Сиракава был конечно же приглашен. Но он решил воспользоваться удобным случаем и послать на мероприятие вместо себя Митимасу. А сам тем временем пригласил Сугэ, Юми и Мию на прогулку в сад Хорикири, чтобы полюбоваться цветущими ирисами. Томо должна была заниматься домашними делами.
В саду буйствовало радужное великолепие. По большому озеру замысловатыми зигзагами протянулся легкий мостик из узких досок. Водная гладь была пронизана саблями темно-зеленых листьев. Теплый летний ветерок ласкал лиловые, белые, желтые и пурпурные лепестки ирисов. Ласточки с пронзительными криками носились в небе и иногда так низко пролетали над озером, что почти касались белыми грудками его зеркальной поверхности.
Три прелестные молодые женщины в красочных многослойных кимоно являли собой волшебное зрелище – взоры всех посетителей сада были прикованы к ним.
– О, они словно сошли со старинной цветной гравюры, – прошептал кто-то с восхищением. – Три красавицы среди ирисов.
Мия шалила и веселилась больше всех. Когда под ногами угрожающе скрипели доски мостика, она громко кричала: «Ой-ой, сейчас проломится!» – и с наигранным ужасом цеплялась за Сугэ и Юми.
Когда они спускались с мостика на берег, Юкитомо, помогая Мии, подхватил ее и легко перенес на твердую землю. Хрупкая мягкость женского тела привела его в восторг. Он вспомнил, что много лет назад ему как-то раз довелось обнимать гейшу-ученицу. У нее было точно такое же грациозное, обольстительное, гибкое тело, как у Мии.
А вечером того дня Сугэ, раскладывая вещи в спальне хозяина, обронила как бы невзначай:
– Молодая госпожа, похоже, совсем не скучает по своему мужу, правда? – Помолчала и добавила: – Она совсем юная, почти девчонка.
За десять лет жизни в доме Сиракавы Сугэ в совершенстве овладела искусством незаметно проникать в сокровенные мысли своего господина.
Юкитомо, видимо, не уловил скрытого подтекста в невинной на первый взгляд фразе. Он ничего не ответил, самодовольная усмешка не сходила с его лица.
– Над кем это вы потешаетесь? Перестаньте, пожалуйста!
– Не волнуйся, не над тобой – над Мией.
– Над молодой госпожой? А почему?
– Скажи, Сугэ, когда она смеется, она тебе никого не напоминает?
– Ну, не знаю…
– Помнишь тех шалуний с эротических гравюр? Я ведь тебе их как-то показывал.
– Помню… – Сугэ вспыхнула.
– Подобные красотки вполне годятся в жены таким идиотам, как Митимаса, но… – Он не договорил, обнял Сугэ за белые, прохладные, как только что выпавший снег, плечи и прижал к себе.
Сугэ покорно прильнула к своему господину и облегченно вздохнула. Ей показалось, что слова Юкитомо полны презрения к молодой невестке.
Томо не зря тревожилась, ее страхи были вполне обоснованными. Возможно, причиной всему послужила погода: лето выдалось необычно сухое и знойное. Мия, с детства страдавшая плевритом, очень тяжело переносила жару – таяла на глазах, сильно похудела и ослабла. Большую часть времени она проводила в своей комнате на втором этаже, подолгу отдыхая в постели.
Однажды на рассвете, когда прохладный ветерок вспенил морскую гладь, в покоях молодоженов раздался подозрительный шум.
Мия в ужасе сбежала вниз по лестнице и чуть не сбила с ног Томо, в тревоге застывшую у первой ступеньки.
– Матушка… – с трудом выговорила Мия и неожиданно бурно разрыдалась.
На втором этаже творилось нечто невообразимое: Митимаса топал ногами и отчаянно бранился, изрыгая жуткие проклятия.
Никому и в голову не пришло подняться наверх и выяснить, что случилось. Томо ничем не выдала своей озабоченности, чувство вины холодом разлилось в груди. Она давно знала, что рано или поздно этот день наступит.
Томо обняла за плечи горько рыдавшую Мию и отвела ее в самую дальнюю комнату. Успокаивая невестку, она пыталась исподволь выяснить, что же все-таки произошло между супругами.
Мия, давясь слезами, сначала бессмысленно повторяла одно и то же:
– О, какой глупой я была… Я не выдержу, не вынесу этого… Мне нельзя с ним больше оставаться…
Первый взрыв отчаяния миновал, и она стала сбивчиво рассказывать о жестокости и бессердечности Митимасы.
Как Томо и предполагала, Мия уже в день свадьбы поняла, какую ошибку совершила: муж оказался малопривлекательной личностью. Когда она занемогла, мерзкие стороны сумасбродной натуры Митимасы проявились в полной мере. Его абсолютно не волновала болезнь жены, более того, он постоянно домогался ее и каждую ночь терзал измученное тело. Мия, как могла, терпела его грубые издевательства, уступала его желаниям. Любые ее отговорки и просьбы еще больше распаляли похоть Митимасы. Во время месячных Мия обычно воздерживалась от физических сношений с мужем. Но на этот раз Митимаса вел себя как невменяемый и ничего не хотел слушать. Всю ночь он пытался силой овладеть ею. Бедняжка сопротивлялась. Под утро Митимаса совсем озверел, стал угрожать и ругаться. Он орал, что женщина, которая не повинуется своему мужу, должна отвечать перед законом. Потом стал крушить все подряд и швыряться чем попало в жену.
Мия боялась оставаться под одной крышей с Митимасой, она была уверена, что когда-нибудь он убьет ее. Хотела все бросить и вернуться в родительский дом. Она была на грани нервного срыва.
Томо с жалостью смотрела на невестку. Она знала, что сын действительно способен на любое злодеяние, но умоляла Мию не торопиться, все как следует обдумать. Пообещала поговорить с Митимасой и взять с него клятву, что подобное никогда не повторится.
Госпоже Сиракаве молоденькая невестка всегда казалась чуткой, нежной, лучезарной. Но теперь она видела перед собой совершенно другого человека: Мия изменилась до неузнаваемости. Лицо ее застыло, окаменело, словно из него ушли все краски, живое тепло, взгляд был пустым и тусклым.
Томо попыталась достучаться до Мии, облегчить ее страдания. Сопереживание помогает людям понять друг друга, стать немного ближе. Неожиданно для самой себя Томо излила душу невестке, поделилась горьким личным опытом. Но Мия, отупевшая от душевной боли, не слушала. Она без устали сетовала на собственные невзгоды, обвиняя свекровь во всех своих бедах, и недоумевала: неужели госпожа Сиракава тоже несчастна? Личные проблемы свекрови Мию не интересовали.
Томо замолкла. Она поняла, что ее искренность оборачивается против нее же самой. Мия станет смотреть на нее свысока, считая темной деревенщиной, замученной тяготами семейной жизни.
Томо захлестнула волна разочарования. Она придумала сказку и поверила в собственную мечту! А в реальности не было никакой доброй, светлой, отзывчивой Мии, которая могла бы скрасить другим людям их безрадостное существование. Томо печально вздохнула: надо же было оказаться такой слепой!
Поговорив еще немного с невесткой, она в раздумье вышла из комнаты. Можно не сомневаться, Юкитомо придет в ярость, узнав о ссоре молодоженов, и все свое раздражение, как обычно, выльет на жену. У него это уже вошло в привычку. Как только Митимаса выкидывал очередной номер, Юкитомо тут же срывал гнев на жене. Словно великовозрастный хулиган был только ее сыном, а сам господин Сиракава не имел к нему никакого отношения.
Юкитомо прогуливался по саду, наслаждаясь ароматом цветов и общением с внуком. Он держал маленького Такао на руках и показывал ему красную стрекозу, танцевавшую над розовыми метелками травы пампасной, но, увидев расстроенное лицо жены, тотчас передал малыша кормилице.
– Так, значит, Митимаса опять отличился, да? – спросил он, мрачно ухмыляясь. – И похоже, Мия намеревается вернуться к родителям.
Видимо, Сугэ или Юми поспешили рассказать хозяину о бесчинствах Митимасы. Тем не менее Томо во всех подробностях обрисовала дебош.
Юкитомо внимательно слушал, изредка кивая. Томо закончила свой рассказ, но муж по-прежнему хранил молчание. Однако решение он принял быстро.
Поскольку ругать Митимасу бесполезно, решительно заявил Сиракава, следует отослать его в Этиго на пару месяцев. Пусть отдохнет, развеется, осмотрит достопримечательности Ниигаты и острова Садо, а дома тем временем все утихнет, обиды и распри забудутся. Один из родственников как раз собирается в Касивадзаки, с ним, пожалуй, можно отправить Митимасу. Кроме того, этот родственник – человек умный, много повидал на своем веку и, без сомнения, сможет в самой деликатной форме подсказать оболтусу, как надо п