– Господин Конно, вы еще долго собираетесь трясти? Так много плодов на этом дереве! С ума можно сойти! – крикнула Сугэ, запрокинув голову и пытаясь что-нибудь разглядеть в густой кроне терносливы. Синее хлопчатобумажное кимоно с белым стрельчатым узором конгасура колыхалось при каждом ее движении.
Из листвы показалось бледное худое лицо, блеснули очки в серебряной оправе. Молодой человек улыбнулся, обнажив ровные белые зубы:
– Да, надо еще потрясти. Пожалуй, пара килограммов наберется.
– Думаю, этого будет достаточно, вы уже собрали килограммов пятнадцать. Мы не можем круглый год есть один маринованный тернослив!
Раздались детские голоса.
– Господин Конно, ну спускайтесь же! Пойдемте лучше играть в мячик!
– Да, мне тоже надоело собирать сливы, господин Конно. Слезайте! Немедленно!
Мальчики обращались к молодому работнику. Разница между внуками Сиракавы чувствовалась сразу: и в их интонации, и в построении фраз. Такао вырос в большом просторном доме деда. Кадзуо, второй сын Митимасы, жил с родителями.
Конно остался глух к требовательным крикам и не торопился слезать.
– Я скоро спущусь. А вы пока сами поиграйте. Если я не соберу весь тернослив, мне крепко достанется от вашей бабушки, – сказал он, продолжая трясти ветви.
Дети, стараясь перекричать друг друга, бегали под деревом.
– Ладно, приходите позже! Мы будем вас ждать на лужайке! – С этими словами они помчались вверх по склону.
– Господин Конно, честное слово, хватит! Больше не надо! Спускайтесь и отдохните. А еще вы говорили, что вам необходимо подготовиться к сегодняшним экзаменам.
– Верно, но они начнутся не раньше шести.
– Какая разница? Перед экзаменами всегда надо повторить материал, полистать учебники.
– Да я как будто подготовился, – засмеялся юноша и, ловко переступая с ветки на ветку, спустился пониже, а затем легко спрыгнул на землю.
– Нобу, Ёси, отнесите тернослив на кухню и как следует вымойте, хорошо? – сказала Сугэ служанкам.
Девушки с натугой взвалили корзины на спины и, согнувшись под их тяжестью, медленно побрели к дому.
– Посмотрите, сколько листьев попадало! Какой приятный аромат! – воскликнула Сугэ и, схватив метлу, принялась собирать в кучу зеленые лоскутки.
– Позвольте, я сам все сделаю, госпожа Сиракава.
– Нет-нет, вам надо отдохнуть.
– Ну, не будьте же такой упрямой! Вы же совсем недавно лежали в постели с головной болью. Вы хотите, чтобы вам опять стало плохо? – Юноша выхватил у Сугэ метлу и принялся яростно сгребать листья.
Сугэ неподвижно стояла, опустив очи долу. От истоптанной травы поднимался острый свежий запах.
– Никогда больше не называйте меня госпожой Сиракавой.
– О боги! – застонал Конно и на мгновение замер. – Простите меня, пожалуйста. Это само вырвалось. А потом, никого ведь рядом нет – так что это не важно, правда?
– Ну и что? Я просто не хочу, чтобы вы так говорили. Мне это неприятно.
– Конечно, я должен помнить, что в доме есть только одна госпожа. Она вылитая китайская императрица, верно? Старая, противная старуха, так ведь?
– Старуха?! Господин Конно, вы точно с ума сошли! Так назвать нашу хозяйку!
– В доме есть только один настоящий хозяин – это наш господин. Я ненавижу, когда старуха обращается с вами как с простой служанкой. Да, верно, все по привычке называют ее хозяйкой, но ведь с нашим хозяином ее больше ничто не связывает. На самом деле вы – настоящая хозяйка. Разве я не прав?
Сугэ стояла, положив руку на ствол старой терносливы, слушала бурные излияния юноши, потупив взор, и как ни в чем не бывало разглядывала кончики белых таби, выглядывавших из гэта[47].
Молодой человек, студент фармакологического факультета, все говорил, говорил, и каждое его слово наполняло Сугэ сладкой болью.
– Пожалуйста, замолчите! Наша хозяйка – сильная личность. Она намного сильнее хозяина. И между прочим, он питает к ней глубокое уважение. А вы ни одной лишней минуты не останетесь в доме, если она вас невзлюбит.
– А мне наплевать! – Обиженно поджав губы, Конно отбросил в сторону метлу. Листья были собраны в аккуратную кучку. – Вы слишком покорны, госпожа Сугэ. Нельзя быть такой кроткой овечкой. Вы должны нашептать хозяину на ушко нужные слова. На старуху стоило бы надеть узду.
– О, вот это идея! Если бы только я могла так сделать… – пробормотала Сугэ, широко распахнув огромные бездонные глаза. В темном ободке радужной оболочки мерцали светло-голубые крапинки.
Два или три дня назад Томо послала Конно в муниципалитет за документами. Выполнив поручение, молодой человек вернулся на виллу. Хозяйка в тот момент отсутствовала, Конно не стал ее дожидаться и оставил бумаги Сугэ. Чуть позже, отправляясь по своим делам, он наткнулся в коридоре на госпожу Сиракаву.
– Господин Конно, вы уже выполнили мое поручение?
– Да. Я принес документы, но вас не было, и я отдал их хозяйке.
Конно робел в присутствии госпожи Сиракавы, невольно сутулился и втягивал голову в плечи.
– Так, я поняла: вы отдали документы Сугэ.
– Да, госпожа.
Он собрался ретироваться, но Томо остановила его легким покашливанием.
– Э-э, постойте-ка, господин Конно… Хочу вам кое-что сказать. Пожалуйста, никогда не называйте Сугэ хозяйкой. Видите ли, в доме есть только одна хозяйка – это я. Если не одергивать болтунов, все домочадцы отобьются от рук.
Она говорила тихо, спокойно, но ее слова падали на голову Конно как удары молота. Подобострастно кланяясь, молодой человек попятился к выходу. Он украдкой покосился на Томо: гладкая оливковая кожа, невозмутимое выражение лица, загадочно-туманные глаза, прикрытые лепестками век.
Конно нанялся в услужение к господину Сиракаве примерно год назад – рассчитывал подзаработать денег, чтобы иметь возможность посещать вечерние занятия на фармакологическом факультете. Как все слуги и работники в усадьбе, он, обращаясь к Сугэ прилюдно, говорил: «Барышня Сугэ».
В большом доме всегда должна быть хозяйка. Когда Томо уезжала инспектировать обширные владения мужа, Сугэ приходилось брать бразды правления в свои руки. Она рассеянно бродила по дому, заглядывала во все комнаты, заботилась о нуждах Юкитомо, отдавала распоряжения слугам. Если заняться было нечем, сидела в гостиной возле хибати и курила длинную трубку. Иногда, желая развлечь Юкитомо, читала вслух какую-нибудь книгу или газету. Ночью она, как обычно, стелила себе постель в спальне господина.
Но главным свидетельством особого положения Сугэ был порядок размещения домочадцев во время общей трапезы. На самом почетном месте сидел Юкитомо, далее располагались Томо, Такао, Митимаса с женой и детьми. Перед каждым ставили низкий лакированный столик. Служанка выносила на середину столовой большую лакированную кадку с отварным рисом и опускалась возле нее на колени. У Сугэ не было отдельного столика. Она присаживалась к столику Юкитомо – лицом к хозяину, спиной к подавальщице – и прислуживала своему господину, подкладывала рис, разделывала рыбу, убирала использованную посуду. При этом ей разрешалось брать еду с хозяйского стола.
Пожилой Юкитомо склоняется над миской с горячим рисом, молодая красавица Сугэ сидит с ним за одним столиком – странная близость, абсолютно невозможная между мужем и женой или между отцом и дочерью, четко определяла статус Сугэ. Ситуация, сама по себе предельно ясная, тем не менее оставляла место для всевозможных инсинуаций. Конно не сразу разобрался в хитросплетениях семейных отношений, но постепенно догадался о месте Сугэ в доме Сиракавы и стал различать малейшие нюансы ее взаимоотношений с другими обитателями огромного поместья.
В семье Конно росло девять детей, он был третьим по старшинству. После школы некоторое время подрабатывал в аптеке в Тибе. Честолюбивый, наделенный способностями юноша решил во что бы то ни стало получить лицензию на фармакологическую деятельность. С этой целью он отправился в Токио и втерся в доверие к некоторым почтенным семействам. На вид простофиля, по натуре – продувная бестия, он мгновенно улавливал, кто в доме настоящий хозяин, умел нажимать на скрытые пружины и находить слабые места.
Как только Конно обосновался в особняке Сиракавы, он тотчас определил, что Юкитомо обладает всей полнотой власти в доме. Томо выполняла лишь функции управляющего и поддерживала с супругом формальные отношения. Сугэ и старший внук были отрадой хозяина, к ним он питал глубокую и нежную привязанность.
Бабушка и дедушка души не чаяли в Такао. Они возвели его в ранг высших существ. Для них он был безупречен. Сугэ во всем потакала мальчику, баловала его и заботилась о нем, как настоящая нянька. При таком раскладе даже не очень умный человек смекнет: чтобы угодить господину Сиракаве, надо виться вьюном вокруг маленького Такао и курить ему фимиам.
Конно понимал, что человек в его положении должен уметь крутиться. Например, если ты хочешь, чтобы кто-то выстирал и заштопал твою одежду, следует обратиться к служанкам и потратить уйму времени на уговоры, но эту небольшую проблему можно решить молниеносно, если научишься манипулировать хозяйкой или Сугэ.
Госпожа Сиракава, замкнутая, невозмутимая, оставалась для Конно неразгаданной тайной. Эта непостижимая женщина была неприступна, как скала. И что только ни делал Конно, но так и не смог пробить броню ее отстраненности. Зато он понял, что стояло, точно огромная серая тень, за сомнамбулической медлительностью Сугэ – неосуществленные желания, тщетные надежды, напрасные ожидания.
– Интересно, почему барышня Сугэ не хочет уговорить хозяина купить ей маленький домик, чтобы уехать отсюда? – спросил как-то раз Конно у Маки. – Если бы она так сделала, то могла бы по-прежнему оставаться наложницей, но при этом жить в собственном доме и ни о чем не печалиться.
Маки покачала головой:
– Нет в ней этого… Она не такая. Характер и вечно дурное настроение тут ни при чем. Ей было всего пятнадцать, когда она поступила в услужение. И провела она в доме Сиракавы без малого двадцать лет. И вы полагаете, она научилась говорить с хозяином без обиняков, что-то у него просить или требовать? Кроме того, господин Сиракава всегда все делает по-своему, и он вряд ли захочет отпустить женщину, которая столько лет была его собственностью. Особенно теперь, когда он начал угасать. Бедная, бедная барышня Сугэ! Как подумаю о том, что ждет ее в будущем, так слезы к глазам подступают. Одна на всем белом свете, и ничего-то у нее нет: ни детей, ни друзей…