– Эй, звезда, – говорит он мне. – Играл в баскетбол?
Я говорю, что на площадке никого не было.
– Еще рано, – говорит он и подмигивает. – Но когда ты покончишь с горой панкейков, которые я тебе приготовлю, туда точно кто-нибудь придет.
Панкейки у Чарли по-настоящему классные. Доев, я говорю спасибо и снова спрашиваю, уверен ли он, что мне нормально есть у него и не платить.
– Когда захочешь, звезда, – говорит он. – Мне в радость.
– Но ты же маме не скажешь, правда? – спрашиваю я, прежде чем уйти.
– Не волнуйся. – Чарли смеется и похлопывает себя по животу: – Твой секрет спрятан у меня глубоко-глубоко в пузе.
В субботу вечером разыгрывается большая лотерея. Мама напоминает мне об этом, как только принимает свои таблетки.
– Нервничаешь? – спрашивает она.
Я пожимаю плечами. Она снова напоминает мне, что шанс выиграть у меня меньше, чем один к миллиону, и спрашивает, что я буду делать, если все-таки выиграю. Я говорю, что точно отправлю часть денег горбатому мальчику, которого мы видели по телевизору. Она смеется и говорит, что тот фильм сняли много лет назад и очень может быть, что этот горбатый мальчик, который теперь уже горбатый мужчина, с тех пор наклянчил так много денег, что ему не нужны ничьи подачки, или вообще умер от одной из тех болезней, которые всегда подхватывают эти люди, потому что не моют руки после того, как какают.
– Забудь про детей с National Geographic, – говорит она и гладит меня по голове ровно как я люблю. – Чего бы ты хотел для себя?
Я снова пожимаю плечами, потому что правда не знаю.
– Если выиграешь, наверняка поселишься в большом собственном доме, и сделаешь себе абонемент в ВИП-секцию Warriors, и наймешь какую-нибудь дурацкую филиппинку, которая будет раскладывать мои таблетки, – говорит мама и улыбается не очень весело.
Мне-то как раз нравится раскладывать мамины таблетки, меня это успокаивает.
– Я не люблю ходить на игры, – говорю я. – Помнишь, когда мы были у дяди Ларри в Окленде, он повел меня на игру? Мы почти час ждали в очереди, и организаторы кричали на всех, кто входил.
– Ну так не абонемент, – говорит мама. – А тогда что ты купишь?
– Может быть, телевизор в комнату, – говорю я. – Только очень большой, не такой, как у нас сейчас.
– Милый мой, – говорит мама, – первый приз – это шестьдесят три миллиона долларов. Если ты выиграешь, придется тебе придумать еще что-нибудь, кроме телевизора с большим экраном.
Я первый раз в жизни смотрю розыгрыш лотереи. Там такая прозрачная машина, набитая шариками для пинг-понга, и на каждом шарике число. Машиной управляет блондинка, и она все время зло и напряженно улыбается. Мама говорит, что у блондинки грудь ненастоящая и сразу видно, что она делала уколы ботокса, потому что у нее не двигается лоб. Потом мама говорит, что ей надо в туалет. В прошлом году у нее начались серьезные проблемы с мочевым пузырем, и из-за этого она ходит в туалет каждые полчаса.
– Удачи, сын, – говорит она. – Если, пока я писаю, ты увидишь, что выиграл, ори, и я прибегу со спущенными трусами. – Она смеется и целует меня, прежде чем встать с дивана. – Но просто так не кричи, слышишь? Ты помнишь, что доктор сказал про мое сердце.
Блондинка с сердитой улыбкой нажимает кнопочку и запускает машину. Я смотрю на ее лоб. Мама права, там действительно ничего не двигается. На первом шарике, выпадающем из машины, написано “46”. Это номер нашего дома. На втором – “30”. Это сколько лет было маме, когда папа умер, а я родился. На третьем – “33”. Это число таблеток, которые мама принимала каждый день, пока ей не выписали таблетку от глаукомы. Странно, что все числа, которые выбирает машина блондинки с неподвижным лбом, связаны с моей и маминой жизнью и что эти числа написаны у меня на лотерейном билете. Три последних номера я даже не проверяю. Я только думаю о том, что может заставить женщину вколоть себе препарат, который парализует лоб, и как будет грустно, если нам с мамой придется жить в разных домах.
Когда мама возвращается на диван, я уже смотрю баскетбол. Но мама требует переключиться на Fox News, потому что как раз настало время вечерних новостей. В новостях говорят о террористе-самоубийце из Пакистана и о том, что он убил шестьдесят семь человек. Они не говорят, в каком городе был теракт, и я только надеюсь, что не в Калькутте. Мама объясняет, что Калькутта – это вообще в Индии, а Пакистан – другая страна, еще менее приятная.
– Чего только люди не делают друг с другом, – говорит она и медленно уходит в кухню.
Теракты по телевизору всегда вызывают у нее голод. Мама спрашивает, хочу ли я, чтобы она приготовила нам яичницу, а я говорю, что хочу есть, но только не яичницу.
– Хочешь последний кусочек деньрожденного чизкейка? – кричит она из кухни.
– А мне можно, – спрашиваю я, – хотя уже и ночь?
Обычно мама очень строгая насчет сладкого.
– Сегодня особенный день, – говорит она. – Сегодня день, когда ты не выиграл в лотерею. Тебе положен утешительный приз.
– Почему ты так уверена, что я не выиграл? – спрашиваю я.
– Потому что я не слышала, как ты кричишь, – смеется она.
– Даже если бы я заорал, ты бы не услышала. Ты почти глухая, – говорю я и улыбаюсь ей в ответ.
– Почти старая и почти глухая, – кивает мама и ставит на стол последний кусочек чизкейка. – Но скажи правду, дорогой. Ты знаешь еще хоть одного человека в мире, который печет такой вкусный чизкейк с посыпкой, как твоя мама?
Кому: Сафи Морэ
От кого: Михаэль Варшавский
Тема: RE: RE: RE: RE: RE: RE: Квест-комната “Поломка на краю галактики”
Уважаемый господин Морэ.
В Вашем последнем мейле Вы сделали выбор в пользу субординации и избежания формирования личного мнения. Это действие крайне весомо для всякого, кто просит внимательно отнестись к памяти о Катастрофе и извлечь из нее уроки. Не скажу, чтобы я был удивлен, обнаружив, что помощь старой больной еврейке менее важна для Вас, нежели подчинение муниципальным подзаконным актам городских властей Ришон-ле-Циона. Мне остается лишь предполагать, какой будет Ваша позиция, если последующие подзаконные акты потребуют от Вас, например, передать мою мать и меня в руки этих самых властей. Позволю себе заметить, что в ходе нашей электронной переписки Вы не показались мне человеком, который станет прятать преследуемое меньшинство у себя на чердаке.
Премного благодарен,
Михаэль Варшавский
Кому: Михаэль Варшавский
От кого: Сафи Морэ
Тема: RE: RE: RE: RE: RE: RE: RE: Квест-комната “Поломка на краю галактики”
Дорогой Михаэль.
Последнее Ваше письмо глубоко задело меня. Сравнение меня с нацистскими коллаборантами показалось мне неуместным. Что же до вопроса, который Вы задали в одном из предыдущих писем: мои бабушка и дед сменили фамилию с Муаллам на Морэ, когда приехали в Страну из Ирака. Они покинули свою родину, потому что мой дед, пламенный сионист, пережил преследования и пытки. Так что, хотя мои корни не уходят в ашкеназские страны, моя семья тоже была жертвой преследований и испытала страдания. Из сочувствия к душевному состоянию Вашей матери (и несмотря на жестокий и ранящий стиль, в котором Вы предпочли выражаться) я решил по собственному намерению и не советуясь с партнерами открыть для Вашей матери и для Вас квест-комнату утром Дня Катастрофы в надежде, что разгадывание сложных загадок и разглядывание небесных тел помогут Вашей матери избежать, пусть и на короткое время, тяжелых воспоминаний, которые наверняка ее преследуют.
Надеюсь увидеть Вас вскоре,
Сафи Морэ
P. S. Прилагаю фото моего деда на броневике, снятое после освобождения Бейт-Джобрин.
Кому: Сафи Морэ
От кого: Михаэль Варшавский
Тема: RE: RE: RE: RE: RE: RE: RE: RE: Квест-комната “Поломка на краю галактики”
Спасибо, Сафи.
Мы с мамой очень ценим Вашу гибкость и рады, что у нас появится возможность посетить Вашу квест-комнату, загадки которой Вы не устаете нахваливать. Не вступая в мелочный спор относительно истинности моих утверждений, замечу, что сам факт того, что Вы испытали боль, оправдывает извинения. Пожалуйста, примите мои извинения, а вместе с ними мое возмущение тем, что преследования Вашего деда в Ираке и страдания моей матери сравниваются так неуместно. Насколько я знаю, в Ираке не устраивали геноцид и евреев не отправляли в печи и газовые камеры. (Я сомневаюсь, что у иракского народа в тот период были достаточно передовые технологии для постройки газовых камер.) Я могу вообразить, что Ваш идеалистичный дед пережил немало тяжелых моментов у себя на родине, но любое сравнение между ними и ужасами Катастрофы свидетельствует о бесчувствии и грубости. Я рад, что в ближайший четверг мы будем заниматься астрономией, а не историей нашего народа, и таким образом сумеем избежать дополнительных трений между нами.
Ваш
Михаэль Варшавский
P. S. Спасибо за фотографию. Ваш дедушка действительно выглядит отважным человеком, солью земли, и я рад, что он сумел исполнить свою мечту. К сожалению, мои дед и бабушка были отправлены в Аушвиц, и им не так повезло. Поскольку у меня не имеется их фотографий, я прикладываю изображение массового убийцы (которого так и не поймали и не судили), ответственного за их смерть.
Мой кролик со стороны отца
Стелле, Элле и мне было почти по десять в тот день, когда папа преобразился. Мама не любит, когда мы говорим “преобразился”, и требует, чтобы мы говорили “ушел”. Но не то чтобы мы вернулись из школы в пустую квартиру. Он ведь ждал нас в своем кресле. Его кролячество, сияющее всей своей белизной. И когда мы наклонились почесать его за ушком, как папа любит больше всего, он даже не попытался убежать, а только радостно пошевелил носиком. Мама сразу сказала, что мы не сможем держать его в доме, потому что он всюду какает, а когда Стелла попыталась мягко намекнуть ей, что кролик – это, в сущности, папа, мама рассердилась и сказала ей прекратить. Потому что маме и так тяжело. И тут же заплакала.