– Мы не уживаемся, – сказала она ему. – Я думаю, нам нужен перерыв.
После этого они потрахались как ни в чем не бывало, и она поцеловала его, вылизала ему все тело, и это было приятно, но ощущалось как прощание.
Когда он проснулся, ее не было. Стена, куда проецировалось окно с огромным дубом, снова стала стеной, и второе окно тоже исчезло, и дверь в кухню. Четыре стены, никакой двери.
Человек в коричневом костюме поблагодарил Наташу за кофе.
– Прошу прощения за назойливые вопросы, – сказал он. – Я знаю, что речь здесь идет не об обычном пользовательском опыте, а о гораздо более чувствительной истории, но ваш отчет поможет нам улучшить сервис для миллионов других пользователей.
– Никаких проблем, – сказала Наташа с кислой улыбкой. – Спрашивайте обо всем.
Человек в костюме расспросил Наташу почти обо всем. Насколько тот факт, что “сосед” ограничен одной комнатой, ей мешал, и как ей имя Мики, и не предпочла ли бы она задним числом выбрать для него имя самостоятельно. “Сосед” не знал, что он ненастоящий, – повлияло ли это на ее чувства? И было ли отсутствие у него памяти и отношений с другими людьми решающей причиной того, что она прекратила пользоваться сервисом? Когда он спросил, возникло ли между ней и Мики то, что можно определить как “интимность”, Наташа внезапно обнаружила, что у нее текут слезы.
– Он был совсем как настоящий человек, – сказала она. – Не только в том, как реагировало его тело. Настоящим душой. И теперь, когда я отключилась от сервиса, я просто не представляю себе, что вы с ним сделаете. Я надеюсь, вы его не убьете. Если я буду знать, что ответственна за такое, я не смогу с собой жить.
Пытаясь успокоить Наташу, человек в костюме потной ладонью накрыл ее запястье, а потом сходил к раковине и принес стакан воды. Наташа выпила весь стакан одним длинным глотком и попыталась глубоко дышать.
– Тебе не о чем волноваться, – улыбнулся ей человек в костюме. – Нельзя убить то, что изначально не существовало. Разве что выключить, а в случае с “соседями”, честное слово, мы даже этого не делаем. Но давай отложим этот вопрос на секунду, – сказал он, взглянув на часы, – и вернемся к базовым фичам приложения. Проекция окон наружу и двери в комнату. Относительно их у тебя тоже были какие-нибудь замечания?
Обычно к темноте постепенно привыкаешь, но у Мики было почти наоборот. С каждой секундой комната как будто становилась еще темнее. Он шел на ощупь, натыкаясь на редкие предметы мебели, ощупывая каждый сантиметр голых стен, пока не вернулся в исходную точку. Четыре стены, никакой двери. Правая рука хлопала по деревянной столешнице, пока не нашла телефон. Мики прижал трубку к уху и набрал ноль. Кроме продолжительных, тягучих гудков, он не услышал ничего.
Кому: Сафи Морэ
От кого: Михаэль Варшавский
Тема: Квест-комната “Поломка на краю галактики”
Мне неоднократно рекомендовали Вашу квест-комнату, и я хотел бы посетить ее вместе с матерью в ближайший четверг, в утренние или дневные часы. Я также хотел бы убедиться, что квест-комната доступна для человека в инвалидной коляске, как об этом говорится на Вашем сайте.
С благодарностью,
Михаэль Варшавский
Кому: Михаэлю Варшавскому
От кого: Сафи Морэ
Тема: RE: Квест-комната “Поломка на краю галактики”
Дорогой господин Варшавский!
Спасибо за мейл. Мы были рады узнать, что нашу квест-комнату рекомендовали Вам прежние посетители. Мы очень любим нашу квест-комнату и искренне счастливы встречать все новых и новых людей, разделяющих нашу искреннюю любовь. Квест-комната доступна для инвалидов, и, поскольку она имеет некоторое отношение к астрономии и физике, ее даже посетил – в период своего недолгого пребывания в стране – известный астрофизик Стивен Хокинг (прилагаю фотографию его визита). К сожалению, в ближайший четверг квест-комната будет закрыта в связи с Днем Катастрофы, но мы будем рады видеть вас с матерью в любой другой день.
С уважением,
Сафи Морэ,
директор квест-комнаты “Поломка на краю галактики”
Завтра касса
День рождения ребенка мы справляем днем позже. Всегда днем позже или за день до, никогда в сам день рождения. Всегда одно и то же дерьмо. Почему? Потому что господин судья решил, что в день рождения ребенок должен быть с мамой. Даже если она лживая сука и трахается с любым идиотом, который улыбнулся ей на работе. А папа – это не так уж важно.
Мы с Лидором вместе отправляемся в торговый центр. Не за подарком, подарок я уже привез ему из-за границы, дрон с пультом. Восемьдесят девять долларов в дьюти-фри. Восемьдесят девять долларов, а они даже батарейки в коробку не вложили. Так что в торговый центр мы, собственно, идем за батарейками, но Лидору я говорю, что мы просто идем кайфовать, радоваться жизни. А что я ему скажу? Что папа купил подарок и не проверил, есть ли в нем батарейки? Что папы не только не было рядом в день рождения и он не поднимал Лидора на деньрожденном стульчике, так он еще и принес подарок, который не работает? Не бывать такому. Сука. Вчера я ей говорю: дай мне прийти на десять минут. Поцеловать ребенка, сфоткать на телефон, как он задувает свечки, и смыться. Она сразу заводится с угрозами и запретительными приказами. Разговаривает со мной по телефону, а сама пишет эсэмэску своему бойфренду-интерну – мне пипец слышно, как она эту эсэмэску набирает, – и заявляет, что, если я хотя бы зайду к ней на лестничную площадку, она вызывает полицию.
Лидор хочет сначала запускать дрон, а уже потом в торговый центр, но в пульте нет батареек. А мне не в кайф ему это говорить, так что я сообщаю, что в торговом центре мы пойдем в большой “Мир сладостей” на третьем этаже, с гелевыми шарами в виде Губки Боба и с гномихой, которая стоит перед дверью и вопит: “Заходите, заходите, сладкое для мальчика!” – и что там я куплю ему еще один подарок, любой, какой он захочет.
Лидор отвечает, что торговый центр – это классно, но сначала дрон. Я выдумываю, что торговый центр рано закрывается. К счастью, Лидор еще в том возрасте, когда всему верят.
Три часа пополудни, и торговый центр набит битком. Из-за дня рождения пришлось на полдня взять отгул, но, если судить по толпе, я единственный, кто в этой стране работает. А Лидор, лапочка такая, все время смеется, не ноет, даже когда мы час ждем в очереди, чтобы войти. На эскалаторе он хочет подниматься по тем ступенькам, которые спускаются, просто для прикола, и я, конечно, делаю, как он. Для нас обоих это хорошее упражнение. Надо быстро бежать, чтобы тебя не утянуло назад, надо все время стараться, чтобы не плюхнуться на задницу. Точно как в жизни. Какая-то мерзкая спускающаяся старуха пытается с нами погавкаться. Спрашивает, почему мы не поднимаемся, как нормальные люди. Реально, еще три минуты – и ты в могиле, а тебя беспокоит, почему маленький мальчик хочет порадоваться жизни, когда тебя ждет только боль в спине и смерть? Я ей даже не отвечаю.
В “Мире сладостей” на третьем этаже нет никакой гномихи. Только один парень, Тевиль, у которого все лицо в прыщах. Я говорю Лидору:
– Выбирай все, что хочешь. Все, что хочешь, слышишь? Но только что-нибудь одно. И, что бы это ни было, даже очень дорогое, папа платит. Обещаю. Что Лидор хочет?
Ребенок в восторге, носится по магазину, как наркоман по аптеке, хватает с полок что попало, принюхивается. Пользуясь этим, я покупаю четыре батарейки ААА. Прыщавый не щелкает по кассе, хоть я и машу у него перед носом банкнотой.
– Чего ждем, чувак? – спрашиваю я.
– Чтобы мальчик закончил выбирать, – говорит мне прыщавый и вытягивает изо рта нитку жвачки. – Я посчитаю все вместе.
И, не успеваю я хоть что-нибудь сказать, начинает тапать по своему телефону.
– Посчитай отдельно, чувак, – настаиваю я и сую батарейки в пакет с дроном. – Пока ребенок не вернулся, это сюрприз.
Прыщавый щелкает по кассе, и кассовый ящик со звоном открывается. У прыщавого нет полтинника на сдачу, и он наваливает мне кучу монеток. Тут появляется Лидор.
– Папа, что ты купил?
– Ничего, – говорю я, – жвачку.
– Где? – спрашивает Лидор.
– Я ее проглотил, – вру я.
– Нельзя проглатывать, – говорит Лидор. – Она может прилипнуть внутри живота, – и прыщавый начинает идиотски смеяться.
– Ты хочешь подарок или нет? – меняю тему я. – Ну выбирай уже что-нибудь.
– Я хочу кассу, – говорит Лидор и показывает на кассовый аппарат. – Хочу кассу, мы с Яниром и Лири будем играть, как будто у нас “Мир сладостей”.
– Касса не продается, – говорю я. – Выбирай что-нибудь другое.
– Хочу кассу, – настаивает Лидор. – Папа, ты обещал.
– Я сказал – только то, что продается…
– Врун! – кричит Лидор и со всей дури бьет меня по ноге. – Даже мама говорит, что ты много болтаешь и никогда не делаешь!
Нога теперь болит, а когда мне больно, я всегда злюсь, но мне удается сдержаться, потому что сегодня особенный день. Сегодня день рождения моего сына, которого я люблю больше всего на свете. То есть день после дня рождения. Сука.
– Сколько ты хочешь за кассу? – спрашиваю я прыщавого как ни в чем не бывало.
– Она не продается. – Он криво улыбается. – Сам же понимаешь. Ладно ребенок, но ты!
Он произносит слово “ребенок” так, будто Лидор какой-нибудь умственно отсталый. Я понимаю, что сейчас он меня обдурил, что теперь я должен выбрать сторону – я или с Лидором, или с ним.
– Тысяча шекелей, – говорю я и протягиваю ему руку. – По рукам, и я спускаюсь к банкомату и возвращаюсь с деньгами.
– Она не моя, – колеблется прыщавый, – я тут просто работаю.
– Тогда чья? – спрашиваю я. – Гномихи?
– Да, – кивает он. – Тирцы.
– Ну так позвони ей, – говорю я. – Дай мне с ней поговорить. За тысячу шекелей она купит новую кассу, получше.
Лидор смотрит на меня, как на короля. Нет большего кайфа, чем когда твой ребенок так на тебя смотрит. Это лучше, чем отпуск в Таиланде. Лучше, чем отсос. Лучше, чем двинуть тому, кто реально нарвался.