— Ну, не знаю, — мрачно говорит Каминский. — Во всяком случае, рассчитаться с ним должен я. За зверство его, за несчастного старика-старосту, который мне доверился и потому погиб со всей семьёй… Я понимаю, что у вас к Зыху свои счёты: пани Беата и всё такое. Но первое право отомстить, прошу помнить, — за мной.
Дорогой ты мой пан Войцех! Ты очень ошибаешься. Первое право отомстить, как ты выразился, — моё.
И дело вовсе не в пани Беате.
Убийство Гилмора потрясло Зыха до глубины души.
Тело пропавшего англичанина с простреленной грудью отыскалось на какой-то свалке. Полиция завела дело, и, поскольку установили, что перед исчезновением Гилмор посетил Комитет, Зыха вызвали в участок на допрос. Неприветливый полицейский чиновник настойчиво пытался выяснить, что связывало английского дипломата с польскими эмигрантами. Пришлось на ходу сплести историю о симпатиях покойного Гилмора к Польше, страдающей под российским игом. Мол, визит англичанина был исключительно частным: интересовался деятельностью Комитета, хотел даже сделать благотворительный взнос… «Да что вы? Прямо-таки взнос?» — переспросил чиновник. Очень Зыху не понравилась его ухмылка. «Именно так», — повторил твёрдо. Поди проверь… В общем, отоврался.
Но это бы ладно.
Никакой скорби по Гилмору Зых не испытывал. Он вообще никогда ни о ком не скорбел. Даже во время похорон отца мысли были заняты лишь подсчётом имущества, которое предстояло унаследовать. Да, с Гилмором они работали несколько месяцев, и что? Его место займёт другой, только и всего. Из посольства уже дали знать, что новый человек приедет из Лондона в ближайшие дни. Стало быть, работа продолжится, денежный поток не иссякнет… И то сказать, куда англичане денутся? Слишком много сил и средств уже вложено в подготовку восстания, чтобы остановиться, когда большая часть пути пройдена.
Сильнее всего Зыха беспокоило другое.
Его версия о русском агенте в Комитете, которую он изложил Лелевелю в декабре, частично подтвердилась. Враг существует и действует. Гилмор незадолго до убийства признался, что был завербован. Правда, под дулом пистолета, но всё же… И, судя по разным деталям разговора, ночной гость действительно работает в Комитете.
А вот дальше произошло нечто непонятное. Вопреки версии Зыха злоумышленник взял с Гилмора расписку работать не в пользу русской разведки, а французского министерства внутренних дел. При чём тут французы? Этого Гилмор не знал. Зых тоже терялся в догадках. Оставалось предположить, что русские здесь ни при чём (что более чем странно), а вот французская секретная служба, обеспокоенная революционной активностью польских эмигрантов, внедрила своего человека в состав Комитета. Ну, допустим… Хоть так, хоть этак, — кто этот человек?
Выяснить было тем более важно, что, по словам Гилмора, ночной гость главным образом интересовался планом Заливского. Покойный дипломат клялся, что ничего существенного в разговоре не выдал. Дай-то бог! При мысли, что англичанин соврал, и вербовщик выбил-таки из него сведения о подноготной будущего восстания, Зыху становилось дурно. Но где гарантия, что агент (ну, пусть французский) не выяснит тайную часть плана каким-то иным образом? Работая в Комитете, это в принципе возможно. А выяснив, примет меры, чтобы сорвать всё дело… Стало быть, существует опасность, что восстание потерпит поражение ещё не начавшись.
Ночной гость был в маске, однако общие приметы Гилмор запомнил. Признавшись в предательстве и желая реабилитироваться, он предложил несложный вариант опознания. Для этого Зых определил, кто подходит под эти приметы из числа членов и сотрудников Комитета. Получились три человека: Лех, Мазур и Осовский. Те самые, кого Зых изначально подозревал и назвал их Лелевелю. После этого Гилмор приехал в Комитет под вымышленным именем, и Зых под разными предлогами организовал его встречи со всеми тремя. Но, к сожалению, добиться однозначного результата не удалось.
Гилмор совершенно определённо отклонил Осовского. У того был своеобразный тембр голоса — звучный тенор, который не имел ничего общего с более низким голосом вербовщика. А вот сделать выбор между Лехом и Мазуром англичанин не смог. И получается, что ясности как не было, так и нет. Хотя два подозреваемых лучше, чем три…
И вот уже который день Зых ломал голову, как установить агента. Он понятия не имел, что это за человек и, главное, на что способен. Хотя, судя по смелой, превосходно организованной провокации с разбрасыванием денег и дерзкой вербовке дипломата, способен на многое. Убийство Гилмора, конечно, тоже его рук дело. Агент понял, с какой целью завербованный им англичанин появился в Комитете, и наказал предателя. Действует быстро и жёстко…
Зых думал об этом, сидя в своём кабинете и машинально поглаживая по голове бюстик Наполеона. Увесистый бронзовый император был его талисманом. Если кем-то человек-сова и восхищался, так это Наполеоном, коего почитал примером для подражания. Зых не расставался с бюстиком во всех скитаниях, и даже в мазовецком чернолесье тот украшал собой грубо сколоченный стол в хижине главаря «народных мстителей».
— Так что делать-то, ваше императорское величество? — тихо спросил Зых, глядя в безжизненные бронзовые глаза.
Наполеон многозначительно молчал. Впрочем, ответ напрашивался сам собой.
Два подозреваемых лучше, чем три. А ни одного — ещё лучше. И тогда уже не важно, Лех или Мазур…
Глава тринадцатая
Сегодня мсье Андре щедро делится новостями, коих у него оказалось немало.
— Прибыл сменщик Гилмора, — сообщает он, едва мы по сложившейся традиции уединяемся в карете. — Некто Шекспир.
— Кто?!
— Шекспир. Томас. Вроде бы дальний потомок того самого, Уильяма.
Только Шекспира нам не хватало…
— Вчера уже встречались с Цешковским, — продолжает собеседник. — Шекспир передал очередной саквояж. Тут без изменений. Но! — Мсье Андре поднимает палец. — Похоже, ситуация с Гилмором их кое-чему научила. Шекспир прибыл на встречу в сопровождении двух человек, люди крепкие. Ждали в карете, пока те общались.
— Общались — где?
— Место новое. Приличный дом на улице Вожирар. Квартиру пока установить не удалось. Но это мы выясним.
— А сам-то англичанин где поселился?
— Похоже, и тут осторожничают. За первые три дня Шекспир из посольства выезжал только на встречу с Цешковским. Ночует там же, в посольстве. Видимо, дали ему служебную квартиру.
М-да… Значит, оперативный подход к англичанину затруднён. И хотя никаких действий по отношению к сменщику Гилмора я пока не планирую, повышенная осторожность нового представителя Интеллидженс сервис может в дальнейшем создать определённые проблемы. Хотя по-человечески я его вполне понимаю. С профессиональной точки зрения, — тоже. Будешь осторожничать, если предшественника пристрелили…
— Теперь насчёт Цешковского, — переходит к новой теме мсье Андре. — Как мы и говорили, мои агенты взяли его под плотное наблюдение. Позавчера вечером Цешковский провёл два часа в отдельном кабинете ресторана «Корона», что на Елисейских Полях. Там у него состоялась встреча с пятью людьми. О чём шёл разговор, установить не удалось. Однако важно другое. — Собеседник кладёт руку мне на плечо, слегка сжимает. — Судя по внешнему виду и подслушанным обрывкам разговора, это те самые люди, о которых вы говорили. Понимаете?
Ещё бы не понять!
— Их взяли под наблюдение? — спрашиваю быстро.
— Только трёх, — признаётся мсье Андре. — Агентов не хватило, кто же знал… Зато этих трёх удалось проследить до места проживания. Адреса у всех разные, однако все они…
— Живут в недорогих доходных домах, — заканчиваю я. — Не ночлежки, но что-то в этом роде.
Мсье Андре смотрит на меня в некотором замешательстве.
— Откуда у вас эти сведения? Ясновидением подрабатываете? — спрашивает подозрительно.
— А как же! И беру недорого, — хмыкаю я. — Послушайте, мсье Андре! Где же ещё, по-вашему, должны остановиться люди, у которых есть важные причины как можно меньше привлекать к себе внимание? Любая гостиница, даже маленькая, контролируется парижской полицией, — это же общеизвестно. Другое дело доходные дома. Там затеряться нетрудно.
Собеседник вынужден признать мою правоту.
— Опять же, в гостиницах, как правило, останавливаются на считаные дни, — продолжаю я. — А нашим клиентам, если я правильно понимаю ситуацию, в Париже пожить ещё придётся. Из этого следует, что с Цешковским они встретятся снова и, возможно, не раз. И я вас прошу, очень прошу…
Делаю паузу, чтобы подчеркнуть значение своих слов.
— Сделайте всё возможное, чтобы на этот раз никто от ваших людей не ускользнул, — заканчиваю медленно. — Даже если для этого придётся мобилизовать всех агентов, сколько у вас есть.
Собеседник яростно чешет в затылке.
— Легко сказать…
— Само собой, нужны также их подробные приметы, описание, — дополняю список поручений. — Когда дело дойдёт до дела, это поможет установить личности.
Мсье Андре скорбно смотрит на меня.
— Ещё немного — и вся парижская полиция будет работать исключительно на вас, — бурчит он.
— На нас, мсье Андре, на нас, — уточняю я. — Если помните, наше сотрудничество началось тогда, когда выяснилась общность интересов. Я могу сделать то, что не можете вы, а вы — то, что не под силу мне. Но вместе обязательно справимся.
— Откровенно говоря, другого выхода у нас нет, — говорит собеседник со вздохом. — Так и быть, открою государственную тайну: господин министр лично и очень внимательно следит за нашей ситуацией.
— Да что вы? — спрашиваю удивлённо, хотя никакого удивления нет. Во внимании министра я и не сомневаюсь.
— Уверяю вас… А ещё ею постоянно интересуется его величество Луи-Филипп. Политика, чёрт бы её побрал…
Пятнадцатое февраля. День подведения итогов моей работы по вербовке волонтёров. Передаю Зыху сформированный список, насчитывающий без малого шесть сотен будущих вояк. Если бы армия вторжения начиналась и заканчивалась моим перечнем, я бы за Царство Польское сильно не переживал. Но я-то знаю, что это не так. И Зых знает. Однако это не мешает ему с довольным видом листать густо исписанные страницы.