«А что он там лечит в этом санатории? Я бывала там несколько раз с приличными клиентами. Там ведь в основном вояки. Он что, один из них? Восстанавливается после ранения?» – спросила женщина.
«Можно и так сказать. Главное, чтобы он носа не показывал за пределы санатория. У него не должно быть никаких мыслей, связанных с работой и прочей чепухой. Только вы и больше ничего в этом мире. Не останавливайтесь ни перед чем».
«Все зависит от суммы! То, что я умею, стоит дорого».
«Я в курсе. Поэтому и готов платить. Вот это аванс. Посчитайте. Нечего стесняться».
«Вот какое качество у меня отсутствует напрочь, так это стеснительность, – сказала женщина. – Солидно. Да за такие деньги можно обслужить футбольную команду вместе с тренером и запасными игроками!»
«Если он после вас не будет в силах даже взглянуть ни на одну женщину, ваш гонорар удвоится!» – нетерпеливо сказал Морозов.
«Неудобно спрашивать, но он, похоже, вам не самый лучший друг? А я не совсем подарок?» – вдруг прямо спросила женщина.
«А вам не все равно? Я плачу, вы работаете!»
«Просто несколько необычная просьба. Одно дело просто угостить друга роскошной и, кстати, совершенно раскованной женщиной, совсем другое – использовать ее в качестве охранника и надсмотрщика».
«Я вам плачу за все. Если он застрянет надолго либо в санатории, либо где-то еще, только во благо. И удвоение гонорара предусмотрено нашим договором».
«Что ж, постараюсь. За такие деньги можно полгода жить безбедно, совершенно не работая», – согласилась женщина.
Запись окончилась. Глеб посидел немного. Встал. Прошелся по кабинету и, остановившись у окна, глухо спросил:
– Почему сразу не доложили?
– Вышла накладка. Писали вглухую. Сняли микрофоны только этой ночью. Воспроизвести смогли только сегодня. Запись датирована позавчерашним днем. Как только прослушали, сразу к вам. Боюсь, можем опоздать.
– Ясно. Все свободны. Я попытаюсь дозвониться Никите.
– Вы, майор, совершенно о себе не думаете! Как вас угораздило так перенапрячься? Я же вас предупреждал! Никаких нагрузок, никаких волнений. А вы что, опять молодым себя почувствовали? Рекорды устанавливать решили? Теперь придется лежать и не двигаться. Не понимаю, вроде взрослый человек, а таких простых вещей уяснить не можете! Что скажете в свое оправдание? – выговаривал Никите врач.
– Нечего мне сказать. Даже не думал, что такое со мной может случиться. Всегда бегал по утрам, а тут… такая неприятность.
– Это не неприятность. Вы, милейший, себя едва не угробили. Почувствовали что-то не то, сразу нужно было прекратить. Посидеть, отдохнуть и потихоньку ко мне. Сделали бы ЭКГ, посмотрели, послушали. Подобрали необходимый курс лечения. Вы что, никогда не болели?
– Если честно, то первый раз так. Нет, конечно, было, простужался. В госпитале два раза лежал, раз по ранению, а еще раз с переломом руки, но сердце никогда раньше не подводило.
– В том-то все и дело. А оно не вечное, его беречь нужно, особенно в вашем возрасте. Или вы считаете, что в вашем возрасте оно как у двадцатилетнего? Нет, майор, так не бывает!
– Так что, выходит, меня уже пора на живодерню? Или вы мне грязи пропишете, чтоб к земле привыкал?
– Ну зачем же вы так? Если будете за собой следить, то спокойно доживете до глубокой старости. Единственное – нужно поберечься.
– Ясно, так сколько, вы говорите, мне лежать? – уточнил Никита.
– Дня три как минимум, а дальше посмотрим. Так что поправляйтесь, сейчас к вам сестра зайдет, капельницу поставит. И еще одно – с женщинами поаккуратней. Не забывайте о больном сердце.
Врач ушел. Никита некоторое время смотрел на дверь, затем перевел взгляд на распахнутый балкон. Тонкая занавеска слегка шевелилась, то открывая веселую, залитую солнечным светом зелень, то будто подергивая ее вуалью. Как его принесли в номер, Никита помнил очень смутно. Только теперь, когда боль отступила, он стал ясно осознавать, где находится. Часов на руке не оказалось. Не видно их было и на тумбочке. На первый взгляд было около полудня. На пробежку Никита выбежал, когда еще не было шести. Выходит, принесли его в номер до восьми часов. Что ж, вполне возможно, что застали спящую Анну.
«Смешно! Впрочем, это уже ее проблема. Жаль, что я Юлии так и не дозвонился. Куда она пропала? Может, к маме поехала, за ребенком? Как глупо получилось, говорили вроде обо всем, а толком я о ней ничего и не знаю. Только что муж умер, есть ребенок – вот, пожалуй, и все. Нелепо, почему я считал, что у нас с ней еще много времени? Только из-за того, что в один день приехали? Ну и дурак! Сейчас, будь она рядом, все могло быть совершенно по-другому», – подумал Никита, закрывая глаза.
Он представил, как его лица касаются нежные, чуткие пальцы Юлии, явственно ощутил ее дыхание. Услышал ее милый голос, и теплая волна захватила его, закружила, понесла в манящую неизвестность. Яркими, будоражащими сознание картинками в памяти вспыхнули и прогулки по тенистым аллеям, и катание на лодке, и та волшебная ночь, когда они любили друг друга. Эту ночь он не забудет никогда. Еще ни разу за всю свою не слишком короткую жизнь он не испытывал ничего подобного. Это было так необычно, волшебно, восхитительно, пронизано такой нежностью и головокружительной радостью. Как же все нелепо получилось. Нужно было сразу же ехать вслед за ней, а не пролеживать бока в санатории. Сбежал бы за Юлией, не свалился бы с приступом. На кой черт он связался с этой нимфоманкой? Теперь придется выкарабкиваться.
В дверь постучали.
– Да, войдите! – откликнулся Никита.
Вместо одной медсестры вошли сразу две. В номере сразу запахло больницей. От сверкающего металла стойки капельницы повеяло холодом. Никита невольно напрягся. Смешно сказать, но он, бывший боевой офицер, боялся уколов и всего связанного с больницей. При виде белого медицинского халата у него начинало учащенно биться сердце и холодели руки, и всякий раз приходилось прилагать определенные усилия, чтобы овладеть собой. Вот и сейчас Никита невольно вздрогнул в ожидании, когда острая сталь иглы вопьется в вену.
– Как вы себя чувствуете, больной? – с улыбкой спросила симпатичная, совсем еще молоденькая медсестра.
– Нормально, почти хорошо, – попытался привстать Никита.
– А вот вставать вам пока еще не стоит, – придержала за плечи Никиту вторая медсестра, постарше. – Вам нужно лежать спокойно и не делать геройский вид. Достаточно того, что ночку вы провели весьма весело.
Никита, ничуть не смутившись, внимательно посмотрел в строгие серые глаза медсестры и понял, что она видела Анну в его номере. «Почему у всех медиков такие холодные руки?» – подумал он, чувствуя, как та, что постарше, слегка натянув кожу, ввела иглу капельницы.
– Лежите, отдыхайте, – негромким, спокойным голосом сказала она, направляясь к выходу.
– Поправляйтесь поскорее! – добавила молодая и довольно откровенно стрельнула глазами.
Ему действительно ничего другого не оставалось, как лежать смирно и думать. А поразмышлять действительно было о чем.
Кормилец, как обычно, вначале позвонил. Спустя пятнадцать минут, когда он вошел в кабинет, у Морозова все уже было подготовлено. Заключение экспертизы, разрешение на гербовом бланке, все печати, подпись. Недоставало лишь самой малости – произвести обмен документов на привычный конверт с круглой суммой.
Хозяин радушно улыбнулся, вставая навстречу посетителю. Еще бы, почему не встать, если только один такой конверт позволит две недели беззаботно развлекаться под жарким солнцем, нежиться на массажном столе, пить изысканные вина и плескаться в бассейне, и все это, заметьте, вдали от нескромных глаз и людской толчеи.
Гость подошел вплотную к столу, остановился и, потупив взор, спросил:
– У вас все готово, Вячеслав Сергеевич?
– Разумеется, дорогой мой! Все документы уже подготовлены, печати наличествуют, подпись присутствует, можете смело отгружать продукцию. У вас все в порядке, принесли?
– Как договаривались, все с собой, – ответил гость.
– Что ж, тогда приступим! – обрадованно потирая руки, воскликнул Морозов.
На немного странный взгляд посетителя он решил не обращать внимания. Подумаешь! Что может знать и понимать этот совершенно посторонний ему человек, этот тупой денежный мешок о том, как долго и трудно он, незаурядный и умный Вячеслав Морозов, выбирался из беспросветного мрака нищеты! Сколько пришлось потратить сил и нервов для того, чтобы рассчитаться за все то «хорошее», что накопилось еще с детства, со старым школьным другом Никитой. Теперь ему уже ни за что не подняться! Володька увез всю готовую доску, совратил любимую «куклу» этого лесопилыцика, жаль только, не удалось забрать все деньги, но ничего, и так удар был нанесен сильнейший. До сих пор лечится от сердечного приступа. Анна доделает то, что не получилось у них с сыном, и о дружище Никите можно забыть навсегда. А то еще угрожать вздумал! Вот теперь поглядим, кто кого! А сам Морозов как процветал, так и процветает. Что с того, что в скором времени вылетит из кресла очередной главный врач? Морозов сумеет удержаться на плаву. На следующей неделе придет еще один кормилец, и очередной пухлый конверт с тихим, радующим слух шорохом ляжет на стол. Точно так же, как и этот.
Морозов подтолкнул к краю стола тонкую папку с подписанными документами и, взвесив на ладони конверт, опустил его в открытый ящик стола…
Дверь от сильнейшего удара сорвалась с петель и с грохотом упала на укрытый дорогим ковром пол. Словно чертик из коробочки, в дверном проеме возникла кряжистая фигура в черном, с натянутой на лицо шапочкой-маской. Фигура мгновенно, словно молния, переместилась в сторону, уступив место следующей. Через секунду Морозов уже лежал на столе, прижатый грубой рукой к столешнице, а затянутая в резиновую перчатку рука человека в штатском торжествующе потрясала вожделенным конвертом с долларами.
Морозов, ошеломленный, растерянный, все еще не мог поверить, что это произошло с ним, сильные руки прижимали его лицо к полированной поверхности стола, какие-то люди размахивали видеокамерами, кто-то заполнял протоколы, но постепенно сознание начало меркнуть, острая ледяная игла пронзила затухающий мозг…