– Ооо, спасибо! – улыбаюсь я. Это, если мне не изменяет память, первый комплимент относительно моей внешности, который я когда-либо слышала от Талии.
– Под голым лицом я имею в виду тушь, крем-румяна и помаду, – поясняет она. – Понимаешь меня, да? Ты же белая женщина из Пенсильвании! Ты выглядишь как человек, забальзамированный в день зимнего солнцестояния и только что раскопанный археологами. Ты бледнее, чем был Хан Соло, когда его разморозила Лея. Скажи мне, что только что вернулась с Международной космической станции, и я тебе поверю. Ты выглядишь, как герой мультика «Полярный экспресс». Ты могла бы…
– Ладно, – перебиваю я этот поток лестных сравнений. – До меня дошло. Я бледная.
– Ты бледнее, чем глазурь на свадебном торте. Ты похожа на…
– Я буду пользоваться тушью, – делаю я вторую попытку остановить ее тираду.
– И румянами.
– И помадой, – полностью капитулирую я. – При этом я не буду каждое утро расчесывать и укладывать брови. Это слишком.
На этом мы и расходимся.
– А что еще меня ожидает? – спрашиваю я. – Уроки модельной походки? Ботокс? Уроки этикета?
Талия улыбается и качает головой:
– Нет, ты уже достаточно хороша. Теперь поработаем с внутренним миром.
Я удивленно вскидываю брови.
– Я прекрасно понимаю, что внешнее преображение было необходимо. Но внутри у меня все прекрасно. Я счастлива, занята, у меня прекрасные дети, прекрасная работа, прекрасный дом, прекрасная жизнь.
– Ммм…
– Никаких ммм, – огрызаюсь я. – Это так.
– Ммм.
– Я разрешила тебе покрасить мне ногти в серо-коричневый, – начинаю рычать я.
– А какого они цвета, когда ты разгорячишься? Хотя подожди, мы никогда этого не узнаем, потому что ты, судя по всему, зареклась заниматься сексом.
У меня отваливается челюсть.
– Я не зарекалась! Между прочим, у меня только на днях был секс! И все было отлично!
Теперь челюсть отваливается у Талии.
– Ты не говорила мне, что все было отлично!
– Ну, то есть… Мне почти что не с чем сравнить. Но он выглядел просто прекрасно, и мы оба… Ну, ты понимаешь, – краснею я.
– Я понимаю.
– Мне очень понравилось. Даю ему три с половиной звезды.
– Тебе стоит повторить. Нацеливайся на пять звезд.
– С Дэниэлом? – спрашиваю я и тут же осекаюсь, не слишком ли много энтузиазма было в моем вопросе.
– Конечно. Или с кем-нибудь еще. – Она, задумавшись, постукивает палочками по губам. – А как насчет Мэтта?
От неожиданности я выдыхаю.
– Ты имеешь в виду своего помощника? Это все равно что предложить мне переспать с твоим сыном!
Талия корчится от омерзения.
– Да, это совсем не то. Прости. Я, наверное, решила, что это будет отличная возможность понять наконец, какой он ориентации.
– Он гетеро. Разве нет?
– Может, би?
Я задумываюсь.
– Мы все немного би. Так говорит Лина.
– Обожаю эту твою монахиню. Ты могла бы спать с ней.
– Талия! Хватит. Мне не нужно ни с кем спать. Секс – не альфа и омега всей жизни, знаешь…
– Говорит человек, у которого никогда и не было первоклассного секса.
Я задумываюсь о жизни Талии, и не в первый раз. Детей нет. Очень мало друзей. Мало родственников. Работа – вся ее жизнь. Неудивительно, что для нее так важен секс. А для меня это не приоритет.
– Это не так, – вдруг говорит она.
– Что не так?
– Все то, о чем ты сейчас подумала и что заставляет тебя отказаться от надежды на счастливую личную жизнь. То, что ты недостаточно хороша, или что у тебя нет времени, или что это не важно, или что тебе нужно дождаться Джона…
– Он не вернется. То есть он вернулся, но не из-за меня, – грустно констатирую я. – Он вернулся из-за детей.
– Хотела бы я быть в этом так уверена, – вздыхает Талия.
– Ты же знаешь про Марику и про белье с эпиляцией.
– Да, но я все равно волнуюсь за тебя, Эмич. Волнуюсь, что, насладившись прекрасными моментами с прекрасными детьми, которых ты для него родила и воспитала, он начнет подступаться к тебе. Я думаю, он хочет вернуть свою старую жизнь, пусть даже сейчас он сам этого не осознает.
Вдруг я чувствую, как подступают слезы. Я всхлипываю. Глаза щиплет. Я задерживаю дыхание.
– Ты плачешь?
– Нет! Я не плачу, – решительно заявляю я и начинаю плакать. Отдельные всхлипывания перерастают в полноценный плач. – Прости, я не знаю, почему я плачу.
Сказав это, я понимаю, что это неправда. Я плачу из-за того, что Джон может захотеть вернуть меня. Я думаю о том, через что я прошла с тех пор, как он нас оставил. О том, что с его возвращением все станет гораздо лучше. И я думаю о том, что не должна этого хотеть. Думаю о списаниях из Гонконга. Я думаю: я просто тряпка. Я идиотка. Я в тупике. И начинаю рыдать еще сильнее.
Талия смотрит на меня боковым зрением, как будто я – не я, а затмение солнца. Долго не мешкая, она начинает что-то печатать на компьютере.
– Привет, – вдруг говорит она, и я смотрю на нее. Она смотрит в монитор. Она что, будет с кем-то говорить по видеосвязи, пока я тут плачу у нее в офисе?
– Привет, как дела? Что случилось? – слышу я знакомый голос и убавляю громкость хлюпаний, чтобы определить, кто это.
– Она плачет. Что мне делать?
– Она что? Она же не умеет плакать. А что ты сделала? Эми? Эми, ты там?
Это Лина. Талия просит ее подождать и садится рядом со мной на диване так, чтобы мне тоже был виден экран.
– Привет, Лина, – вою я, увидев ее на экране.
– Воу! Ты прекрасно выглядишь, – говорит она. – Закрой рот и посмотри на меня. Ой, и высморкайся. Да, так лучше. Замечательно! Волосы выглядят сногсшибательно. Ты теперь похожа на саму себя, на ту себя, которую я знаю – красивую, открытую, доброжелательную, смелую. Удивительно, как многое может рассказать о тебе прическа! – Я открываю рот, чтобы ее поблагодарить, и тут она вдруг спрашивает – А куда делись твои брови?
Я качаю головой, потому что не знаю ответ на этот вопрос.
– Они исчезли в одну секунду.
– Ты поэтому плачешь? Слушай, реально, ты выглядишь просто фантастически! А брови у тебя отрастут, если вдруг тебе не хватает тени, которую они создавали и защищали тебя от солнца. Талия, поздравляю, прекрасная работа!
Я перестаю плакать.
– Значит, вы обе в сговоре. И ты тоже знала про статью в журнале?
Лина косится на Талию, выдавая их обеих с головой.
– Я чувствую себя использованной, – говорю я им. – Я думала, что еду в Нью-Йорк встретиться со старой подругой. Вместо этого меня разряжают в пух и прах, чтобы продать побольше журналов.
– Ты чувствуешь себя использованной, потому что тебе бесплатно сделали стрижку и покрасили волосы? – уточняет Талия.
– Без предупреждения.
Талия жмет плечами.
– Впредь я буду тебя заблаговременно уведомлять, если захочу подарить что-то хорошее.
– Я буду тебе очень за это благодарна, – всхлипываю я.
– Ты в порядке, Эми? – обеспокоенно спрашивает Лина. – Я ни разу не видела, как ты плачешь. Может, только раз, сразу после ухода Джона. И с тех пор больше никогда.
Я рассказываю Лине про то, что сказала про Джона Талия, затем – про списания с кредитной карты. А потом я совсем распускаю нюни и говорю, что, видимо, я все еще люблю Джона.
Талия даже не прячет своего возмущения.
– Он же негодяй! – восклицает она.
Лина смотрит на меня.
– Почему ты так решила?
– Из-за чувства вины. Мне стыдно, что я переспала с библиотекарем. У меня такое ощущение, что я нарушила свадебные обеты.
Лина смотрит на меня, и ей, очевидно, меня жаль.
– Дорогая, ваши обеты нарушены уже давно.
Я киваю и откидываюсь на подушку.
– Тогда почему же я сейчас плачу? – спрашиваю я присутствующих.
Талия пожимает плечами и от бессилия раскидывает руки:
– Я без понятия! Ты и твоя новая прическа сейчас должны заниматься сексом с этим библиотекарем. Ты явно что-то делаешь не так.
– Она говорит, что библиотекарь – это связь на одну ночь, – объясняет ей Лина.
– Значит, в следующий раз пусть отвяжутся, – острит Талия.
Несмотря на свое расстройство, я не могу сдержаться и смеюсь, делаю глоток вина и откашливаюсь.
– Девочки, я думала… глубоко внутри я надеялась… что Джон вернулся и пытается что-то поправить… Что я могу сказать? Мы вместе полжизни прожили. Он был рядом, когда я защитила диплом. Когда мы узнали, что беременны. Когда Кори попыталась сама проколоть себе уши. Когда у Джо выпал первый зуб прямо в том ужасном парке развлечений. Джон отвез меня в Париж впервые в жизни и плакал со мной, когда рождались наши дети. И он спас наш свадебный альбом, когда затопило подвал. Такую любовь не выключишь, как выключатель.
Лина глубоко вздыхает, а Талия кладет руку мне на плечо.
– О, Эми. Ты красотка, но идиотка.
Я горестно качаю головой.
– Я знаю.
– Слава богу за эту кредитную карту, – говорит Лина.
– В смысле?
– Мне кажется, это тот звоночек, который тебе так нужен. Он лишил тебя иллюзии, что ты и Джон можете заново склеить вашу жизнь. Те списания показывают, кто он такой на самом деле и чего он хочет. Лучше узнать об этом сейчас, а не в конце лета, когда он полетит домой, к голым половым губам женщины на пятнадцать лет моложе тебя.
Талия морщится.
– Очень зрелищно, Лина. Пожалуйста, больше никогда не произноси ничего подобного.
Я обхватываю голову руками.
– Поверить не могу, что мне нужно будет встретиться с ним уже через три дня.
– Как нам тебя подготовить? – участливо спрашивает Лина. – Что поможет тебе рядом с Джоном чувствовать себя сильной и уверенной, а не раненой и слабой?
Я качаю головой, потому что это невозможно. Лина и Талия смотрят друг на друга через экран и в один голос говорят: мамспринга!
– Мамспринга, – снова повторяет Талия. – Реальная. Не для статьи. Может, устроить отпуск на все лето? Учеба, второй язык, новая страсть, новый взгляд…
Я мотаю головой.