– Нет, этого не будет, и я не уверена, что меня может спасти что-то, кроме старых добрых врачей – времени и слез.
– Ты уже пробовала время и слезы, – напоминает Талия, но Лина махает на нее рукой:
– Оставь это нам. Я уверена, мы поможем тебе вернуть запал.
– У меня никогда и не было никакого запала. У меня был парень, который превратился в мужа. Потом пара детей, работа, жизнь без мужа и огромная ипотека. Запалом там и не пахнет.
Лина косится на Талию.
– Мы сможем это сделать, но будет трудно. Она противится запалу.
– Не говори! Она хотела влезть в штаны для йоги и провести всю неделю за просмотром фильмов и пиццей.
– Я люблю штаны для йоги, – снова начинаю выть я.
– Эту мать вообще можно спасти? – спрашивает Талия.
– Эта мать вообще-то прямо здесь! – напоминаю я им.
– Мы должны попробовать, – решает Лина. – Она еще слишком молода, чтобы сдаваться в архив.
– И кормиться пиццей…
– И тонуть в болоте кабельного телевидения…
Я издаю стон в надежде прервать их милую беседу:
– Прошу прощения, народ. Я знаю, что вы хотите мне помочь, но я не хочу мамспрингу. Я хочу домой. Я люблю пиццу, кино и штаны для йоги. Если мне предстоит страдать по бывшему мужу, я хочу через это пройти так, как это задумывал Бог – на диване с бумажными салфетками, вином и фильмами с Хью Грантом[39]. Я не хочу быть вдали от своей семьи, ходить в стройнящих джинсах и заниматься сексом с незнакомыми мужчинами.
Они обе вздыхают.
– Пусть делает как хочет, – обреченно вздыхает Талия. – Мы устали.
Лина кивает.
– Мы просто хотим, чтобы ты была счастлива, Эми.
– Я знаю. И мне было здесь очень хорошо. Но моя жизнь – там, дома. Мне нужно быть там.
– Тогда приезжай домой, – предлагает Лина. – Я куплю вина.
Талия обнимает меня.
– Запал – не для всех, – с грустью констатирует она. – Но хотя бы сегодня вечером, раз уж ты здесь, не спеть ли нам «Маленькую серенаду»?
Это сейчас, «Marie’s Crisis» – бар, где для гостей играют мелодии из бродвейских мюзиклов, а раньше здесь был бордель. Поэтому мы точно знаем, что в определенный период истории в эти стены приходили и гетеросексуальные мужчины. Но сегодня вторник, туристов немного, а пианист – один из лучших исполнителей бродвейских номеров, и шансы встретить здесь гетеросексуалов почти нулевые. Это идеальное место и для меня в крайне нестабильном преображенном состоянии, и для моей спутницы, которой не нужно никакое преображение, чтобы привлекать внимание противоположного пола. Мы можем быть уверены, что останемся незамеченными. Талия ведет меня к столику слева от пианино, откуда нам прекрасно видно, что будет исполняться следующим пунктом.
– «Фантастикс», – тихо шепчет мне Талия.
– Тогда пойдем скорее в бар. Разве можно пропустить «Try to remember»[40]?
Пианист заканчивает играть последние такты «Kiss of the Spider Woman»[41], и Талия исчезает. От нечего делать я оглядываюсь вокруг. Цокольный этаж, тусклое освещение, грязные стены, медленное обслуживание в баре, ужасная акустика. Все точно так же, как было годы назад. Правда, публика выглядит гораздо лучше и моложе, чем в моих воспоминаниях. И мы не единственные женщины здесь, как было тогда, когда мы захаживали сюда пару десятилетий назад. Это значит, что Талия может лишиться возможности исполнить свое коронное соло «Defying Gravity»[42]∗, которое всегда кто-то заказывает каждый раз, когда мы оказываемся здесь (я подозреваю, что это подстроено).
После «Try to remember» приходит очередь попурри из песен Уильяма Финна. Я совсем не знаю слов. Отхожу от пианино, нахожу старую потертую, обитую бархатом скамью, усаживаюсь и слушаю красивые голоса. Там меня и находит Талия. Она вставляет бокал с мартини в мою застывшую в ожидании руку и возвращается в поющую толпу. Я смотрю, как люди смеются, поют, путают слова. Я вспоминаю все, что пережила с тех пор, как была здесь последний раз. Тогда я была похожа на бесформенную ракушку, ожидающую начала своей жизни. Я не торопила события и просто ждала момента. Время – это все, что у меня было тогда.
Пью мартини и скучаю по детям. Наконец через полчаса слышатся знакомые аккорды. Поднимаю голову как раз в тот момент, когда Талия поворачивается и смотрит на меня. «Dream girls»[43] – говорит она одними губами и машет мне, чтобы я подошла.
Я встаю. Талия и я пели песни из этого фильма бесчисленное количество раз, мы знаем их до последней буквы. Не успели мы дойти до «One Night Only»[44]∗, как я поняла, что все мои горести позабыты. Я забыла, что мне уже не двадцать один. Мы поем час, два, а потом выходим на улицу, и оказывается, что освещение там ярче, чем в баре. Талия открывает приложение, чтобы вызвать такси. Я чувствую, что из меня выжали все соки.
– Видишь, как было весело! – хрипло говорит она.
– Я пятнадцать лет не бодрствовала до такого времени, – срывающимся голосом отвечаю я.
– И сколько всего пропустила, живя в провинции.
Я мотаю головой.
– Да. Но сейчас все иначе.
– Ты о чем? Marie все та же.
– Но мы-то – нет.
Талия вздыхает, и впервые с момента нашей встречи я вижу на ее лице грусть. Она качает головой.
– Иногда мне кажется, что я – да, – загадочно говорит она.
– Ты когда-нибудь жалеешь о том времени, когда… ну, когда Саймон сделал тебе предложение?
– Ни разу. Дети, дома, вот это вот все – это никогда меня не привлекало так, как тебя. А ты этого хотела с самого начала. Больше всего на свете. А я хотела кабинет директора, – вздыхает Талия. – А что касается темы про «совместить в жизни все», – она пожимает плечами, – мне кажется, это огромный напряг.
– Так и есть.
– Но я рада, что у тебя все это есть. Прекрасные дети и уютный дом. Я горжусь тобой, что ты управляешься с тем, с чем я бы никогда не смогла.
– И я тоже. Я тоже горжусь тобой.
– Я просто пишу про шмотки. А ты родила этому миру новых людей.
Я беру ее руки в свои.
– Ты хотя бы представляешь, какое влияние ты оказываешь на огромное количество людей, как приятно, когда на почту приходит твой журнал? Сколько раз сильная статья, фото модели с лишним весом в купальнике и бокал вина вдохновляли меня после длинного рабочего дня!
Талия смотрит на меня не без грусти.
– Эми, я так скучала по тебе. Останься еще хотя бы на неделю. Хотя бы до конца недели.
Мимо проезжает такси, но мы не пытаемся его остановить.
– У тебя все нормально? – спрашиваю я.
Талия качает головой и сжимает губы.
– Я люблю журнал, но не знаю, на сколько еще меня хватит.
– В смысле?
– Да нет, ничего. – Я пристально смотрю на нее и не даю сменить тему. Она пожимает плечами. – Просто нужно еще очень много сильных статей опубликовать, прежде чем можно будет уйти с чувством выполненного долга. – Ее беззаботность возвращается снова. – Может, хотя бы еще одну, про мамспрингу, – добавляет она с озорством.
Я закатываю глаза.
– Я останусь еще на несколько дней. Просто пусть все будет по-моему.
– Штаны для йоги и книга?
– Я такая, какая есть.
Талия приобнимает меня.
– И я.
И мы стоим с ней на тротуаре в районе, который знаем с юных лет, как свои пять пальцев, и тем не менее я чувствую, что сейчас мы обе немного потеряны.
– Поехали в Mamoun’s. Фалафель[45] в два ночи все исправит.
И с этим нельзя не согласиться.
На следующее утро мы обе проспали. Талия выползает из дома около девяти, что для нее неимоверно поздно. Она говорит, что подчиненные должны быть благодарны ей за то, что у них «был отпуск длиной почти в целое утро», и я начинаю их жалеть. В свою очередь я иду и покупаю настоящий нью-йоркский рогалик с толстым слоем творога, свежевыжатый апельсиновый сок и гигантский стакан кофе. Возвращаюсь в квартиру Талии, пытаюсь вылечить больное горло и жалею себя. Без детей и работы я не знаю, чем себя занять. Понимаю, что надо ехать домой – оставаться здесь странно и неправильно. Но ехать домой, пока с детьми Джон, – нечестно. Мне нужно будет смириться с тем, что он не хочет вернуть меня, и я смогу это сделать. Но я не знаю, как мне перестать хотеть вернуть нашу старую совместную жизнь.
Звонит телефон. Смотрю на экран – это из офиса «Pure beautiful». Решаю не брать трубку – это либо Талия звонит проверить, чем я занимаюсь, либо Мэтт будет уговаривать сделать что-то для статьи про мамспрингу. У меня нет сил отбиваться ни от той, ни от другого, так что я открываю новый триллер от своего любимого автора и выпадаю из реального мира. Не успел всплыть первый труп, как снова звонит телефон. На этот раз звучит мелодия, которую я установила для Джона, и у меня подскакивает сердце – что-то с детьми!
– Что случилось? – говорю я вместо приветствия. – С детьми все в порядке?
– Тебе тоже доброе утро. Дети в порядке, – слышу я, и только после этого мое сердце снова начинает биться. – Даже лучше, чем в порядке. Как ты, я уверен, знаешь, за Кори волочится один парень, и она пытается решить, то ли пока придержать его, то ли бросить, а я ежедневно узнаю все больше о том, как работает женский ум. А Джо! Он просто лучший человек на свете. Такой классный парень! Ты знала, насколько круто он управляется с БПЛА?
– С чем?
– Проще говоря – с дроном. Я купил по одному себе и ему и установил на его аппарат водонепроницаемую гоупро[46]∗. Теперь мы чертим метеорологические карты, рассчитываем параметры облачности и обсуждаем, как прикрепить к нему спектрометр, чтобы он мог… В общем, мы с ним сошлись на этой теме и прекрасно проводим время.