Еще кое-что. Мне очень неудобно писать об этом по мейлу, но не думаю, что тебе больше понравилось бы говорить об этом по телефону, так что… я хочу, чтобы ты знала, что между мной и Марикой больше ничего нет. И уже давно. Я только что получил выписку по карте и понял, что произошло. Я извиняюсь за стресс, который я, вероятно, причинил тебе, не убрав ее карту со своего счета. Вчера я это сделал. Как бы там ни было, наши с ней отношения были… заблуждением. Больше у меня никого не было. И теперь я планирую направить всю свою нерастраченную энергию туда, где ей и место, – на мою семью.
Удачи в Нью-Йорке! Передавай привет Талии!
Когда я сообщаю Талии, что хочу вернуться в Нью-Йорк, она говорит, что это прекрасно, потому что ей срочно нужен человек, который присмотрит за ее квартирой. Потом она что-то говорит про то, что, когда делаешь в жизни шаги в нужном направлении, Вселенная вознаграждает тебя и облегчает твой путь. Я спрашиваю ее, какие именно правильные шаги она делает в жизни, и она говорит: «Я говорю про тебя, дурочка». Я вспоминаю письмо Джона. Конец его отношений с Марикой – это дар Вселенной? Если и так, я не ощущаю сильной благодарности. Скорее, я еще больше запутываюсь.
– Вселенная дарит тебе полуторакомнатную квартиру в единоличное пользование на все лето. А на меня у нее, судя по всему, другие планы – жаркие и потные. – Этим Талия хочет сказать, что в южных штатах у «Pure beautiful» не очень сильные позиции. – Рекламщики говорят, что мы слишком уж северные и нам нужно наладить контакт с «Настоящей Америкой».
– Какой модный журнал может похвастаться контактом с «Настоящей Америкой»? – спрашиваю я.
– Я им сказала то же самое! А они мне ответили, чтобы я привезла костяк команды в Майами и – что еще менее реально – отработала там три зимних выпуска и провела несколько мероприятий для журнала.
Очевидно, она не в восторге от этой идеи. Талия любит Нью-Йорк, и может, даже – это не точно, но возможно – она считает, что цивилизация заканчивается берегами Гудзона.
– А вдруг тебе там понравится, – подначиваю ее я.
– А вдруг. Но пока меня не будет, офис оккупируют аналитики и консультанты и будут высчитывать, как же сделать так, чтобы журнал приносил деньги. И совсем не обязательно, что они решат его развивать. Бумага и чернила вымирают. Эта командировка означает, что в будущем может и не оказаться места для моего маленького красивого печатного издания.
– Что же ты будешь делать? – беспокоюсь я.
– Не переживай, Эмич, я всегда могу позвонить Саймону.
При упоминании о ее неприлично богатом, но в остальном совершенно неинтересном бывшем ухажере я бледнею. Она усмехается.
– У меня же договор. Я выйду из воды сухой – в конце концов, перейду в онлайн. Это неизбежное развитие событий. Я просто наслаждаюсь последними днями, пока это возможно.
– Не уходи. Оставайся и бейся за журнал.
Она упаковывает вещи, обещая вернуться на выходные. Успокаивая себя, она говорит:
– В любом случае, никто не сидит в августе в Нью-Йорке. Только Эми Байлер, – и, смеясь, исчезает за дверью.
Я не хочу смиряться с мыслью, что на работе у Талии нестабильно. Мне было так легко убедить себя в том, что ее жизнь – идеальна, с какой стороны ни посмотри. И в самом деле, глядя на нее, одинокая бездетная жизнь казалась чудесной. Но очевидно, что и она способна управлять своей собственной судьбой ничуть не больше меня. Она тоже сталкивается с действиями других людей, набивает шишки. Просто в этом процессе она выглядит намного лучше.
Итак я оказываюсь в Нью-Йорке одна. Прелесть – а может, в чем-то и проклятие – одинокого родителя состоит в том, что ты никогда не остаешься один более чем на три часа. Редкими вечерами, когда я иду куда-то без детей, я встречаюсь с Линой или с кем-то из подруг, и мы без остановки болтаем за бокалом вина. Если Кори куда-то уходит вечером, я либо с Джо на том или ином соревновании, либо проверяю тетради дома, пока он с друзьями играет в стратегию и ест пиццу. Когда Джо уходит к другу в субботу вечером, мы с Кори идем в кино на фильм, на котором Джо заснул бы еще на стартовых титрах, или она тащит меня куда-нибудь еще. Если бы я не ввела правило, что вечера будних дней мы проводим дома, Кори уходила бы куда-нибудь каждый вечер. А вот Джо – домосед. Одним словом, я никогда не оставалась одна.
А теперь, впервые, в квартире только я. Совершенно одна. Если захочу, могу весь день ни с кем не разговаривать. У меня будет время на то, чтобы поразмышлять и порефлексировать, развлекаться или тренироваться до тех пор, пока каждая клеточка моего тела не наполнится эндорфинами. Я могу отыскать самый вкусный рогалик в Бруклине, обедать с белым вином на Манхэттене, обойти все библиотеки и книжные магазины в этом огромном городе.
Я могу устроить своим красивым волосам и одежде массу приключений. Я могу ходить по магазинам в Сохо и не чувствовать себя там не в своей тарелке. Могу флиртовать с барменами. Могу читать книжки в парке. Я могу… целое лето делать все, что мне заблагорассудится. Ого!
Я плюхаюсь на гостевую кровать в квартире Талии и думаю: Так, Эми. Что же ты хочешь делать со всей этой свободой? Пойти в Чайнатаун? В музей Клойстерс?[49] Прокатиться на пароме до статуи Свободы?
Нет, нет и нет. На первом месте в моем списке – только одно дело. Точнее, один человек: один очень красивый библиотекарь.
Сев писать ответ Дэниэлу, я понимаю, что мой первый импульс не сильно отличается от подростковых импульсов моей дочери. Мне хочется писать Лине, Талии, Кори и, может, даже Мэтту, чтобы обсудить тысячи вариантов интерпретации его сообщения, а потом тысячи разных вариантов ответа. Но вместе с тем у меня внутри есть что-то, что меня ведет – что-то тихое, спокойное и уверенное. Когда наутро после нашего свидания я отправила Дэниэла восвояси, то ощущала странную смесь победы и стыда, приправленную страхом.
Теперь же все иначе. Я в Нью-Йорке не на неделю, а почти на три месяца. У меня есть время исполнить все свои желания. А мое сердце желает библиотекаря. И я решила, что удовлетворить это желание – совершенно безопасно. У Дэниэла есть взрослая дочь, которая учится в одной из лучших школ Нью-Йорка, отличная работа здесь же, а значит, он не представляет собой реальной угрозы моей эмоциональной стабильности. Шансов на то, что у нас сложатся долгосрочные отношения, – ноль. При условии, что он испытывает ко мне интерес, он – самый безопасный вариант летнего мимолетного увлечения, о котором я могла бы мечтать.
Поэтому вместо бесконечных споров с собой, прокрастинации и других способов лишить себя счастья я решаю просто ответить ему, как взрослая женщина. Я снова открываю его послание: «Ты выгоняешь меня из постели еще до рассвета, и единственный шанс тебя найти – идти по следам в Твиттере? Теперь я понимаю, как чувствовал себя Прекрасный Принц».
Я пишу: «Простите, ваше прекрасное высочество, но то маленькое приключение выбило меня из колеи. Не знала что и думать про нашу невозможную ситуацию – мне нужно было возвращаться в Пенсильванию, ты – в Нью-Йорке. Но с тех пор мои планы изменились и я все лето проведу в Бруклине. Простишь меня?»
Нажимаю отправить и закрываю лэптоп. Рассчитываю, что ответ придет через день или через три – сколько составляет стандартный срок ожидания в таких случаях? Но уже через десять минут приходит новое уведомление. Дэниэл отвечает: «Согласен. Ситуация совершенно невозможная. Но я думаю, что все равно было бы хорошо встретиться, пока ты здесь. К тому же у меня столько новых мыслей насчет твоей флекстологии. Давай встретимся на следующей неделе в тихом книжном пабе в Верхнем Вест-Сайде?»
Раз он не собирается играть в неприступность, то и я не буду. Пишу ему: «Конечно. Присылай место и время». И через несколько минут добавляю: «Жду с нетерпением!»
Вот. Посмотрите на меня, какая я продвинутая. Договариваюсь о свидании с мужчиной, с которым намереваюсь спать вне рамок формальных отношений. Я современная женщина! Я Глория Стайнем[50] и Хелен Герли Браун[51] в одном лице. И еще та повернутая на сексе из «Секса в большом городе». Но когда мы встречаемся, все мои планы рушатся буквально в одночасье.
Бар «Мертвый автор» – длинный и настолько узкий, что вокруг бильярдного стола в самой его глубине еле-еле хватит места, чтобы отвести кий. Сломанный музыкальный автомат с пыльными записями AC/DC и Smashing Pumpkins, три высоких стола – один спереди и два сзади, декорированный страницами из романов потолок – страницы вырваны из книг и держатся на нем за счет карандашей и дротиков дартс. Я не знаю, как они держатся, но они держатся. И потолок этот настолько высокий, что трудно сказать, из каких книг эти страницы – расположенные в хаотичном порядке и пронзенные в самое сердце. Массивная барная стойка из темного дерева кажется устроенной в настоящем книжном шкафу, и когда я подхожу к ней, то упираюсь ногами в целый книжный ряд. Опускаю руку под столешницу и наугад вытаскиваю книгу. Это потертый экземпляр «Над пропастью во ржи». Эх. Беру другую. Снова «Над пропастью во ржи», но в другой обложке и другого издания. Не в силах сдержать любопытство, я слезаю с высокого табурета и смотрю на верхнюю полку книг. На 75 % она вся состоит из «Над пропастью во ржи». Еще 20 % – «Фанни и Зуи». Оставшиеся 5 % – совершенно случайная подборка никчемных книг, изданных около тридцати лет назад: пособия по ловле рыбы, постные рецепты и готические романы.
Что ж. Значит, придется читать «Над пропастью во ржи». Я переворачиваю обложку, читаю легендарную первую строчку, издаю безмолвный стон и смотрю вдаль в надежде на скорое появление Дэниэла. Возможно, это кощунство, но я больше не задаю ученикам это произведение. На мой взгляд, время его не пощадило. А вот «Дэвид Копперфилд» – книга, которую я могу часами читать в баре. Достаю блокнот и пишу: «Хорошо быть тихоней» v. s. «Над пропастью во ржи». Далее пишу: Современные версии «Дэвида Копперфилда»? Надеюсь, я пойму ход своих же мыслей, когда открою эти записи в августе перед началом учебного года.