Эми: Привет, уже поздно, но я все еще в строю. Хочешь где-то посидеть?
Дэниэл не отвечает. Я, как хищная акула, нарезаю круги по району Талии. Я не хочу возвращаться в квартиру. Не хочу надевать старую мягкую фиолетовую футболку, ложиться в кровать и читать, пока не засну. Я и так это делаю через день. Я хочу жить! Я хочу чувствовать вкус каждого кусочка жизни! Я хочу…
Дэниэл: Привет! Я в нижнем Ист-Сайде, заканчиваю ужинать со своими модными друзьями. Теперь мне нужен антидот от всех их стильных бород.
Эми: У меня даже нестильной бороды нет.
Дэниэл: В таком случае давай где-нибудь посидим. Ты в центре?
Эми: Буду уже через десять минут. Можешь оценить степень моего отчаяния?
Дэниэл: Скорее, степень твоей жажды. На Перл-стрит есть тематический бар в стиле города Перт со столиками на улице. Отправлю тебе карту и сам выдвигаюсь туда.
Я смотрю на телефон и не верю своим глазам. Неужели я только что… назначила свидание ради секса? Или это дружеский вариант? Понятия не имею, что это было, но в результате мы встретимся с Дэниэлом в баре с австралийской тематикой и столиками на улице! Это победа! Я прыгаю в такси, наплевав на все свои финансовые комплексы. Это слишком важная встреча, чтобы ехать на нее на метро, плюс уже поздно, а я обязательно потеряюсь на станциях на Манхэттене, а в Финансовом округе всегда так темно! Серийные убийцы будут крайне рады увидеть потерянную нетрезвую женщину из Пенсильвании. Кроме того, там есть улицы, выложенные брусчаткой. А от серийных убийц очень тяжело бежать по брусчатке. На такси – гораздо безопасней! Если, конечно, таксист не серийный убийца. Вроде же был какой-то фильм про это? Ой, мы уже на месте!
Я пытаюсь выбраться из такси и забываю заплатить. Водитель вежливо напоминает мне, что я не прокатала карточку. Я оставляю ему щедрые чаевые, чтобы компенсировать неприятные мгновения, которые каждый из нас испытал по свою сторону плексигласовой перегородки. Далее я осторожно вхожу в бар «Взрослая встреча» и стараюсь не сильно вдумываться в подтекст названия. Заказываю пиво «Victoria Bitter», но потом спохватываюсь и меняю его на лимонад с лаймом. Томлюсь у барной стойки, не спуская глаз с входной двери. Жду.
Через десять минут кто-то хлопает меня по плечу. Я подпрыгиваю чуть ли не на метр и поворачиваюсь.
– Черт возьми! Как ты меня напугал! Как ты вошел? – Передо мной стоит Дэниэл.
– Я давно жду тебя на веранде. Пойдем, вид – это единственное, что спасает это нелепое заведение.
Я иду за Дэниэлом вверх по лестнице, которую даже не заметила раньше. Он толкает дверь, и мы оказываемся на длинном узком балконе с очень узкими столиками. С места, откуда мне машет Дэниэл, открывается идеальный вид на первую башню Бруклинского моста, возвышающегося над улицами, машинами и более низкими зданиями на переднем плане. Одно из этих низких зданий – трехэтажное – украшено синей фреской с изображением того самого вида на мост, который оно и загораживает. Наверное, чтобы его могли оценить люди с улицы.
Мост освещен фонарями до самого Бруклина, несущие тросы утыканы красивыми белыми фонариками, а в ночном небе висят темно-фиолетовые облака.
– Какой чудесный вид! – восхищенно произношу я.
– А еще полная луна. – Дэниэл показывает в небо. – Теперь понятно, почему ты написала.
Я начинаю смущаться.
– Вообще-то, я написала, потому что сегодня лично для меня приготовил впечатляющий ужин шеф-повар, про которого на этой неделе писали в «Нью-Йоркере», и я умираю от желания кому-нибудь похвастаться.
– Потрясающе! Ну так вперед! – с энтузиазмом поддерживает меня Дэниэл.
И вместо того, чтобы тезисно рассказать ему про сардины, вино, маленькие ложечки для дегустации и пирог с розовой водой, я решаю даже не начинать.
– А еще я хотела провести время с тобой, – признаюсь я.
Дэниэл ласково улыбается.
– Я польщен. Ты очень вовремя написала. Получив твое сообщение, я вдруг понял, что в десять слишком рано завершать такой идеальный летний вечер.
– Точно! – чуть громче, чем нужно, говорю я. – Обрати внимание – именно так и должна проходить мамспринга!
– Что я слышу! Снова это слово, – смеется Дэниэл.
– И я начинаю иначе к нему относиться, – киваю я. – Когда повторяешь его много раз, оно перестает казаться глупым. Теперь мамспринга представляется мне вполне адекватным способом справиться с нагрузками материнства.
– А у пап она бывает?
– У одиноких пап – возможно, – задумчиво отвечаю я. – И у вдовцов. Но мужчинам, которые изредка соглашаются посидеть с собственными детьми, пока ты в кои-то веки выбралась на встречу с подругами, или ожидают благодарности за то, что засунули белье в стиралку, – нет, таким папспринга не нужна. Им нужно обрести связь с реальностью.
– Этим сейчас твой бывший муж занимается? Обретает связь с реальностью?
Я задумываюсь.
– Возможно. Я знаю, что он делает все, чтобы детям было сейчас хорошо и интересно, и, кажется, у него отлично получается. Джо на седьмом небе от счастья, потому что они с отцом с головой ушли в математику и науку, а Кори получает от него все, что просит, и наслаждается свободой. Будь я дома, ей пришлось бы работать гораздо больше и в гораздо менее приятном месте. Она не перечитала бы «Голодные игры» в четвертый раз и реже бы встречалась с друзьями по будням. Но Джон прав: передышка идет ей на пользу. Судя по ее весьма пространным сообщениям и рассказам, она обретает здоровый и нешаблонный взгляд на нашу семейную ситуацию.
– А ты? Каков твой взгляд на то, что сейчас дети не с тобой, а с твоим бывшим мужем, отсутствовавшим целых три года?
– Я даже не знаю, что и думать, – честно признаюсь я. – Он неплохой человек, но в свое время очень сильно меня ранил. Если бы у меня был волшебный шар, я бы спросила у него только одно: когда я вернусь, уедет ли он опять?
– А чего тебе самой хочется?
– Я не знаю. Наверное, мне хочется, чтобы он сделал так, как будет лучше для детей. Я хочу, чтобы они были счастливы. Проведя с ним целое лето, они, скорее всего, сильно к нему привяжутся, и я не перестаю ему твердить, что он за них в ответе. Но они и раньше были к нему привязаны, а он все равно уехал.
– А ты сама? Ты все еще привязана к нему?
Соврать или нет?
– В каком-то смысле – да. Наверное, да, – невесело улыбаясь, признаюсь я.
– Значит, ты надеешься, что он останется?
– Нет, – выпаливаю я. – Хотя да. Ради детей. Если он будет для них настоящим отцом. А если он снова вернется к эгоистичному и нестабильному поведению, то тогда, возможно, детям будет лучше без него. А ты что думаешь? Никудышный отец лучше, чем его отсутствие?
Дэниэл откидывается на стул.
– А никудышный муж лучше, чем чего отсутствие?
– Нет, – тут же отвечаю я, удивляясь собственной уверенности. – Последние три года это доказали. Без Джона жить было гораздо тяжелее, но я не скучаю по жизни с человеком, который с каждым днем становился все несчастнее и тревожнее. В конце концов я стала воспринимать его не как мужа и отца детей, а как еще одного ребенка, которого я родила.
– Если тебе от этого легче, я думаю, что этот тип мужчин постепенно исчезнет как вид.
Я смеюсь.
– Трахать их точно никто не будет, – выпаливаю я так громко, что парочки с соседних столиков вытягивают головы и смотрят на меня. Я затихаю и вжимаюсь в стул. – Ой. Все же я выпила слишком много серого вина.
У Дэниэла озорно заблестели глаза.
– Знаешь, думаю, Кори не единственная, кто этим летом наслаждается свободой и ни в чем себе не отказывает.
Я задумываюсь.
– Ну вообще-то, я сейчас изо всех сил себе отказываю. Потому что в прошлый раз, когда я выпила лишнего, мы… ну, ты сам знаешь.
– Спали вместе? – спрашивает Дэниэл.
Я кошусь на соседние столики.
– Да, я об этом.
– И занимались сексом, – добавляет он.
Я морщусь от стыда.
– Ты хочешь, чтобы я умерла от смущения?
– Нет! Совсем нет, – серьезно возражает Дэниэл. – Я просто… пытаюсь говорить обо всем честно. Чтобы воздух был чист и прозрачен.
– Я все же предпочитаю некоторую дымку. Конечно, не такую плотную, как в сериале «Холодный дом». Скорее, полупрозрачную, как у Диккенса в «Больших надеждах».
– Это очень похоже на Эми.
– А можно тебя спросить? – И я продолжаю, не дожидаясь разрешения: – Когда я тебе написала, ты подумал, что я зову тебя на перепих?
Дэниэл от удивления открывает рот.
– Я…
– Ага, значит, все-таки ты так и подумал! А как же тогда наше решение остаться друзьями?
Дэниэл быстро приходит в себя.
– Мы друзья. Я просто на секунду решил, что, может быть… А потом я понял, что я идиот и просто написал тебе ответ, – засмеялся он.
– В чем дело?
– После восьми лет латыни я уже не думал, что буду отклонять секс.
Я ничего не понимаю.
– Потому что на латыни существительные склоняются. Склоняются! Понимаешь?
– Если я сейчас засмеюсь, то только подкреплю твою привычку к нелепым каламбурам.
– Ты же обожаешь ее.
– Значит, если бы ты подумал, что я зову тебя на перепих, ты бы мне не ответил?
– Ну, во‐первых, мне не нравится этот термин – перепих. Звучит как слово из комедии с Эштоном Катчером года эдак 2002-го.
– Помню, что, когда я ни с кем не встречалась, Эштон Катчер тоже был одинок. А как это сейчас называется?
– Может, переспать? Мои ученики постоянно используют это слово. Насколько я понял, если секс был, но на выпускной вы вместе идти не собираетесь, то вы просто переспали.
– Ты хочешь сказать, что на выпускной мы с тобой не идем?
Дэниэл медленно кивает.
– Я бы с удовольствием пошел с тобой на выпускной, но к тому моменту тебя уже здесь не будет. Поэтому мне останется довольствоваться тем, что на следующем школьном собрании я сяду рядом с тобой.
– Только ботаны ходят на такие мероприятия.
– Значит, там и увидимся.