памфлетов (выделено нами. – В. П.) и хроник (которые также не являются документом, а отражают субъективный взгляд автора хроники на описываемое им событие. – В. П.), скорее всего, являются недостоверными», поскольку, «имея четкую антимосковскую направленность, они имели целью увеличить эффект от описаний ужасов правления Ивана Грозного»433. И если уж на то дело пошло, то не литовцам и не полякам было говорить о нарушении слова, данного Иваном Грозным полочанам, и о «безмерной лютости и необычайном тиранстве» после Тарваста, Стародуба и судьбы оршанских пленников 1514 г.434
Одним словом, приводимые то здесь, то там сведения о том, что-де из Полоцка было то ли «депортировано» в Московию, то ли перебито 40, 50 или даже 60 тыс. жителей435, носят абсолютно мифологичный характер и представляют собой слухи и продукт пропагандистской войны. Вместе с тем не подлежит сомнению, что подозреваемая в неблагонадежности полоцкая элита была «выведена» из города и отправлена на поселение в московские города436. Полностью или частично состоялся этот «вывод»? Что-либо определенное сказать по этому поводу сложно, однако уже сейчас можно предположить, что нешляхетская часть полоцкой верхушки выселена была не целиком. Во всяком случае, в наказе Ивана Грозного новоназначенному полоцкому воеводе князю И.И. Шуйскому упоминаются полоцкие бурмистры Петр Федяев и Тихон Антушков (и они же есть в материалах ревизии 1552 г.)437, с которыми должен был советоваться и вести судопроизводство полоцкий воевода (кстати, судя по всему, Иван Грозный оставил в действии местные правовые обычаи, в том числе и пресловутое «магдебургское право», пожалованное Полоцку во времена оны великими литовским князьями438).
2. Ни мира, ни войны: большая игра в треугольнике Москва – Вильно – Бахчисарай…
Известие о падении Полоцка достигло короля, находившегося в Петркуве, 25 февраля 1563 г.439 Паны рады к тому времени, надо полагать, уже знали о том, что Полоцк капитулировал, ибо слишком быстро развивались события дальше. Уже 21 февраля, «по Полотцское взятие на 6 день, прислали из Литовского войска в царевы и великого князя полки к боярину и воеводе ко князю Ивану Дмитреевичю Белскому и к иным бояром королевски рада пан Николай Янович Радивил воевода Виленский да пан Николай Юриевич Радивил воевода Троцкий да Григорей Александрович Хоткевич Павла Бережицкого с листом». В «листе», написанном 20 февраля, королевские радные паны предлагали царским воеводам, чтобы те «наводили» своего государя на прекращение «розлития крестьянские крови» и мира с их, радных панов, государем, «похотел». А уж за присылкой послов с литовской стороны дело не станет – приедут они к Успению Святой Богородицы (т. е. к 15 августа 1563 г.)440.
Эта новость была немедля доложена Ивану Грозному. Царь не стал торопиться с ответом. Гонца продержали в лагере полка Правой руки за Двиной два дня, и только 23 февраля его вызвали к себе «большие» бояре. Приняв от него грамоту и отправив Бережицкого обратно в лагерь «под приставы», они отправились к Ивану, который ждал их. О том, что было дальше, составитель посольских книг писал: царь и великий князь, «выслушав литовского короля рады грамоты, и приговорил со князем Володимером Андреевичем и со всеми своими бояры и с воеводами» и «войну уняти велел и от Полоцка в далние места поход отложил», а что касается доставленной ему грамоты, то по этому поводу Иван Грозный велел князю Бельскому и иным боярам отписать, что «их для челобитья, государь к иным городом не пошел, а они бы государя своего на то наводили, чтобы он однолично к тому сроку к Оспожину дни послов своих прислал». На том же совещании было принято и другое, не менее важное решение, узнав о котором многие вздохнули с облегчением. Речь шла о том, чтобы Ивану побыть еще некоторое время в Полоцке, «устроить» город, а после этого со всеми ратными людьми (кроме оставленных на годование в Полоцке), пойти на Великие Луки, где распустить войско по домам, а самому вернуться в Москву441.
24 февраля 1563 г. Павел Бережицкий с ответным посланием был отпущен из Полоцка обратно442. Скорость, с которой принимались решения и в Вильно, и в царской «ставке», в эти первые дни после «полоцкого взятья», косвенно свидетельствуют в пользу того, что такой вариант развития событий после падения Полоцка изначально рассматривался обеими сторонами не только как вероятный, но и желаемый, и прежде всего в Вильно. Похоже, что там готовились к худшему, и когда с русской стороны пришло известие о готовности приостановить «розлитие крови хрестьянской», то паны рады с облегчением вздохнули, самое страшное миновало. Впрочем, и в русском лагере испытали не меньшее облегчение, когда до царя дошла весть о приезде гонца от радных панов с предложением перемирия – падение Полоцка случилось неожиданно быстро, и что делать в сложившейся внезапно ситуации, было не совсем ясно.
С отъездом литовского посланца обратно в Вильно в Полоцке и в лагере русских войск под ним жизнь пошла по обычному руслу. Еще 23 февраля были отпущены с щедрыми царскими подарками те польские ротмистры и их люди, которые не захотели перейти на царскую службу – широкий жест Ивана Грозного, намекнувшего тем самым, что он с Польшей не воюет. Тогда же была составлена и новая роспись воевод по полкам с учетом назначений на годование в Полоцке443. 24-го были отправлены в московскую ссылку признанные неблагонадежными полочане со своими семьями, а также перешедшие на русскую службу поляки и иные иноземцы. 25-го в обратный путь отправился сперва «болшой» наряд, а вслед за ним и «меньший». 26-го на Невель выступили полки Сторожевой и Левой руки. 27 февраля из Полоцка со своим двором и полком отъехал сам Иван Грозный, отдав перед отбытием последние приказания – Большому полку выступать на Невель вслед за ним, в воскресенье 28-го, 1 марта из города надлежало убыть полку Правой руки, а на следующий день – полку Передовому и Ертаулу444. В Полоцке было оставлено для несения гарнизонной службы, согласно разрядным записям, 10 тыс. детей боярских и стрельцов445.
Обратный путь к Невелю, а оттуда в Великие Луки проходил тяжело. Заторы на дороге продолжали преследовать русское войско, так что Иван Грозный прибыл в Невель только 3 марта 1563 г., а спустя пару дней, 5-го, он приехал в Великие Луки. По прибытии в город Иван отдал приказ «бояром и околничем, и приказным людем, и князем, и детем боярским всем своего полку, чтоб были со всеми своими людьми готовы к смотрению марта в 7 день, да и во все полки велел разослати к бояром и воеводам, чтоб сами со всеми своими людми полковыми и кошевыми были готовы, да и детем боярским всем говорили, чтобы со всеми людьми полковыми и кошевыми были к смотрению готовы марта к 7 числу»446.
Здесь, в Великих Луках, в первый же день пребывания там Ивана Грозного, ему доставили неприятную весть с Северщины. «Писал к царю и великому князю из Смоленска боярин Михайло Яковлич Морозов и все воеводы: Прислал к ним казачей атаман Олексей Тухачевской литвина Курьянка Созонова, – отметил в «Записной книге» ее неизвестный составитель, – а взяли его за пяти верст ото Мстисловля, и Курьянко сказал, король в Польше, а Зиновьевич пошел к Стародубу в чистой понеделник, а с ним литовские люди изо Мстиславля, из Могилева, из Пропойска, ис Кричева, из Радомля, из Чичерска, из Гомьи, а пошел по зсылке стародубского намесника, хотят город здати»447.
Новость, что и говорить, явно не относилась к числу тех, которая порадовала бы государя. Еще в 1549 г. он заключил с боярами своего рода «договор примирения», обещая жаловать их и не налагать опалы при условии, что они будут служить ему «во всем вправду, безо всякия хитрости»448. Теперь же выходило, что некоторые бояре и дети боярские нарушают условия этого неписаного «договора». Попытка бегства князя Бельского, бегство Хлызнева Колычева, неоднократные «перелеты» на «ту» сторону детей боярских – все это449, отражая обострившуюся борьбу за власть и влияние при дворе Ивана Грозного, не могло не способствовать росту напряженности в отношениях царя с его «слугами» и подготавливало введение печальной памяти опричнины и начала «перебора людишек» уже в самом Московском царстве. И ждать этого оставалось не так чтобы уж и долго – стародубский казус стал еще одной каплей, мало-помалу переполнявших чашу царского терпения.
Получив это известие, Иван Грозный предпринял экстренные меры для того, чтобы не допустить перехода этой важной крепости в руки литовцев. В тот же день 5 марта Иван приказал брянскому наместнику Афанасию Колычеву немедля идти в Стародуб и, прибыв на место, тотчас арестовать тамошнего наместника князя Василия Фуникова и его товарища Ивана Шишкина и их жен и, «поймав, отослати к Москве з Замятнею Левонтьевым, а животы их, переписав, запечатити, а список переписной прислати ко царю и великому князю». На следующий день в Стародуб были спешно отосланы «на подводах» дети боярские Дмитрий Плещеев и Григорий Злобин с 83 брянскими детьми боярскими вместе со стрельцами450. Стародуб был спасен, но горький осадок остался.
7 марта в Великих Луках состоялся большой армейский смотр451. Он подвел итоги зимнего похода на Полоцк, по его итогам была составлена роспись воевод и ратных людей, которых оставались нести гарнизонную службу в городах «от Неметцких городов и от литовских украин», и на следующий день Иван Грозный отправился домой, в Москву452, куда и прибыл 21 марта, торжественно встреченный на въезде в свою столицу митрополитом Макарием «со всем освященным собором у Бориса Глеба на Орбате» при огромном стечении народа453.
Практически сразу после приезда в Москву Иван Грозный с головой окунулся в большую политику. Уже 24 марта к нему напросились на аудиенцию посланники молодого шведского короля Эрика XIV, доставившие к русскому царю послание своего господина. В нем он предлагал Ивану фактически разделить Ливонию, на что царь ответил согласием. Правда, соглашения на этот раз достичь не удалось. Крайне щепетильно относившийся к вопросам престижа Эрик настаивал, чтобы договор был подписан с русской стороны самим царем, тогда как не менее щепетильный в этих вопросах Иван полагал, что Эрик ему не ровня, а вот наместник Юрьевский (им был назначен тот самый князь Курбский – хороша опала!) – самое то! Получив опасную грамоту для других послов, шведы отбыли восвояси