После «переформатирования» ратей воеводы объединенного войска должны были «з Бораны итти к Меньску и в иные места, где будет пригоже», «чинячи плен и шкоду»483. Иные места – это Новогородок (нынешний белорусский Новогрудок) и, возможно, окрестности литовской столицы484. Следовательно, опустошению в ходе этого глубокого рейда предполагалось подвергнуть территорию сразу четырех литовских воеводств – юго-восточную часть Полоцкого, центральную Витебского и Минского и северную Новогородского (и, возможно, южную часть Виленского, если М. Стрыйковский верно оценил намерения русского командования), еще не испытавших в полной мере всех тягот войны.
Каким был состав и структура ратей полоцкой и Вяземской? Собственно русские источники молчат о том, сколько ратников насчитывали полоцкая и смоленская рати. Источники же с «той» стороны традиционно оценивают московские рати как «тьмочисленные». Так, М. Радзивилл Рыжий в своей реляции писал о 17—18-тысячной московской рати, которую он поразил на р. Ула485. Оставшийся неизвестным литвин – участник сражения по горячим следам сообщал своему корреспонденту, что русских в той битве было 24 тыс.486 Спустя двадцать лет Б. Папроцкий в своем «Гербовнике» насчитал уже 25 тыс. московитов487. О 25 тыс. побитых московитов писал в своей хронике и М. Стрыйковский488. Мартин же Бельский насчитал в своей хронике уже 30 тыс. ратников Шуйского489. «Хроника литовская и жмойтская» и вовсе сообщает о 50 тыс. воинов у Шуйского!490
Нетрудно заметить, что за два десятка лет после самого сражения «собачка» изрядно подросла в размерах, хотя есть все основания сомневаться даже в приведенных Радзивиллом данных уже хотя бы потому, что русская официальная история Полоцкой войны сообщала о том, что, отъезжая из Полоцка, Иван оставил в нем 10-тысячный гарнизон (на наш взгляд, кстати, и эта цифра явно преувеличена). В разрядных же записях содержится любопытное примечание – согласно их сведениям, Иван Грозный приказал полоцким воеводам «итти воевать с теми людми, которые весь год в Полотцку годовали»491. К тому же стоит добавить, что, по сведениям псковского летописца, после того как Иван Грозный покинул Полоцк, в нем «бысть мор, и много людей мерло и детей боярских (выделено нами. – В. П.)…»492. Следовательно, можно с уверенностью предположить, что в войске Шуйского насчитывалось людей явно меньше 10 тыс. Но насколько?
Рассчитывая примерную численность полоцкого «корпуса», мы исходили из тех задач, которые ставились перед русскими войсками в этой кампании, и из сохранившейся росписи полков и воевод. «Корпус» князя И.И. Шуйского, согласно исходной росписи493, состоял из трех полков – Большого (воеводы боярин князь И.И. Шуйский и князья Ф.И. Татев и И.И. Охлябинин Залупа), Передового полка (воевода З.И. Очин Плещеев) и Сторожевого полка (воеводы И.В. Шереметев Меньшой и князь Д.В. Гундоров). И поскольку полоцкий гарнизон был сильно прорежен эпидемией, то Большой полк было решено усилить отрядом служилых людей с Великих Лук под началом И.И. Очин Плещеева494. Три полка, семь воевод – перед нами в общем типичная «лехкая» рать. И если исходить даже из заведомо преувеличенной численности полоцкого гарнизона в 10 тыс. ратных, то, оставив в городе для его обороны на всякий случай минимум 2–3 тыс. «сабель» и «пищалей», с учетом великолуцкого пополнения рать Шуйского насчитывала самое большее 5–6 тыс. «сабель» и «пищалей» и 2–3 тыс. «кошевых» – обозной прислуги (реально, скорее всего, было меньше, 3–4 тыс. комбатантов)495. В том, что в состав рати входили «пищали» (стрельцы и казаки), сомнений нет. Об этом свидетельствует и список пленных начальных людей, взятых литовцев в сражении на Уле, и миниатюры Лицевого летописного свода. Позднейшие разрядные записи также сообщают, что к рати должны были примкнуть также головы с ратными людьми – князь А.А. Звенигородский с Велижа, князь Ю.И. Токмаков с Невеля, В.А. Вешняков с Себежа и с Заволочья М.Б. Чоглоков, насчитывавшие вместе не более 1 тыс. всадников.
Смоленский корпус так же, как и полоцкий, представлял собой «лехкую» рать. Она так же, как и войско Шуйского, состояла из трех полков – Большого (воеводы «царевич» Ибак и боярин, князь В.С. Серебряный), Передового («царевич» Кайбула, боярин князь П.С. Серебряный) и Сторожевой (князь П.Л. Щепин)496. Три полка, семь воевод (из них два татарских «царевича» со своими дворами) – такое войско, на наш взгляд, по аналогии с другими подобными росписями того времени не могло иметь больше, чем 3–4 тыс. «сабель» и порядка 2–3 тыс. «кошевых». Между тем, согласно Мартину Бельскому, войско князя Серебряного насчитывало 50 тыс. воинов, столько же дает и М. Стрыйковский (который уточнял, что речь идет о всадниках)497. Какая цифра представляется более правдоподобной – судить вам, уважаемые читатели.
После «снятия» обе рати расписывались на пять полков – Большой («царевич» Ибак, князь П.И. Шуйский и З.И. Очин Плещеев), Правой руки («царевич» Кайбула, князь В.С. Серебряный и П.И. Очин Плещеев), Передовой (князья П.С. Серебряный, Ф.И. Татев), Сторожевой (князья П.Д. Щепин и И.П. Охлябинин) и, наконец, Левой руки (И.В. Шереметев Меньшой и князь Д.В. Гундоров)498. Кроме того, в разрядах упоминаются также головы, что состояли «комиссарами» при отрядах татар, горцев и пр.499 Эти отряды, числом не больше 1 тыс. всадников, вошли, судя по всему, в состав войска «царевича» Ибака и князя В.С. Серебряного.
Таким образом, подведя общий итог наших подсчетов, мы приходим к выводу, что самое большее, что могли насчитывать оба войска после соединения под Оршей, было 8—10 тыс. «сабель» и «пищалей» и примерно 4–5 тыс.
«кошевых». Еще раз подчеркнем, что и структура объединенного войска (с его значительным инородческим компонентом, до 1,5–2 тыс. ратных), и его относительно небольшая численность, и отсутствие указаний на наличие при войске наряда, и преимущественно конный состав – все это, вместе взятое, характеризует как нельзя лучше и цели, и задачи, которые должно было решить русское войско в этом походе.
Какие силы мог противопоставить русским воеводам Радзивилл? «Захват московитами Полоцка больно ударил по честолюбию шляхты», – отмечал А.Н. Янушкевич, и далее он указывал, что «как магнатам, так и рядовой шляхте было понятно, что реализовать реванш невозможно без значительных мобилизационных и организационных усилий»500. Но, прежде чем готовиться к реваншу, для начала надо было разобраться в том, кто виноват в том, что Полоцк пал, и что делать для того, чтобы переломить ход войны. Сам Сигизмунд считал, что главной причиной катастрофы была «недбалость» шляхты и ее нежелание исполнять свой долг501. Литовский же канцлер М. Радзивилл Черный, находясь под впечатлением от вестей из-под Полоцка, обвинял Сигизмунда в том, что беда приключилась во многом потому, что король забросил литовские дела, не вернулся в критический момент в Литву и не возглавил свое воинство502.
В известном смысле правы были обе стороны. Как отмечал А.Н. Янушкевич, «ежегодные длительные военные сборы выматывали силы шляхты. Ее ресурсы не могли выдержать такое напряжение», поскольку основная масса посполитого рушения набиралась из западных поветов с последующим переходом на восток на «фронт», который проходил по местности, изрядно опустошенной войной503. В итоге, продолжал историк, «для многих участие в посполитом рушенье создавало реальную перспективу банкротства и в материальном плане являлось самоубийственным шагом». Исправить в определенном смысле негативное отношение к службе со стороны рядовой шляхты могло бы личное участие короля в боевых действиях, однако «отсутствие господаря в ВКЛ вынуждало шляхту считать, что он равнодушно относится к войне, из-за чего в ее сознании военные сборы представлялись второстепенной задачей»504.
Однако взаимные препирательства ни в коей мере не приближали реванш. Потому-то, свалив вину на злосчастного Довойну505, пребывавшего в московском плену, литовские власти приступили к решению главной проблемы – как изыскать необходимые силы и средства для организации отпора московитам и возвращения Полоцка. Эти вопросы и обсуждал «вальный» сейм, созванный в Вильно 15 мая 1563 г. «Станы сейма сознали, – писал русский историк М.К. Любавский, – что значительная доля вины в утрате Полоцка падает на военнослужилых землевладельцев, которые не явились своевременно на войну или не привели сполна своих «почтов»506. Осознавая и свою вину за неудачный ход войны, съехавшиеся в Вильно делегаты сейма активно включились в его работу и пошли навстречу королю, который, не желая обострять отношения со шляхтой и магнатами, не стал педалировать тему виновности последних за утрату Полоцка.
В итоге, после бурных обсуждений, сейм вынес целый ряд постановлений, которые определяли порядок мобилизации посполитого рушения и сбора средств на ведение войны дальше. Подтверждено было еще раз решение прежнего Берестейского сейма, что все землевладельцы с каждых десяти служб должны были выставить полностью экипированного и снаряженного всадника на годном коне. «Нетчиков» предполагалось нещадно карать конфискацией – 2/3 их имения отходило в скарб господаря, а У3 тому, кто донесет на «хороняку». Равно конфискацией половины имения предполагалось наказывать тех, кто явится на службу в ненадлежащем виде. Категорически воспрещалось посылать вместо себя наймитов – лишь только в том случае, если шляхтич стар или увечен, он мог выставить вместо себя на войну наемника. Кроме того, собравшиеся постановили в порядке инициативы (при условии, чтобы это решение не стало традицией) выставить, помимо всадников, еще и пехотинцев-драбов, вооруженных ручницей, рогатиной и секирой из расчета 1 пехотинец на 2 конных ратников. Отдельно было оговорено и финансирование военных приготовлений – сейм постановил, что господарь имеет право собирать в течение 3 лет серебщину в размере 30 грошей с каждой сохи, 15 – с земель, не имеющих сохи, и 5 – с огородников