Полоцке, осуществить вывод неблагонадежных и подозреваемых в нелояльности полочан, заполнив образовавшийся социальный и политический вакуум русскими служилыми, а в перспективе и посадскими и торговыми людьми.
Почему в таком случае начало процесса «поместной колонизации» Полочанщины было отложено на несколько лет? Предположим осторожно, что это было связано с отмеченной выше неопределенностью ее статуса в новом качестве. В действиях Москвы не видно налета авантюризма, для нее характерна некая методичность вкупе с осторожностью. Взяв Полоцк одним могучим ударом, в Москве на первых порах несколько растерялись: неужели Литва оказалась колоссом на глиняных ногах? Но когда стало ясно, что Вильно и в самом деле не может вернуть Полоцк в обозримом будущем военным путем, вот тогда и было решено приступить к закреплению обретенной мечом государевой отчины на долгие времена через запуск поместной «колонизации». При этом этот ход был подготовлен в Москве еще до того, как начались переговоры с посольством Ходкевича.
В стратегии «инкорпорации» Полочанщины как зоны «фронтира» есть, на наш взгляд, и еще один любопытный момент. Выше уже было отмечено, что Полочанщина, в особенности ее правобережная часть, – территория малонаселенная, покрытая густыми лесами и болотами, в отличие от левобережной, лучше освоенной в хозяйственном отношении. И здесь можно провести аналогию с русским продвижением во второй половине XVI в. на юг, в Поле, которое проходило в сходных условиях. Здесь также Москва закрепляла спорные территории, воздвигая «города» и заселяя их многими служилыми людьми разных чинов. Эти укрепленные «города», не имевшие на первых порах своих посадов, в первую очередь были именно пограничными крепостями, имевшими сугубо военно-политическое и административное значение. «С экономической точки зрения они представляли собой не полноценные „города44, – писал российский исследователь М.Ю. Зенченко, – а „государевы крепости4* с населением, полностью зависевшим от поставок из центра (в первую очередь объектами поставок было зерно и «ружейный припас)». И, создавая их, правительство решало, по его словам, комплекс общегосударственных проблем, прежде всего защиту территориальной целостности и населения страны690.
Как проходило создание «Полоцкого УРа»? А.И. Филюшкин исходил из того, что первые крепости на завоеванной Полочанщине начали строиться чуть ли не сразу после того, как пал Полоцк, – в 1563 г. В его описании ситуация развивалась как своего рода «соревнование» между Москвой и Вильно – кто быстрее «застолбит» за собой спорную территорию посредством возведения укрепленных городков и замков. И начали это соревнование русские и литовцы практически одновременно – по приказу Сигизмунда II витебский воевода Ст. Збаражский на месте впадения р. Каспли в Западную Двину поставил замок Сурож, ну а русские поставили в верховьях Полоты свою крепость – Ситну. Тогда же на р. Оболи, притоком Двины, в одной из ее излучин русские воздвигли еще одну крепость – Козьян. В ответ на строительство Козьяна литовцы заложили замок Ула, однако достроить его не смогли – напавший на строителей замка русский отряд частью перебил, частью разогнал их и остановил стройку691.
Однако в этой версии есть определенные слабые места. На их обратил внимание еще больше десяти лет назад белорусский историк Ю.Ф. Устинович. Он высказал сомнение относительно того, что и Ситно, и Козьян были построены именно в 1563 г., а не позднее692. Конечно, соблазнительно считать, что и Ситно, и Казьян были поставлены именно в 1563 г., но отсутствие каких-либо упоминаний о них в русской официальной летописи и в разрядных книгах наводит на мысль о том, что прав все-таки Ю.Ф. Устинович. Поэтому мы все-таки будем исходить из того, что активная фортификационная деятельность на Полочанщине с русской и литовской сторон началась летом 1566 г. Косвенно это подтверждается свидетельством со стороны папского нунция в Польше Ф. Руджиери, который писал в 1568 г., что в бытность его в этой стране русские стремительно возвели четыре замка на русско-литовском пограничье693.
Итак, вернемся к началу «крепостной войны», «В Литве искренне надеялись, – писал А.Н. Янушкевич, анализируя ход переговоров между Москвой и Вильно летом 1566 г., – что ведение дипломатических переговоров позволит не волноваться за состояние дел на фронте»694. Так ли это было на самом деле – трудно судить сегодня, но вот что касается удивления, с которым в Вильно узнали о том, что московиты вознамерились ускоренными темпами начать строительство сразу нескольких крепостей в спорном районе, то причина этого не совсем понятна. Московские дипломаты давно уже четко обозначили позицию Москвы по этому вопросу – московский государь в своей «отчине» волен ставить города и замки как ему заблагорассудится695. Другое дело, что Иван Грозный не торопился начинать это масштабное и хлопотное мероприятие, выжидая удобный момент. Но когда в Москве сочли, что время пришло, то работа закипела. Упоминавшийся прежде Ф. Руджиери счел необходимым поделиться секретом той удивившей его быстроты, с которой русские возводили свои замки на Полочанщине. «Обследовав предварительно место, пригодное для возведения крепости, рубят [московиты] в далеких лесах множество деревьев, – писал он, – пригодных для этого строительства, которые после обработки и разметки спускают на воду, а когда они доплывут до этого места, вытягивают их на берег и в соответствии со знаками на каждом дереве одно за другим вбивают в землю, и таким способом в мгновение ока ставят замки, в которые тут же являются собранные неподалеку гарнизоны, так что король получает известие о том, что они построены, прежде того, как ему станет известно о том, что они возводится или замышляются»696.
Первой «ласточкой» стало возведение крепости Усвяты к северо-востоку от Полоцка. Согласно летописному известию, в июле 1566 г. (и, судя по расположению известия в официальной летописи и жалобе Сигизмунда II Ивану Грозному697, это произошло еще до отъезда литовских послов из Москвы) «повелением государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии поставлен бысть город Усвято в Усвятцской волости Озерицского повету»698. С его возведением к северо-востоку от Полоцка образовалась линия крепостей (Невель – Озерище – Усвяты – Велиж), которая закрепила за Москвой северную часть Витебского повета и создала своего рода «буферную зону» между Витебском и русскими городами Невель, Великие Луки и Велиж.
За этой первой «ласточкой» потянулись другие. Осенью 1566 г. за Усвятами последовал другой замок – Ула, строительство которого началось 12 октября 1566 г. Поставлен же был Ульский городок «повелением государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии» «в вотчине его, в Полотцком повете, на Двине-реке, на Виленской стороне, усть-Улы реки, выше Полоцка сорок верст»699.
И уже под занавес беспокойного 1566 г., в декабре, «в Полотцском повете на реке на Дрыси усть-Нищевского устья» в тридцати верстах к северо-западу от Полоцка была поставлена третья русская крепость – Сокол (также не на пустом месте – в росписи польских наемных рот на службе Сигизмунда II, датированной 1561 г., есть две конные роты, одна, в 300 «коней», стояла в Соколе, другая, в 200, в Озерищах)700.
Какова была цель возведения всех этих замков? Они явно не закрывали собой подступы к Полоцку и не могли служить своего рода «стратегическим предпольем» к нему. Как отмечал А.И. Филюшкин, «логика военных строителей эпохи Ивана Грозного явно отличается от нашей», ибо, продолжал историк, «главным рубежом обороны Полоцкой земли с западной (который, на первый взгляд, вместе с юго-западным направлением был наиболее угрожаемой стороной. – В. П.) в 1563–1579 гг. оказывался сам Полоцк»701. К тому же, если коснуться судьбы полоцких «пригородов»-крепостей в годы Баториевой войны 1579–1582 гг., то их быстрое падение невольно заставляет задать вопрос: так для чего же строились эти и последующие крепости, зачем вкладывались немалые средства, переселялись в возведенные городки ратные люди, свозилась артиллерия и припасы и пр702., если они оказывались столь уязвимыми перед лицом неприятельской армии?
Ответ на этот вопрос нужно искать не только в военной области. Не вызывает сомнений тот факт, что эти небольшие крепостцы не были укреплениями, способными стать серьезной помехой для неприятеля и опорой для своих войск в случае неудачи в полевом сражении. Для успешного противостояния большой неприятельской армии они были слишком невелики и слишком слабы были их гарнизоны и наряд. Значит, у полоцких «пригородов» была другая функция. Но какая?
Любопытные наблюдения относительно Усвят и их места в планах русских властей сделал российский археолог И.И. Еремеев. Подчеркивая особый стратегический статус Усвят, он писал, что этот город «сыграл особую роль в военной истории Руси и Литвы в XI и XIII вв., а затем и XVI в.», ибо, «расположенный между Луками (Великими Луками. – В. П.) и Витебском в стратегическом «подбрюшье» Новгородской земли, он надолго стал ареной упорной борьбы за коммуникации (выделено нами. – В. П.)…». И дело даже не только в водных коммуникациях (в летнюю кампанию 1580 г. Стефан Баторий, наступая на Великие Луки, сумел доставить по речке Усвяча, возле которой стояли Усвяты, осадную артиллерию703), сколько в том, что Усвяты были важным узлом сухопутных дорог. «В геополитическом отношении Усвят в первую очередь был важен вовсе не как город, – отмечал дальше исследователь, – стоявший на волоке с Усвячи в область истоков Ловати. Гораздо важнее… были сухопутные дороги, ведшие от Усвята на северо-восток, минуя Луки», а именно три торные дороги «через озеро Сенницу на Луки, вдоль озера Уэанское на Луки и вдоль реки Усвячи на Луки, Холм и Торопец». Кроме того, отсюда можно было попасть также и в Сураж, и в Велиж, и в Озерище