24 октября 1567 г. Иван прибыл в Новгород, где пробыл неделю, после чего выступил «для своего дела и земского» на короля Жигимонта, имея своей целью ливонские городки и замки Резицу и Лужу (Розиттен и Лудзен, совр. Резекне и Лудза. – В. Л.)809. По дороге он намеревался присоединить к себе великолуцкую рать и наряд, которым надлежало явиться на встречу на Ршанский ям (вероятно, это так называемый Велильский ям, учрежденный в 1540 г. в 150 верстах к юго-востоку от Новгорода, в Деревской пятине, ныне деревня Ям810). 12 ноября 1567 г. на этом яме состоялась историческая встреча Ивана Грозного со своими воеводами. На ней присутствовали, помимо самого царя, его сына, двоюродного брата и ближних бояр, прибывшие с Великих Лук бояре князья И.Ф. Мстиславский, И.И. Пронский, П.С. Серебряный, а также И.В. Шереметев Меньшой, И.П. Яковлев, Л.А. Салтыков и М.И. Вороной. На совещании обсуждался вопрос о том, стоит ли продолжать поход к «неметцким городом или поход свой отставить»?
Причин для того, чтобы прекратить экспедицию, в посольской книге, сохранившей официальную версию описания событий осени 1567 г., было несколько. Во-первых, сильно опаздывало сосредоточение наряда. «Посошные люди многие к наряду не поспели, – говорилось в книге, – а которые пришли, и те многие розбежались, а которые остались, и у тех лошади под нарядом не идут»811. Без наряду же, полагали воеводы, идти против ливонских городов и замков не имеет смысла, «а ждати государю наряду, и в том государеву делу мотчанье»812.
Другая названная на совещании причина, обусловившая необходимость прекращения похода, была связана с тем, что «многим людем, которые со государем и которые с Лук с воеводами идут, в украинных городех прокормитись не мочно»813. Очевидно, что проблемы со снабжением ратных людей были связаны не только с осенней распутицей. После многолетней войны и мора, опустошивших западные и северо-западные уезды Русского государства, сбор провианта и фуража для идущих на войну ратных людей и их коней столкнулся с серьезными проблемами, решить которые местная администрация не смогла. Стоит заметить, что позднее, отправляя Ю. Быковского после долгой отсидки в Москве обратно в Вильно, Иван Грозный в грамоте указывал, что «поход свой государь отложил затем, что по той дороге поветреи»814. И в этом нет ничего невероятного, ибо то самое лихое поветрие надолго обосновалась на русском западе и северо-западе и ее вспышки еще дадут о себе знать.
Третья причина заключалась в том, что на этот раз, вопреки обычаю, литовцам удалось вовремя собрать войско. «Которых языков литовских из Копья из иных порубежных городов и выходцов литовских ко царю и великому князю воеводы присылают, – отмечалось на совещании, – и те языки и выходцы сказывают, что король с людми сбирается в Менску, а иные сказывают в Городне, а быти ему в Борисове к Николину дни, или как путь станет». Наемные же отряды и панские почты, отмечалось на совещании, «гетманы и рохмистры многие со многими людми в Борисове, и в Чашниках, и в Лукомле, и в других местех стоят (эти сведения совпадают с теми, которые можно почерпнуть из переписки Ходкевича, Сангушко и других литовских воевод. – В. П.)…». «И быти королю со всеми людми в Полотцку, или к Уле, или х Копью, – подводился итог этим сообщениям, – а иные говорили, что королю посылати рать своя на Лутцкие места»815.
В итоге, посовещавшись со своими думными людьми, «царь и великий князь приговорил поход свой отложити, потому что наряду ждати, ино людей томити, а истомити люди, а придут люди литовские ко царевым и великого князя городом или на которые украйны, и теми людми помогали будет истомно». Решено было самому Ивану с сыном и его двоюродному брату вернуться в Москву, воеводам с собравшейся ратью «для береженья» остаться на время в Великих Луках и в Торопце, ну а не дошедший наряд, который шел от Великого Новгорода, оставить временно в Порхове816.
Кстати, раз уж зашел разговор о военных приготовлениях Сигизмунда к осенней кампании 1567 г., то на них стоит остановиться подробнее. Характеризуя итоги Городенского вального сейма 1566/67 г., А.Н. Янушкевич отмечал, что «его решения засвидетельствовали готовность шляхты вести наступательную войну до победного конца и пожертвовать ради этого необходимые средства»817. Естественно, возникает вопрос: при таком настрое литовской шляхты стоило ли рассчитывать на заключение перемирия и не потому ли Иван Грозный занял на переговорах жесткую позицию, поскольку он был осведомлен своими доброхотами в Литве о стремлении неприятеля продолжать войну? В общем, сейм решил продолжать войну. Как результат, 14 апреля 1567 г. были разосланы по поветам «военные листы», в которых шляхте объявлялось, что она должна «конно и збройно, с почтом своим ездным и пешим» явиться на сбор в Молодечно к 17 мая 1567818.
Сбор армии с самого начала снова имел неторопливый характер, отмечал А.Н. Янушкевич, связывая эту «неторопливость» с тем, что, вопреки своему обещанию, король не торопился явиться в Молодечно и встать во главе войска819. Наивысший гетман Г. Ходкевич в письме своему коллеге князю Р. Сангушко так и писал 15 августа 1567 г. (sic!), что «без еханья королевского, кгдыж то им было рецесом соймовым… жадным обычаем так с панов, яко и с поветников не рушитися хотели, што се снать по них и дознало, же мешкаючи мне час немалый у Красном Селе, не был на пописе нихто, одно толко з горсть калек приехало было и тые ся зась по утеханью моем здеся, до короля Его Милости, проч розехали»820.
Вот так – прошло три месяца с назначенного срока, а на место сбора явилась лишь «горсть калек», да и те по отъезде наивысшего гетмана до короля поспешили разбежаться по домам! А все потому, что сам король не стремился лично возглавить войско и вторгнуться в его главе в московские владения. Лишь в сентябре 1567 г. Сигизмунд наконец-то отъехал на войну.
Это известие ускорило мобилизацию шляхты и панов с их почтами. «Интенсивное прибытие почтов радных панов началось лишь с 18 сентября, когда господарь двинулся в военный лагерь», равно как и «основная масса шляхтичей съехалась в войско лишь во второй половине сентября – октябре», – отмечал А.Н. Янушкевич821. По его подсчетам, в военном лагере под Молодечно, а затем в Радошковичах поздней осенью 1567 г. собралась невиданная для Великого княжества Литовского сила. Только посполитого рушения было около 27–28 тыс. чел.822, не считая примерно 4 тыс. «коней» в наемных конных ротах. В частной переписке того времени упоминается также и о 5 тыс. наемных пехотинцев. При войске находилось также и более сотни артиллерийских орудий всех калибров (95 осадных, полевых и «огнеметательных» в самом войске и еще некоторое количество в панских почтах)823.
По всему в октябре – ноябре 1567 г. Сигизмунд имел в своем распоряжении войска никак не меньше, чем взял с собой Иван Грозный в поход на Ливонию. Даже если предположить, что король намеревался двинуть в бой не всю эту армию, а оставить с собою в Минске в качестве стратегического резерва 12 тыс. бойцов и тяжелую артиллерию, а остальную рать с легкой артиллерией двинуть во главе с гетманами против возведенных русскими замков на Полочанщине и затем вторгнуться во владения Ивана Грозного (план, в чем-то схожий с тем, что был реализован в ходе Стародубской войны в кампанию 1535 г.)824, то все равно в распоряжении наивысшего гетмана и его коллег было весьма внушительное по численности и настроенное по-боевому войско. Однако вся эта немалая сила так и не была пущена в дело. Бесцельно проманеврировав и простояв лагерем в осенней грязи и холоде несколько месяцев, оголодавшее и износившееся посполитое рушение стало разъезжаться по домам. К концу января 1568 г. большая часть шляхты уже покинула «фронт», и Сигизмунд вынужденно разрешил наивысшему гетману распустить жалкие остатки войска.
Но вернемся обратно в осень 1567 г., к совещанию Ивана со своими боярами и воеводами. Формально доводы, обусловившие решение об отмене похода и озвученные на том совещании, более чем убедительные. Но, сопоставляя сведения о военных приготовлениях и развитии событий осенью 1567 г. с той и этой сторон, поневоле приходишь к мысли, что обе стороны умалчивают о чем-то значимом. Отвечая на вопрос, почему король не двинул в поход свою рать, польский историк К- Пиварский отмечал, что в правящей верхушке Великого княжества ходили слухи, что вся эта история с созывом посполитого рушения была обусловлена стремлением короля оказать давление на литовскую шляхту, и в первую очередь на магнатерию, с тем чтобы «продавить» польский вариант унии Польши и Литвы825. А.Н. Янушкевич поддержал этот тезис826. Сигизмунду удалось, апеллируя к мнению рядовой поветовой шляхты, переиграть ту часть литовской магнатерии во главе с М. Радзивиллом Рыжим, ставшим к тому времени литовским канцлером, выступавшей против заключения новой унии на столь невыгодных, по их мнению, условиях для Великого княжества.
Безусловно, такой сценарий развития событий не исключен, но, похоже, он не был единственным. Параллельно король рассчитывал добиться перелома в войне «искрадом». Речь идет об одной из загадок правления Ивана Грозного – о так называемом «боярском заговоре» 1567 г.
Для начала немного хронологии событий лета и осени 1567 г. Официальным мотивом для созыва посполитого рушения под Молодечно, объявленного 15 апреля того года (sic!), были, с одной стороны, продолжающиеся попытки Москвы закрепить за собой спорные территории на Полочанщине посредством возведения новых и новых замков. С другой же, причиной было названо неприбытие московского великого посольства, которое должно было продолжить начатый в Москве разговор о прекращении войны. Но вот ведь что любопытно: посольство Ф. Колычева пересекло границу еще в начале апреля 1567 г. и 4 апреля из Орши двинулось, ведомое приставами, кружным путем в Гродно. Сигизмунд об этом знал, однако не стал тормозить военные приготовления. Более того, он продолжает действовать по заранее намеченному плану. Очередное лукавство с его стороны? Мы склонны полагать, что да.