[437] Все эти товары, как и сотни других, шли в Прибалтику в обмен на янтарь, пушнину и, несомненно, оседали и в Полотчине, так как все, кроме янтаря, она экспортировала и сама.
Если по имеющимся в Полотчине материалам можно судить хоть в малейшей степени о полоцком импорте, то экспорт определяется лишь по косвенным данным. Главным объектом вывоза северных районов Руси XIII–XV вв. были пушнина и воск[438]. Меха использовались для одежды, из воска делали свечи, его широко употребляли ювелиры для литья по восковой модели и т. д. Нет основания считать, что эти товары не были главными в экспорте и в более раннее время. Наличие лесов, изобилующих, как мы видели, пушными зверями, находки костей этих животных и охотничьих стрел при раскопках позволяют думать, что меха были основной статьей вывоза Полоцкой земли в домонгольское время. Не меньшим успехом, по-видимому, пользовались и продукты бортного промысла — воск и, вероятно, мед. Значительная часть этих товаров, очевидно, попадала в города в качестве оброка, получаемого феодалами со своих вотчин, а также и другими путями. Любопытно, что, по исследованиям А. Л. Хорошкевич, в XIV и частично в XV вв. Рига была основным поставщиком воска в Западной Европе и получала его из Полоцкой и Смоленской земель. С конца XV в. центр вощаной торговли начал перемещаться в Ревель[439].
Если о внешней торговле Полотчины некоторыми данными мы располагаем, то о внутренней нам почти ничего не известно. Здесь необходимо специальное исследование материала, из которого сделаны предметы, полученные из раскопок. Первая такая работа (в отношении Полоцкой земли) недавно проведена Ю. Л. Щаповой, изучившей составы стекол 332 браслетов из Полоцка (71), Минска (100) и Друцка (161)[440]. Оказалось, что браслеты собственного (полоцкого) производства заполняли рынки Полоцкой земли лишь на четверть, остальное принадлежало Киеву. Значительная часть полоцких браслетов, естественно, поглощалась Полоцком (на полоцком рынке она составляла треть всех браслетов), однако до половины всей местной продукции вывозилось. Публикация наблюдений Ю. Л. Щаповой приводит нас к важным историческим выводам. Она констатировала, что на друцком рынке стеклянные браслеты были представлены киевскими, полоцкими и смоленскими образцами, браслеты же, найденные в Минске, все сделаны в Киеве и лишь один — в Полоцке. Этому мы можем найти объяснение: Полоцк и Друцк лежали на едином торговом пути, основная линия полоцких князей происходила из Друцка (см. гл. VI), что, по-видимому, лишь облегчало и без того бесперебойную связь. Минск находился в стороне от березинского водного пути. Беспрепятственно к нему можно было проехать из Киева (по Свислочи), проезд же из Полоцка затруднялся двумя волоками, преодоление которых стоило дополнительных затрат, что удорожало товар и снижало прибыль. Однако полоцкие браслеты не попадали в Минск и зимой, значит, нежелание купцов из Полоцка туда ехать объяснялось не только путевыми трудностями. Минские князья были основными противниками полоцко-друцких, с которыми ожесточенно боролись за полоцкий стол (см. гл. VI). По-видимому, появление полоцких торговцев на минском рынке затруднялось препятствиями княжеской администрации города. Так, первые анализы древних стекол из Полотчины уже знакомят нас частично с особенностями ее внутреннего рынка.
В заключение отметим, что в нашем распоряжении имеются не только товары, свидетельствующие о торговле в древности, но и некоторые орудия, связанные с торговлей. В Минске, например, обнаружен безмен, позволявший поднимать 7–8 пудов (т. е. примерно, 110–130 кг)[441]. Широкое распространение арабских диргемов, западноевропейской монеты и их частей (рис. 8–12) требовало, несомненно, взвешивания их для определения достоинства. Весы, использовавшиеся здесь, неоднократно обнаруживаются в раскопках на территории Руси (например, в Гнездове под Смоленском)[442] и в Прибалтике (обнаружено 86 экз)[443]. Известны они и в Полоцкой земле, где найдены в городах Друцк (рис. 18, 6, 7) и в курганах[444]. В Друцке обнаружены четыре гирьки к таким весам и товарная пломба (рис. 18, 1–5)[445], а в 1965 г. найдена новгородская гривна серебра (рис. 18, 13).
Хозяйство
Как и во всей древней Руси, земледелие, в его основной пашенной форме, было главной формой производства в Полоцкой земле, еще со времени появления здесь славян. Однако пережитки подсеки, воспринятые, очевидно, от аборигенного населения в момент ассимиляции, существовали в Северной Белоруссии еще в XVI в., а в соседней Ливонии и в XIX[446]. Так, А. Гваньини описывал, как, вырубив между петровым днем (29 июня) и успением (15 августа) леса и кустарники, белорусы и литовцы оставляют срубленное на месте, а весной, после пасхи, все вновь покрывают сверху и снизу соломой и сжигают до тла, «потому что, если б земля там не выпотела, то, конечно, не дала бы никакого урожая. В этих же видах собирается неперегоревшее дерево, сваливается в кучи и вновь сжигается. На такой выжженной земле сеют сперва пшеницу, посеянные места слегка вспахивают и забороняют. На Руси для этого достаточно одной лошади, литвины же обыкновенно пашут на волах». По утверждению автора, получаемые этим способом удобрения позволяют снимать огромные урожаи и утверждать, «что там родилась Церера». «Таким же порядком, — добавляет он, — сеется, жнется и убирается ячмень, только под него выбирается лес покрупнее, и земля требуется потучнее, чем под пшеницу. На такой пашне жители сеют обыкновенно лет 6–8 сряду, без всякого навозного удобрения». Гваньини описывает еще один недавно якобы изобретенный способ посева, которому (и это очень любопытно) также предшествует выжигание леса[447].
Представление о пашенном земледелии в Полотчине можно получить по находкам при раскопках зерен высеваемых культур, а также по дошедшим до нас земледельческим орудиям и их остаткам.
К сожалению, находки зерен принадлежат раскопкам только в городах (где они могли быть и привозными). При исследованиях в Полоцке были найдены зерна ржи, пшеницы, ячменя, овса, проса, бобов, гороха, чины, в Минске обнаружены зерна проса, пшеницы, льна, конопли[448]. Позднее в Минске найдены рожь, пшеница, просо, бобовые[449]. В ранних, долитовских слоях Браслава преобладала озимая рожь (47 %), а среди яровых доминировал ячмень (36 %) и овес (13,3 %), роль пшеницы была незначительной, а отдельные зерна гречихи «характеризуют один из ранних этапов ее появления в Полоцкой земле»[450]. Большое количество зерен культурных растений и сорняков дают ежегодные раскопки Друцка. Предварительное исследование[451] более древнего зерна (XII в.) показало, что в этих местах тогда уже знали почти все виды современных хлебных растений.
Вторым источником истории земледелия в Полотчине служат древние земледельческие орудия, находимые при раскопках. К сожалению, часто в работах о земледелии находок орудий в Белоруссии и в Прибалтике не отмечают[452]. Между тем, сошники XI–XII вв. найдены в Вецгублеые и в Асоте (Латвия[453]), а бывшей Витебской губернии (имение Концеполь, современного Зилупского р-на Латвийской ССР в 13–17 км от границы с Белоруссией) принадлежит одна из первых находок сошников в Восточной Европе[454] (рис. 19, 2). О находках сошников в Белоруссии в XIX в. есть также свидетельства у Г. X. Татура и П. Муромцева[455].
Наконец, недавно обнаружен сошник XI–XIII в. на полоцком детинце (рис. 19, 7), в Минске[456], Друцке (рис. 20, 1) и в Новогрудке[457]. Сошник из имения Концеполь, найденный А. Плятером в 1829 г., как и полоцкий, принадлежит двузубой сохе и приспособлен специально для каменистых почв: увеличенная трубница, спускающаяся крайне низко, позволяла максимально опустить деревянную часть сошника, что значительно укрепляло лемех. Сошники со столь увеличенной трубницей, как известно, в археологии еще не встречались. Находки подобных орудий и близких к ним в Новогрудке, Смоленске и Пскове[458] показывают, что здесь мы имеем дело, очевидно, с локальным вариантом орудий этого типа, конструкция которого диктовалась особым характером трудоемких почв северо-запада. Кроме сошников, в Полоцкой земле, несомненно, пользовались и другими почвообрабатывающими орудиями, распространенными в то отдаленное время (например, мотыги, примитивные деревянные бороны, лопаты). Железная оковка лопаты была найдена в раскопках автора книги в Друцке (рис. 20, 5). Деревянные лопаты с оковками, вероятно, чаще всего употреблялись на огородах.