родов продолжалась). На этот раз в нем принимал участие князь Святополк, Владимир Мономах и половцы, но с прежним успехом.
Мономах повествует далее о своей карательной экспедиции против Всеслава, которую он предпринял в 1078 г., желая наказать полоцкого князя за нападение на Смоленск. Преследуя Всеслава, он «пожегъ землю и повоевавъ до Лукамля и до Логожьска, та на Дрьютьскъ воюя, та Чернигову»[924]. Не оставлял он в покое Полоцкую землю и в 1084 г.: «идохом с черниговцы и с половци, с чигѣевичи, к Мѣнську: изъ хахом городъ, и не оставихом у него ни челядина, ни скотины»[925]. Большое количество войск, необходимое для победы над этим городом, показывает рост полоцких городских центров в конце XI в., начинающих постепенно расшатывать полоцкий «монолит» изнутри. Здесь происходят, по-видимому, в миниатюре те же процессы начала феодального дробления, что и 50 лет назад в Киевской Руси.
Упомянем, наконец, еще один, весьма любопытный отрывок из летописи, своей фантастичностью выпадающий из общего ряда.
«В лѣто 660 [1092]. Предивно бысть чюдо Полотскѣ въ мечтѣ: бывайте в нощи тутънъ, станяше по улици, яко человѣци рищюще бѣси. Аще кто вылѣзяше ис хоромины, хотя видѣти, абье уязвенъ будяше невидимо от бѣсовъ язвою, и с того умираху, и не смяху излазити ис хоромъ. По семь же начата в дне являтися на коних, и не бѣ ихъ самѣхъ видѣти, но конь ихъ видѣти копыта; и тако уязвляху люди полотьскыя и его область. Тѣмь и человѣци глаголику: яко навье бьють полочаны. Се же знаменье поча были оть дрьютьска»[926].
Как попало это типично литовское сказание о всадниках-мертвецах, что отмечал еще Н. Костомаров, в русскую летопись, сказать трудно[927]. Вероятно, предание это («пришедшее из литовского мира, ибо у славян ни бесы, ни мертвецы не появляются верхом на коне»,[928] и известное еще при дворе прусского короля XV в.) было записано в Полотчине и попало в летописные своды. Возможно, что в христианизированном Полоцком княжестве всякое зло-наваждение связывалось с нечистой силой, идущей из соседней языческой Литвы. В пользу этого, например, говорят некоторые данные белорусской этнографии, по которым представление о нечистой силе до недавнего времени увязывалось у белорусов с представлением о литовце[929]. Во всяком случае данный текст крайне интересен и требует специального исследования.
Полоцкая земля в первые десятилетия XII в.
Новая волна половецких набегов конца XI — начала XII в. поставила Киевскую Русь перед необходимостью объединения для отражения набегов, с одной стороны, и укрепления централизованной власти — с другой. В период первых трех десятилетий XII в. снова усиливается феодальная монархия, достигшая при Владимире Мономахе (1113–1125 гг.) и его сыне Мстиславе (1125–1132 гг.) своего второго расцвета. Однако на Руси продолжают существовать две коалиции князей, враждующих между собой. В одну входит Всеволод и Всеволодовичи (главным образом Владимир Мономах), в другую — Изяславичи (Святоиолк и Ярополк). К 90-м годам XI в. отношения обеих сторон настолько обостряются, что Владимир Мономах вынужден отказаться наследовать своему отцу, игнорируя старших претендентов: «Аще сяду на столе отца своего, — вкладывает слова в его уста летопись, — то имам рать с Святополком взяти»[930]. Он уступил великое княжение двоюродному брату. Естественно, что в этих условиях борьба должна была продолжаться и вскоре приняла скрытые, идеологические формы, выразившись, в частности, во всемерном стремлении завоевать авторитет и поддержку церкви. Так, Всеволод Ярославич отстроил в Киеве возле своего княжого двора Выдубицкий монастырь и противопоставлял его Печерскому. Наоборот, Святополк, бывший в ссоре с печерцами в первые годы своего правления (1093–1098 гг.), вскоре с ними помирился и, став их активным поборником, дал согласие на поминовение Феодосия Печерского «на всѣх соборехъ», приходил на поклон к Феодосиеву гробу перед походом и т. д.[931]
В Полоцке, по-видимому, давно уже присматривались к политическим распрям Ярославичей. Еще в 1073 г. закулисные переговоры Изяслава с Всеславом вынудили первого покинуть пределы Русской земли, куда он смог возвратиться только после смерти одного из братьев — Святослава (1076 г.).
Исследователями не отмечено участие полоцких князей в борьбе Изяславичей со Всеволодом и Мономахом. Действительно, на это нет прямых указаний летописца. Но если вспомнить случайно сохранившееся свидетельство о тайных матримониальных переговорах Всеслава с Изяславом 1073 г., так испугавших остальных Ярославичей, и сопоставить их с женитьбой Глеба Всеславича на дочери Ярополка, то станет очевидным, что в конце XI в. Полоцкое княжество не только не прекращает своей борьбы с Ярославичами, но и активно вмешивается в политическую жизнь остальной Руси, завязывает связи с одними князьями против других и т. д. Первоначально полоцкий князь принимает сторону партии Изяслава и его сыновей, оппозиционной Всеволоду Ярославину и Мономаху. Это включение Полоцкой земли в общерусскую политику XII в. ведет в конце концов к политической зависимости полоцких князей от различных южно-русских политических партий.
Летописных сообщений, касающихся собственно Полоцкой земли в начале XII в., немного, они случайны и редко подробны. Кроме некрологической записи о смерти Всеслава (1101 г.), где сообщается день и час его смерти, встречаются отдельные разрозненные сведения об участии Давида Всеславича в походах на половцев (1103 г.), на Глеба Минского (1104 г.), о возведении епископа Мины на полоцкую епископию (1105 г.), о победе земгальских племен над коалицией Всеславичей (1106 г.), о постройке Глебом трапезной в Печерском монастыре (1108 г.)[932] и т. д. Для максимально полной картины политического положения Полоцкой земли в начале XII в. необходимо выяснить запутанную генеалогию полоцких князей, и по их взаимному старшинству определить значение каждого из уделов, который они получили.
Летопись сообщает следующие имена сыновей Всеслава — Давид (1103, 1104, 1128 гг., в последний раз упомянут как полоцкий князь), Борис (1102 г. — сведения В. Н. Татищева, 1128 г. — упомянут как полоцкий князь), Глеб (1104, 1108, 1116, 1117, 1169 гг. — везде упомянут как минский князь), Роман (ум. 1116 г.)[933]. Известны имена еще двух князей — Святослава и Ростислава. Старшими сыновьями Всеслава были, вероятно, Давид, Борис и Глеб, именно их упоминает Даниил Мних, ехавший в Иерусалим[934]. Полоцкого князя Давида свергают полочане в 1128 г. Тогда же они сажают на стол Рогволода, однако в 1128 г. умирает полоцкий князь не Рогволод, а Борис. Очевидно, летописец, сообщая о смерти, назвал крестное имя Рогволода — Борис. Густынская летопись к тому же прямо указывает: «Рогволод или Борис»[935]. Борис был, очевидно, вторым по старшинству; третьим — Глеб.
Какие же уделы получили сыновья Всеслава после смерти отца? Летопись прямо указывает, что минским уделом владел Глеб Всеславич. Мы установили, что полоцкий удел получил Давид. Фамильный удел Бориса Всеславича определяется по княжению его сына и внука. Под 1059 г. в летописи сообщается, что его сын Рогволод бежит из заточения в Минске и направляется в Друцк, где его принимают как своего князя[936]. Сюда же он бежит в 1162 г., бросив полоцкое княжение, после поражения под Городцом («а Полотьску не смъ ити зане множество погѣбе Полотчан»[937]). Здесь, в 1171 г., он же заказывает и знаменитую надпись на камне (так называемый Рогволодов камень)[938]. В Друцке же княжит его сын Глеб Рогволодич (1180 г.)[939]. Таким образом, по княжению сына и внука можно определить, что и Борис уже владел Друцком, вероятно, получив его по смерти отца в 1101 г. Кому достался Витебский удел — остается неизвестным, Относительное старшинство сыновей Всеслава показывает, что после Полоцкого удела наиболее крупным был Друцкий, затем, по-видимому, Минский, Витебский и остальные.
Распределение земель-волостей Полоцкой земли между сыновьями умершего Всеслава не могло не привести к их взаимной борьбе за перераспределение феодальной ренты. Так и случилось. Не чувствуя в себе достаточно сил, чтобы бороться с подвластными ему братьями, полоцкий князь Давид Всеславич уже через два года после смерти отца вошел в коалицию южнорусских князей, с которыми участвовал в походе на половцев (1103 г.). Он же, в союзе с Олегом Святославичем и другими князьями южнорусских земель, нападает на своего брата Глеба Всеславича, вероятно, сильно укрепившегося (1104 г.), коалиция победить Глеба не смогла. Под следующим годом (1105 г.) мы читаем впервые о появлении полоцкого епископа. Близость ic южнорусскими князьями позволила Давиду поставить вопрос о специально полоцкой епископской кафедре. Как видим, в Полоцкой земле постепенно стабилизировалась постоянная ориентация ее князей той или иной линии, на соответствующую линию южнорусских князей. Друцкие князья (Борисовичи) опирались на Мономаха и мономаховичей, минский Глеб и его сыновья — сначала на Изяславичей, а потом, в середине века, на Ольговичей. Особо показательным является пример Глеба Минского.