кий открывает ворота смоленскому Давиду, который намеревается его защищать. Уяснив, по-видимому, ситуацию и поняв, что в их интересах не давать врагам объединиться со Святославом, Давид немедленно отправляется в погоню, стремясь зайти «за Ярослава» (т. е. оказаться у него в тылу). Не желая принимать сражения без Святослава, Ярослав и Игорь отступают за Друть и становятся в «твердые места». Войска стоят «обапол» Друти без сражения неделю и, по сообщению летописца, только стрельцы Давида время от времени приезжают и крепко бьются с неприятелем. По приходе Святослава войска гатят Друть и готовятся к сражению. Давид не рискует сражаться со Святославом. Бросив Друцк на произвол судьбы, он ночью бежит в Смоленск. Святослав поджигает друцкий «острог» (стены), отпускает приехавших с ним новгородцев и уходит к Рогачеву (рис. 73). Поход оканчивается ничем.
Что же послужило причиной всех этих событий и почему Друцк не был взят? С переходом Давида Ростиславича в Смоленск (1180 г.) Витебск достался (вряд ли не без участия веча) брату полоцкого Всеслава — Брячиславу, т. е. был возвращен Полоцкой земле. События 1180 г. показывают, что противник обоих Васильковичей Глеб Рогволодич Друцкий был привлечен Давидом на свою сторону и оказался под эгидой Смоленска, контролировавшего теперь ключевые позиции друцко-ушачского волока. Борьбой за возвращение этого главнейшего пути поло-чанам и следует объяснить огромный коалиционный поход. Уже количество князей, нападающих на Друцк, показывает, как не прав В. Е. Данилевич, утверждая, что «для Ростиславичей союз со слабым Друцком не представлял много выгод»[1017]. Нам ясно, почему осада Друцка была снята. Бегство смоленского Давида автоматически решало вопрос в пользу Полоцка.
Полоцкая земля накануне перехода к Литве
Политическая история Полотчины в конце XII — начала XIII в. — наименее ясна. Русские летописи почти замолкают, и лишь несколько сведений мелькает в Новгородском летописании. Основным источником становится «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского — участника немецкой агрессии в Прибалтике в XII в.[1018]
Вопрос о том, какая коалиция князей правила теперь в Полоцке, не ясен. Летописец в последний раз упоминает имя полоцкого князя под 1186 г. (Всеслав Василькович)[1019]. Но епископ Мейнард испрашивал разрешение на крещение ливов в том же 1186 г. у полоцкого «короля» Владимира, княжившего затем в Полоцке, судя по этому источнику, почти 30 лет (ум. 1215, см. ниже)[1020]. Летопись не противоречит хронике: в походе на Полоцк 1186 г. она упоминает друцкого Всеслава и, следовательно, уступая полоцкий стол «загадочному» Владимиру, Всеслав занял друцкое княжение. Другого князя в 1186 г. мы застаем и в Логожске (Василько Володаревич)[1021]. Можно предполагать, что при появлении в Полоцке Владимира при перераспределении столов этот город попал к минским Глебовичам.
Политические взаимоотношения Полоцкой земли и прибалтийских племен, недостаточно еще выясненные в науке, заслуживают особого внимания, так как проливают дополнительный свет на их последующую борьбу с тевтонским орденом. Изучая рост территорий отдельных княжеств Киевской Руси, мы видели, что первоначальная дань с прибалтийских племен взималась Полоцком. С усилением княжеских распрей в середине XII в. связь с этими племенами в Полотчине начинает носить не только чисто экономический характер. Полоцкие князья теперь привлекают литовских конников (о ловкости которых в ведении войны говорит и Генрих Латвийский)[1022]; для поддержки в их распрях (1158, 1162, 1180 гг. и др.) используется также и «либь» русских летописей (ливы) и т. д.
Но вот в 1186 г. в устье Западной Двины с купеческого торгового судна сходит первый миссионер — немецкий священник Мейнард, взявший на себя неблагодарный труд крещения языческих аборигенов. Испросив разрешения у полоцкого князя — сюзерена страны, Мейнард ревностно принимается за дело, так и не увенчавшееся при его жизни (в течение 10 лет) успехом[1023]. В Полоцке, правители которого были заняты местными распрями и взаимоотношениями с политическими группировками других земель, по-видимому, не отнеслись серьезно к данному предприятию, не поняли первоначально тех опасностей, которые оно за собой влекло. Между тем умершего Мейнарда (1196 г.) сменяет убитый через год епископ Бертольд (1197–1198 гг.) и, наконец, надолго утвердившийся епископ Альберт. Возведение последним в устье Западной Двины крепости Рига (1201 г.)[1024] и блокирование тем самым жизненно важного для Полотчины водного торгового пути, не могло, естественно, не насторожить Полоцк. Заключение литовцами союза с Альбертом и последующее нападение их на Земгаллов (1201 г.) вынудило полочан к немедленным ответным действиям, заставившим литовцев отступить[1025]. Дальнейшее закрепление немцев в Ливонии, выразившееся в построении крепости Дюнамюнде (1202 г.), все усиливающееся хозяйничанье их в подвластных Полоцку землях и, наконец, учреждение папой специального ордена меченосцев, ставило вопрос о полоцких данниках в Прибалтике и прежде всего о ливах со всей остротой. Именно так, вероятно, следует понимать поход полоцкого Владимира на замок Икесколу, когда, как сообщает Генрих Латвийский, он прекратил осаду города не раньше, чем получил с ливов дань. Нападая тогда же на окрестности Риги (1203 г.), герцикский князь с литовцами, очевидно, выражал то же недовольство «пилигримами»[1026].
1205 год внес новые осложнения в жизнь полоцких князей. Епископ Альберт вернулся из Европы со значительным пополнением «латинских пилигримов», что уже непосредственно угрожало наиболее западным полоцким городам, и кукенойский князь Вячко поспешил в Ригу для заключения с епископом мира[1027]. Полоцкий князь оказывается теперь наиболее сильной опорой в борьбе с орденом, что понимают в равной мере и угнетенные им прибалтийские племена, и сами тевтоны. В своей резиденции полоцкий князь устраивает очные ставки ливских послов, жалующихся своему сюзерену на притеснения немцев, и представителей последних, пытающихся «снискать у него дружбу и расположение», а вернее, нейтралитет в их отношениях с ливами (1206 г.)[1028]. Однако полоцкий князь уже твердо стоит на стороне языческих ливов и в этом же году осаждает вместе с ними крепость Гольм, правда, так ее и не взяв[1029]. Отступление полоцкого «короля» придало силы немецким захватчикам. Под следующим годом Генрих с удовлетворением констатирует, что теперь «вся Ливония была крещена». Епископ Альберт, предчувствуя, очевидно, столкновения с «пилигримами» из-за раздела земель, становится ленником Филиппа Гогенштауфена[1030]. Если в предшествующие годы немцы колонизировали Ливонию, не входившую в непосредственные владения Полотчины и только платившую в Полоцк дань, то с 1208 г. вопрос стал о латгалльских землях, непосредственно примыкавших к Полотчине, часть которых (по Западной Двине) принадлежала полоцким князьям (Герцике, Кукенойс).
Отношения Полоцка и Риги окончательно обострились. Еще в 1207 г. какие-то угрозы немцев по отношению к Кукенойсу заставили его князя Вячку разделить с ними пополам свои земли[1031]. Приступая к сообщению о захвате этого города, Генрих Латвийский, оправдывая действия ордена, пишет о беспокойном характере Вячки, хорошем отношении к нему епископа и т. д.[1032] Нападение на этот первый полоцкий город было совершено, и после нескольких столкновений с немцами Вячко поджег город, и ушел на Русь (1208 г.). Его активно поддерживали данники Кукенойса — латгаллы и селлы, для которых полоцкая дань была, по-видимому, терпимее немецкой, сопровождаемой, к тому же, идеологическим порабощением— крещением[1033]. Захват города Герцике начался в следующем, 1209 г.
По признанию Генриха, использовавшего цитату из библии, этот город «всегда был ловушкой, и как бы великим искусителем для всех, живших на этой стороне Двины, крещеных и некрещеных»[1034]. Т. е. город под властью русского князя был твердой защитой от действия немецких поработителей. Город был взят и выдан бежавшему князю Всеволоду в ленное владение. Это, впрочем, не помешало ему вести негласную войну с немцами и позднее, что кончилось новым и окончательным захватом города в 1214 г.[1035]
Во всех этих событиях нам не очень ясна роль полоцкого князя Владимира, не поддержавшего кукенойского и герцикского князей, своих вассалов. Правда, судя по последующему тексту Генриха Латвийского, где епископ Альберт посылает в Полоцк «брата-рыцаря» Арнольда с предложениями мира (1210 г.), Полоцк, как будто бы находился в это время в состоянии войны с Ригой[1036]. Однако сведений о конкретных действиях Владимира в источнике нет, а из обвинений, предъявленных Всеволоду Герцикскому, даже создается впечатление, что немцы защищают интересы Руси от его посягательств