В самом деле, отец Ивана Грозного Василий III в 1514 году взял Смоленск, и этот его успех стал важнейшей победой Москвы в Первой Смоленской войне 1512–1522 годов. Однако после взятия города энергия русского войска как будто внезапно иссякла, русские стали играть на удержание счёта и очень скоро были наказаны литовцами и помогавшими им поляками под Оршей. Неудача русских войск имела скорее моральный эффект, нежели военный. Раздутая до небес польско-литовской пропагандой, успешная для воинства Сигизмунда I битва не привела к искомому результату — возвращению Смоленска. Война перешла в вялотекущую фазу взаимных набегов. В итоге по очкам Москва всё же переиграла Вильно и вынудила литовцев согласиться с тем, что Смоленск остаётся в русских руках.
Точно так же и после взятия Полоцка литовцы сумели напрячься и нанести русским поражение на реке Ула. Однако, как и полсотни лет назад, эта победа не повлекла возвращения Полоцка, а плавно перевела войну во всё ту же вялотекущую фазу, в которой русские снова по очкам одержали верх. Единственное, чем могли утешать себя литовцы, так это тем, что они снова разбили несметные полчища московитов. Так что же произошло тогда, в начале 1564 года? Попробуем разобраться в этой запутанной, почти детективной истории.
18 февраля 1563 года Иван Грозный в сопровождении блестящей свиты вступил в покорившийся ему Полоцк «и обедни слушал у Софеи премудрости божьи». Полоцкий поход, предпринятый в сложнейших зимних условиях, успешно завершился. Сам царь не собирался долго задерживаться во вновь обретённой «отчине»: государственные дела требовали его присутствия в столице. Покидая город, Иван оставил в нём на годовании одного из своих лучших воевод, князя П.И. Шуйского, опытного и заслуженного военачальника, и многих других воевод общим числом восемь, да городничих двух, да дьяков троих, в том числе эксперта по применению артиллерии Шестака Воронина, да ещё двух градодельцев, коим надлежало «нужные места (…) поделати и покрепити, и землею насыпати, (…) да ров около города изсмотрити и внутри города, да где будет надобе с приступных мест рвов старых почистити и новые покопати, посмотря по местом, (…) чтоб были рвы добре глубоки и круты». А чтобы эти работы были сделаны в срок и должным образом, «с воеводами же государь оставил дворян и детей боярских для укрепленья городу да стрельцов десеть тысечь». Запомним эту цифру: 10 000 ратных людей. С кошевыми и прочими обозными слугами, надо полагать, было и побольше.
Первое годование проходило в не слишком благополучной обстановке. Псковский летописец сообщал, что летом-осенью 1563 года в Полоцке «бысть мор, и много людей мерло и детей бояръских». Запомним и это печальное сообщение, ведь из него следует, что оставленный Иваном Грозным в Полоцке гарнизон был серьёзно потрёпан неизвестной эпидемией — возможно, чумой. До наших дней дошёл любопытный документ — челобитная Аксиньи Нелединской, вдовы сына боярского Степана Нелединского, который умер на государевой службе в Полоцке от этой эпидемии. Вдова просила оставить за ней поместье покойного мужа до тех пор, пока его малолетний сын не достигнет 15-летнего возраста и не сможет сменить на службе отца.
Пока полоцкие воеводы и гарнизон приводили в порядок укрепления и осваивались в городе и его окрестностях, попутно борясь с мором, в Москве и Вильно вершилась большая политика. Добившись успеха, Иван Грозный не стал развивать его и идти в наступление на литовскую столицу. Впрочем, а планировал ли он такой шаг изначально, как должен был сделать, по мнению некоторых историков? Ставил ли он перед собой задачу ликвидировать Великое княжество Литовское? Да и была ли у него чисто технически такая возможность, учитывая, что грандиозный Полоцкий поход исчерпал ресурсы государевой казны и запасы служилых людей, а до начала весны оставался хорошо если месяц? По всему выходит, что взятие Полоцка и было главной и единственной целью зимней кампании 1562–1563 годов. После этого Грозному нужна была пауза, чтобы накопить сил для нового рывка, буде таковой случится, и для освоения благообретённой «отчины». Поэтому, ещё находясь в Полоцке, Иван принял грамоту, присланную от Сигизмунда II, и согласился на предложение перемирия с тем расчётом, что королевские «великие послы» прибудут для обсуждения условий замирения к «Оспожину дню», 15 августа 1563 года.
Не стоит полагать, что московиты были настолько уж наивны и просты, что не понимали, как использует неприятель паузу в боевых действиях. В том, что Сигизмунд попробует взять реванш, в Москве не сомневались, но в будущее в русской столице смотрели с оптимизмом. Полоцк оставался в русских руках, его укрепления ремонтировались, гарнизон, пусть и потрёпанный эпидемией, был силён, а царская рать, отдохнув и поднакопив силёнок, в случае необходимости могла повторить вторжение в неприятельские пределы. А вот сможет ли король противопоставить ей что-либо более или менее равноценное — вот это как раз и вызывало сомнения, поскольку весь предыдущий опыт ведения войны с Литвой наглядно демонстрировал бледную организационную немочь и неспособность литовских властей организовать достойное сопротивление тьмочисленным царским ратям. Ну а пока суд да дело, почему бы и не переговорить с литовскими послами, выслушать их предложения и изложить им своё видение проблемы?
В июне 1563 года в Москву прибыли литовские посланцы с грамотами к Ивану, митрополиту Макарию и боярам — от короля Сигизмунда и панов-рады с виленским епископом Валерианом соответственно. Цель посланников была следующей. Поскольку из-за падения Полоцка все прежние опасные грамоты для послов утратили силу, то надо бы выдать новую, чтобы великие литовские послы смогли прибыть в Москву для продолжения переговоров. Царь изъявил согласие на отправку великих послов и в знак доброй воли добавил к перемирию ещё пару месяцев — теперь оно должно было завершиться 1 ноября 1563 года. При этом Иван попенял «партнёру», что его люди в нарушение перемирия приходят на государеву «украйну»: в мае 1563 года князь Михайло Вишневецкий со своими людьми попробовал было напасть на Северщину, повоевал и пожёг её, но на обратном пути был перехвачен русскими воеводами на Десне, на Богринове перевозе, и побит.
Обмен гонцами летом-осенью 1563 года не привёл к каким-либо позитивным результатам. Сигизмунд в ответ на претензии Ивана заявлял, что его, Ивана, пограничные воеводы сами совершили набег на литовский Лукомль, городок сожгли и «великую шкоду вчинили», да и в других местах вдоль линии соприкосновения не раз переходили рубеж и полон брали, и статки забирали, и к присяге на верность московскому государю приводили. Обвинив Ивана в том, что он не контролирует своих начальных людей, король заявил затем, что было бы неплохо продлить перемирие до весны 1564 года, до Благовещениева дня, то есть до 25 марта. В ответ Иван отписывал в Вильно, что с его стороны никаких нарушений перемирия не было, ибо после взятия Полоцка весь Полоцкий повет — его земли. Потому Жигимонт, брат наш, в тот бы «во весь повет Полоцкий не вступался», да и вообще, не забывал бы о том, что «и Вилна была и Подолская земля и Галицкая земля и Волынская земля вся к Киеву, князь великий Мстислав Володимерич Манамаш и дети его и племянники его теми всеми месты владели, и то есть вотчина наша». Ну а что касается продления перемирия ещё на несколько месяцев, то на это он пойти никак не может. Если хочет Сигизмунд продлить прекращение боевых действий, так пускай высылает великих послов, нет — ну так на нет и суда нет, тогда будем воевать.
Переговоры под занавес 1563 года, в которых приняли участие с литовской стороны прибывшие наконец в Москву великие послы, также не имели успеха. Стороны снова не сошлись во мнении по всем основным вопросам, вызывавшим проблемы в отношениях двух держав: ни по ливонскому, ни по полоцкому. Послы просили у Ивана Грозного продления перемирия ещё на полгода, до лета 1564 года, на что Иван приказал своим переговорщикам ответствовать следующим образом. Литовские послы «перемирия емлют на полгоду потому, — заявил царь, — что царева и великого князя собрана на Литовскую землю зимняя рать, и им бы зима переволочи», а если хотя литовцы перемирия, то они «перемирие зделали лет на десять и болши того, и Полотской бы повет и Ливонскую землю всю отписали за государем».
Естественно, сигизмундовы послы отказались рассматривать такой вариант замирения и били челом о выдаче им опасной грамоты и об отпуске их беспрепятственно домой. Их просьба была удовлетворена, грамота была выдана, и послов восвояси отпустили из Москвы 9 января 1564 года. Поскольку разрешить накопившиеся противоречия за столом переговоров не удалось, настал черёд попробовать разрубить клубок проблем мечом, благо он, притупившийся было предыдущей зимой, теперь, спустя год, был наточен.
В Москве ещё за два с лишним столетия до генерала Карла фон Клаузевица усвоили знаменитую максиму о том, что война есть продолжение политики иными средствами. Иван рассматривал возобновление боевых действий как неплохое средство надавить на «партнёра» с тем, чтобы тот принял московскую точку зрения и согласился на предлагаемые условия замирения. И когда в ходе переговоров с великими послами московские бояре 21 декабря 1563 года заявили, что «государь наш, с Божиею волею, вотчину Полотцко взял, так и вперед своего искати хочет, и делом своим длити не хочет, и рать государя нашего готова на конех сидит», то они не отнюдь шутили. Само по себе размещение в Полоцке в феврале 1563 года 10-тысячного гарнизона говорило о том, что столь мощная группировка