Видимо, во время одной из таких попыток и получил ранение сам большой воевода. Что с ним случилось потом, не совсем понятно. По одной из версий, его изловили местные мужики и «посадили» в колодец, предварительно обобрав. По другой, местный крестьянин убил его своим топором (потом Радзивилл приказал казнить этого «хлопа» за самоуправство). По третьей, его тело было найдено в реке, где утопло множество других бежавших с поля боя московитов. Во всяком случае, позднейший русский летописец сообщал, что «князя Петра Шуйского збили с коня, и он з дела пеш утек и пришол в литовскую деревню; и тут мужики его ограбя и в воду посадили». В плен попали незадачливый воевода Передового полка Захарья Плещеев и третий воевода Большого полка И.П. Охлябинин, сотенный голова И. Нороватый, некий стрелецкий «тысячник» С. Хохулин и несколько других «значных» детей боярских — начальных людей.
К счастью для русских, бой начался, как уже было отмечено выше, в сумерках и был скоротечным. С момента первых стычек и до конца преследования, которое велось, если верить неизвестному литвину, пять миль (8 км), прошло около двух часов, так что всё завершалось уже при свете месяца. Одним словом, у беглецов было время скрыться в лесной чаще и оторваться от погони, тем более что литвины бросились грабить оставленный русскими обоз. По разным данным, в руки литовского войска попало порядка 3000, а то и поболе, возов со всяким имуществом, а ещё 2000 комплектов доспехов, что косвенно свидетельствует в пользу немногочисленности войска Шуйского. Литовские и в особенности польские источники сообщали, что побитых московитов было видимо-невидимо. Сам Радзвилл писал о 9000 побитых, Коммендони — о 10 000, а М. Стрыйковский — и вовсе о 25 000 поверженных противников.
Московские источники более скромны в оценке потерь. Официальная версия рассказа о сражении сообщала о полутораста убитых и взятых в плен. Более поздний Пискаревский летописец писал о 700 убитых и пленённых детях боярских. Псковский книжник отмечал, что «детей боярских побили не много, а иные все розбеглися», а московский добавлял к этому, что, хотя и были потеряны обозы воеводские и детей боярских, «иные бояре и воеводы, которые в том походе были, и дети боярские и стрелцы и боярские люди ушли в Полтеск своими головами».
Во всяком случае, эти сведения вызывают больше доверия, исходя из примерной численности рати Шуйского и условий, в которых разворачивалась битва, чем победные реляции литовцев и поляков. Однако вне зависимости от того, сколько было убито, ранено и попало в плен русских ратников, успех литовского войска был налицо. Полоцкая рать надолго утратила боеспособность. Смоленская рать, узнав о разгроме войска Шуйского, ограничилась разорением приграничных волостей и после серии небольших стычек с отрядами Ф. Кмиты поспешила назад, вернувшись в Смоленск 9 февраля 1564 года. План русского зимнего похода был сорван.
Литва, уставшая от неудачной и разорительной войны, нуждалась в этой победе. Сигизмунд II и его советники постарались извлечь из этого действительно неожиданного успеха максимальный политический и идеологический эффект. Для Ивана Грозного и его воевод известие о поражении под Улой оказалось сродни ушату холодной воды, снявшему головокружение от успехов. Русские воеводы слишком рано списали Литву со счетов. Гетман Радзивилл показал, что пренебрежение элементарными основами военного искусства может стоить слишком дорого. Взятие русскими Полоцка не сломило воли литвинов к сопротивлению, и война продолжилась.
Вестовая отписка неизвестного литвина о поражении московского войска под Улою и Дубровною // Акты, относящиеся к истории Западной России. — Т. III. — СПб., 1848.
Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси. — Т. I. — Вильня, 1867.
Баранов, К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/63 года / К. В. Баранов // Русский дипломатарий. — Вып. 10. — М., 2004.
Копия с письма, присланного в Варшаву на имя пана Радивилла великим гетманом литовским // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. — 1847. — № 3. — III. Материалы иностранные.
Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // ПСРЛ. — Т. XIII. — М., 2000.
Продолжение Александро-Невской летописи // ПСРЛ. — Т. XXIX. — М., 2009.
Псковская 3-я летопись // ПСРЛ. — Т. V. Вып. 2. — М., 2000.
Пискаревский летописец // ПСРЛ. — Т. 34. — М., 1978.
Разрядная книга 1559–1605. — М., 1974.
Разрядная книга 1475–1598. — М., 1966.
Разрядная книга 1475–1605. — Т. II. Ч. I. — М., 1981.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством // Сборник Императорского Русского Исторического общества. — Т. 59. Ч. 2 (1533–1560). — СПб., 1887.
Хорошкевич, А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века / А.Л. Хорошкевич. — М., 2003.
Янушкевiч, А.М. Вялiкае Княства Лiтоўскае i Iнфлянцкая вайна 1558–1570 гг. / А.М. Янушкевiч. — Мiнск, 2007.
Listy Jana Fr. Commendoni’ego do Kardynała Karola Borromeusza // Pamiętniki o dawnéj Polsce z czasów Zygmunta Augusta. — T. I. — Wilno, 1851.
Lietuvos Metrika. — Kn. № 51 (1566–1574). — Vilnius, 2000.
Plewczyński, M. Wojny I wojskowość polska w XVI wieku / М. Plewczyński. — T. II. Lata 1548–1575. — Zabrze — Tarnowskie Góry, 2012.
Stryjkowski, M. Kronika Polska, Litewska, Zmodzka i wszystkiej Rusi / М. Stryjkowski. — T. II. — Warszawa, 1846.
Война «изменою и украдом»
Отправляя в Литву своего посланца Ф.И. Мясоедова, Иван Грозный наказывал ему, помимо прочего, произнести при королевском дворе следующие слова: «Государя вашего люди не умеют имати силою, и они емлют изменою да украдом, а государь наш, надеясь на Бога, да емлет воинским делом». Слова эти были связаны с изборским казусом, когда литовский ротмистр князь А. Полубенский со товарищи «оманом» взял псковский пригородок Изборск, едва не сорвав очередной тур мирных переговоров между Москвой и Вильно об окончании опостылевшей обеим сторонам Полоцкой войны 1562–1570 годов.
Однако изборский «оман» и «искрад» — не более чем малозначительный инцидент в истории тайной войны, которую обе стороны вели все эти годы. Были в этой летописи и другие, более значимые страницы. Пожалуй, самым масштабным и вместе с тем загадочным её эпизодом можно по праву считать кампанию 1567 года. Готовясь к ней, обе стороны широко размахнулись — даже не на рубль, а сразу на червонец. В итоге они ударили даже не на копейку и не на полушку, а так, на мелкий, истёртый донельзя медный грошик, больше навредив себе бессмысленными расходами на снаряжение и подъём в поход немалого войска, которое в итоге несолоно хлебавши вернулось по домам.
Взяв после короткой осады — воистину блицкриг! — в феврале 1563 года Полоцк, Иван Грозный тем самым сделал серьёзную заявку на победу в начавшейся год назад войне. Однако его литовский «брат» великий князь и одновременно король Сигизмунд, растерявшись по первости от такого афронта, довольно быстро пришёл в себя. Благо русская и татарская конница не появилась под стенами Вильно, как того ожидали в литовской столице перепуганные паны-рада. Вернувшись в обычное расположение духа, король со своими советниками начал размышлять насчёт реванша за пережитый страх и унижение.
Русские воеводы, чьи головы кружились от успехов, изрядно тому поспособствовали, подставившись под удар литовцев на Уле зимой 1564 года. Однако моральный эффект от этой распиаренной победы очень скоро оказался смазан провальной попыткой великого литовского гетмана Миколая Радзивилла Рыжего вернуть Полоцк осенью 1564 года. Бесцельно простояв под полоцкими валами и стенами три недели в ожидании, что московиты, ничтоже сумняшеся, выйдут в поле искать себе чести, а князю славы (а они взяли да и не вышли), приев взятые с собою припасы и попутно разорив и загадив полоцкую округу, гетманово воинство повернуло обратно.
Война зашла в тупик. И даже «помощь» со стороны крымского хана не дала ожидаемого успеха. Разгневанный тем, что его «брат» в очередной раз навёл на Русскую землю злых татаровей, Иван Грозный отыгрался на Сигизмунде. Отправив своих воевод на пограничную литовскую крепость Озерище, он вскоре получил от них весть, что 6 ноября 1564 года крепость взята решительным штурмом и «никаков человек из города не утек».
Не принёс ожидаемого облегчения и следующий, 1565 год. Список набегов и контрнабегов, предпринятых обеими сторонами в эту кампанию, на бумаге выглядел внушительно. Однако комариные укусы и взятые с бою «зипуны», которые приносила «малая» война на линии соприкосновения, отнюдь не вели к победе. Набрала силу эпидемия, которая в предыдущем году помешала, если верить польским хронистам, гетману Радзивиллу взять Полоцк. Под знаком то усиливавшегося, то слабевшего, но не прекращавшегося полностью мора, который опустошал владения обоих государей, прошла вся вторая половина войны. В общем, хотя Сигизмунд ох как не хотел возобновлять мирные переговоры, однако вернуться за стол переговоров всё же пришлось.
В августе 1565 года в Москву с посланием от панов-рады прибыл некий Ленарт Узловский. В доставленной им грамоте паны предлагали московским боярам ходатайствовать перед государем о «доброй смолве» между Иваном и Сигизмундом и о возобновлении дипломатических контактов. «Добро» от Ивана Грозного было получено. Пересылки меж двумя дворами, московским и виленским, возобновились, и в конце мая следующего года в русскую столицу прибыли долгожданные «великие» литовские послы. Начались переговоры.