Угву не стал спорить, только пожалел, что Оланна слишком спокойно ко всему относится.
– Мы решили в следующем месяце пожениться, – объявила ему Оланна через несколько дней. – Свадьба будет очень скромная, прием устроим здесь.
Угву пришел в ужас. Их свадьбу он представлял роскошной: дом в Нсукке празднично украшен, стол с накрахмаленной белой скатертью ломится от всяких вкусных блюд. Лучше бы им дождаться конца войны, чем устраивать свадьбу здесь, в доме с мрачными комнатами и плесенью на кухне.
Хозяин тоже не унывал из-за дома. По вечерам, вернувшись из директората, он устраивался на воздухе довольный, слушал Радио Биафра и Би-би-си и будто не замечал, что в пол веранды въелась грязь и сидит он на голой деревянной скамье, а не на диване с подушками, как в Нсукке. Через неделю-другую к нему стали заглядывать приятели. Иногда Хозяин заходил с друзьями в бар «Восходящее солнце» по соседству. Или сидел с ними на веранде за беседой. Когда приходили гости, Угву забывал обо всех несовершенствах дома. Он не подавал больше ни перцовой похлебки, ни напитков, зато слушал гул голосов, смех, песни, громкие речи Хозяина. Они зажили почти как в Нсукке после объявления независимости, и снова забрезжила надежда.
Угву нравился Чудо-Джулиус, армейский интендант. Он щеголял в расшитых блестками кителях до колен, приносил виски «Уайт Хоре», ящики пива «Голден Гинеа», а иногда и бензин в черной канистре; это он научил Хозяина для маскировки укрывать машину пальмовыми листьями и обмазать фары дегтем.
– Вряд ли нас станут бомбить, но бдительность – наш девиз! – говорил Хозяин, сжимая в руке кисть. Деготь пролился на синие крылья, и, когда Хозяин ушел в дом, Угву старательно их вытер, черными остались только фары.
И все-таки самым любимым гостем Угву был профессор Эквенуго. Он работал в отделе Науки. У него на указательном пальце ноготь был очень длинный, острый, как клинок, и профессор поглаживал его, когда рассказывал о том, что они с коллегами делают: мощные наземные мины, тормозную жидкость из кокосового масла, двигатели из металлолома, бронемашины, гранаты. Каждое его объявление встречали аплодисментами, хлопал в ладоши и Угву, сидя в кухне на табурете. Особенно бурно аплодировали, когда профессор Эквенуго объявил о создании первой биафрийской ракеты.
– Мы ее сегодня запустили, сегодня, – говорил профессор, поглаживая ноготь. – Нашу отечественную ракету. Друзья мои, мы на верном пути.
– Мы – страна гениев! – воскликнул Чудо-Джулиус, ни к кому в особенности не обращаясь. – Биафра – край гениев!
Аплодисменты вскоре сменились песней:
Солидарность навсегда!
Солидарность навсегда!
Да здравствует наша республика!
Угву подпевал, вновь мечтая вступить в народное ополчение, прочесывать окрестности в поисках нигерийцев. Каждый день он с нетерпением ждал вестей с фронта: сначала раздастся барабанная дробь, а после – звучный голос:
Постоянная бдительность – цена свободы! Говорит Радио Биафра! Слушайте ежедневную сводку с фронта!
Дослушав радужные новости – войска Биафры громят остатки вражеской армии, Нигерия несет большие потери, освободительные операции завершаются, – Угву представлял, как вступит в армию. Он будет совсем как те новобранцы, что ходили на учения в армейский лагерь, – в жестко накрахмаленной форме, а на рукаве сияет половина желтого солнца.
Угву жаждал большого, настоящего дела. Все для победы! И когда по радио объявили, что Биафра захватила Среднезападную область и биафрийские войска двинулись на Лагос, Угву испытал облегчение пополам с разочарованием. Мы победили, скоро он вернется в дом на Одим-стрит, навестит родных, увидит Ннесиначи. И все-таки жаль, что война закончилась слишком быстро и без его участия. Чудо-Джулиус пришел с бутылкой виски, и гости пели и кричали пьяными голосами о мощи Биафры, о глупости нигерийцев и ведущих на Би-би-си.
– Что они болтают своими погаными английскими ртами! «Воистину непостижимый ход Биафры», ха-ха!
– Удивляются, что пастухи-мусульмане не перебили нас оружием, которое дал им Гарольд Вильсон.
– Это Россия виновата, а не Британия.
– Британия, кто же еще! Наши ребята привезли нам на анализ гильзы из Нсуккского сектора. На каждой надпись «Британское военное ведомство».
– Мы перехватываем их радиограммы – сплошь британский акцент.
– Значит, Британия и Россия. Не будет удачи их дьявольскому союзу.
Поднялся галдеж, Угву уже не слушал. Он вышел через заднюю дверь и сел на бетонные плиты возле дома. На улице шли учения Детской бригады Биафры – мальчишки размахивали деревянными винтовками, прыгали, кричали тонкими голосами: «Капитан! Адъютант!»
Мимо просеменила торговка с подносом на голове:
– Купите гарри! Купите гарри!
Она остановилась, когда ее окликнула девушка из дома напротив. Девушка долго торговалась, а потом завопила на всю улицу:
– Хотите грабить людей – грабьте! Только не говорите, что за такую цену продаете гарри.
Торговка шикнула на нее и ушла.
Угву знал соседку. Сначала обратил на нее внимание из-за походки: ходила она, виляя попой, а попа была замечательная, круглая. Звали девушку Эберечи. Угву слышал о ней кое-что. Оказывается, родители предложили ее заезжему офицеру, как предлагают гостю орех кола.
Постучались к нему ночью, открыли дверь и тихонько втолкнули Эберечи. Наутро довольный офицер благодарил довольных родителей, а Эберечи молча стояла рядом.
Эберечи вернулась в дом. Угву, глядя ей вслед, пытался представить, каково ей было, когда ее предложили чужому мужчине, и что случилось после того, как ее втолкнули в комнату, и чья вина больше – ее родителей или офицера. Впрочем, в том, кто виноват, разбираться не хотелось – сразу вспоминались недели перед рождением Малышки, а о них он предпочел бы забыть.
В день свадьбы Хозяин пригласил заклинателя дождя. Старик явился рано утром, выкопал позади дома неглубокую ямку, развел в ней костер и долго сидел в клубах синего дыма, подбрасывая в пламя сухие листья.
– Дождя не будет, ничего не случится, пока празднуют свадьбу, – сказал он, когда Угву протянул ему тарелку риса с мясом. От старика несло джином.
Угву ушел в дом, чтобы наглаженная рубашка не пропахла дымом. На веранде расположились Одинчезо и Экене, двоюродные братья Оланны, оба в форме народных ополченцев. В гостиной сидели другие гости, смеялись, разговаривали, ждали Оланну. То и дело кто-нибудь подходил к куче подарков и добавлял к ней кастрюлю, табуретку, фен.
Угву постучался к Оланне:
– Профессор Ачара готов везти вас в церковь, мэм.
– Хорошо. – Оланна отвернулась от кривого зеркала. – Где Малышка? Не убежала на улицу играть? Чего доброго, испачкает платье.
– Она в гостиной.
Высокая прическа открывала лучистое, гладкое лицо Оланны. Никогда еще Угву не видел ее такой красивой.
– Праздник с пальмовым вином устроим чуть позже, когда наши войска отобьют Умунначи, – пояснила Оланна, будто Угву не знал.
– Да, мэм.
– Я послала письмо Кайнене в Порт-Харкорт. Она не приедет, но все равно пусть знает.
Угву помолчал.
– Нас ждут, мэм.
Оланна встала и оглядела себя. Одернула кремоворозовое платье с пышной юбкой, чуть закрывающей колени.
– Сшито плохо. Аризе сделала бы лучше.
Угву ничего не сказал. Ему хотелось протянуть руку, коснуться ее губ и убрать с ее лица печальную улыбку. Но в жизни не так все просто…
Профессор Ачара стукнул в приоткрытую дверь:
– Оланна? Вы готовы? Просили передать, что Оденигбо и Чудо-Джулиус уже в церкви.
– Я готова, заходите. Вы с букетом?
Профессор Ачара протянул ей пеструю охапку пластмассовых цветов. Оланна попятилась:
– Что это? Я просила живые цветы!
– В Умуахии не выращивают цветы – только то, что годится в пищу, – усмехнулся профессор Ачара.
– Тогда лучше без букета, – решила Оланна.
С минуту оба не знали, куда деть пластмассовый букет. Оланна держала его в протянутой руке, а профессор Ачара не решался взять. Наконец забрал со словами: «Пойду поищу что-нибудь получше» – и вышел из комнаты.
Свадьбу отпраздновали скромно. Оланне пришлось обойтись без цветов. Небольшая католическая церковь Святого Себастьяна была лишь до половины заполнена друзьями, кому удалось приехать. Впрочем, Угву не особо присматривался к гостям – глядя на ветхую белую напрестольную пелену, он мысленно рисовал собственную свадьбу. Невестой сначала была Оланна, потом Ннесиначи и, наконец, Эберечи с чудесной круглой попкой – все в одном и том же кремово-розовом платье и крошечной шляпке в тон.
Из задумчивости его вывел приход Океомы. Океома не попал в церковь, пришел сразу в дом. Океому было не узнать: ни косматой шевелюры, ни мятой блузы поэта. В ладно сидевшей военной форме он выглядел прямее, стройнее, а на рукаве рядом с половиной желтого солнца был нашит череп с костями. Хозяин и Оланна бросились его обнимать. Угву и самому хотелось кинуться гостю на шею, потому что оживленное лицо Океомы тут же напомнило ему о прошлом.
Вместе с Океомой приехал его долговязый двоюродный брат, доктор Нвалу.
– Офицер медицинской службы, главный специалист больницы «Альбатрос», – представил Океома.
Доктор Нвалу смотрел на Оланну с неприкрытым восхищением. Угву готов был сказать: «Хватит пялить на нее свои лягушачьи глаза!» Подумаешь – главный медицинский офицер или как его там! Угву не просто желал Оланне счастья, а чувствовал себя в ответе за то, чтобы она была счастлива. Когда она танцевала на веранде с Хозяином, в кругу аплодирующих друзей, Угву думал: «Они мои». Их свадьба была печатью надежности: раз они женаты, то никуда от него не денутся. Сначала Оланна и
Хозяин танцевали, тесно прижавшись друг к другу, а когда Чудо-Джулиус сменил музыку, разжали объятия, взялись за руки и закружились под новую песню Рекса Лоусона «Эй, Биафра, земля свободы!». Оланна на шпильках была выше Хозяина. Она лучилась счастьем, смеялась. Когда Океома стал говорить тост, Оланна вытерла глаза и попросила фотографа, стоявшего с треногой: «Подождите, подождите, не снимайте!»