Наступил черед свадебного торта, но разрезать его не успели. Угву услыхал рев – с неба неслось частое «уу-уу». От воя сразу заложило уши, потом он стих, но тут же раздался вновь, громче и чаще. Где-то закудахтали куры, кто-то из гостей крикнул:
– Вражеский самолет! Воздушная тревога!
– Все на улицу! – приказал Хозяин, но многие с воплями ужаса бросились в спальню.
Самолеты гудели все громче, прямо над головой.
Хозяин, Оланна с Малышкой на руках, Угву и часть гостей выбежали на поле маниоки и упали лицом вниз. Приподняв голову, Угву увидел в синем небе самолеты, кружившие низко, точно пара хищных птиц. Из них градом сыпались пули, а потом полетели огромные темные шары – самолеты как будто откладывали большие яйца. От взрыва под Угву затряслась земля. Соседка из дома напротив дернула Оланну за подол:
– Снимите! Снимите белое платье! Его увидят и откроют по нам огонь!
Океома сорвал с себя форменную рубашку и накинул Оланне на плечи. Малышка заплакала. Хозяин ладонью прикрыл ей рот, словно боялся, что пилоты услышат. За первым взрывом прогремел второй, третий, потом еще и еще. Угву почувствовал, как в брюках стало мокро.
Казалось, бомбы будут падать, пока не уничтожат все вокруг и не перебьют всех до единого. Но взрывы стихли. Самолеты полетели дальше. Некоторое время все лежали молча, неподвижно. Первым с земли поднялся Чудо-Джулиус.
– Все, – сказал он.
– Они так низко были, так низко! – захлебывался от восторга соседский мальчишка. – Я даже видел пилота!
Хозяин и Океома двинулись по полю к дороге. Океома в майке и брюках казался ниже ростом, худее. Оланна все сидела на земле с Малышкой на руках, в форменной рубашке поверх свадебного платья. Угву тоже встал и пошел по дороге.
Над двором возле молотилки на соседней улице клубился дым. Два дома превратились в пыльные развалины, и несколько мужчин лихорадочно разгребали обломки цемента, перекрикиваясь: «Вы слышали плач? Слышали?» С головы до ног в мелкой серебристой пыли, они походили на призраков.
– Ребенок жив, я слышал плач, слышал, – сказал кто-то.
Вокруг толпились зеваки и желающие помочь; одни разгребали завалы, другие причитали, заламывая руки. Невдалеке пылала машина; рядом лежала мертвая женщина, одежда на ней сгорела, лишь кое-где на обугленной коже виднелись розовые лоскутки, и когда тело прикрыли рваным джутовым мешком, снаружи остались торчать угольно-черные ноги. Небо хмурилось. Пахло дождем и гарью. Океома и Хозяин помогали разгребать завалы. «Я слышал плач ребенка», – снова сказал кто-то.
Угву двинулся дальше. Посреди дороги лежала изящная сандалия. Угву поднял ее, рассмотрел кожаные ремешки, толстую подошву-танкетку и положил на прежнее место. Он пытался представить ее хозяйку, молодую модницу, что обронила ее, когда пряталась от налета. И где же вторая сандалия?
Когда вернулся Хозяин, Угву сидел на полу в гостиной, спиной к стене. Оланна ковыряла кусочек торта на блюдце. Она была по-прежнему в свадебном платье, форменная рубашка Океомы, аккуратно свернутая, лежала на стуле. Гости понемногу разошлись, притихшие, с виноватыми лицами, будто стыдясь, что позволили воздушному налету испортить праздник.
Хозяин налил себе пальмового вина.
– Слышала новости? – спросил он Оланну. – Наши войска потеряли всю завоеванную территорию на западе, и поход на Лагос окончен. Теперь это уже не полицейская акция. Нигерия объявила войну. – Хозяин покачал головой. – Нас предали.
– Будешь торт?
Торт стоял в центре стола, почти целый, не считая тонкого ломтика, отрезанного Оланной.
– Попозже. – Хозяин осушил бокал и налил второй. – Построим бункер на случай бомбежек. – Он говорил спокойно, будто воздушные налеты – пустяк, будто забыл, что совсем недавно все они были на волосок от смерти. Повернулся к Угву: – Знаешь, друг мой, что такое бункер?
– Да, сэр, – кивнул Угву. – Как у Гитлера.
– М-да, что-то вроде.
– Но, сэр, эти самые… бункера называют братскими могилами, – всполошился Угву.
– Ерунда. В бункере уж точно безопаснее, чем посреди поля маниоки.
За окном сгустились сумерки, тьму то и дело прорезали молнии. Оланна вдруг соскочила со стула, вскрикнула: «Где Малышка? Где Малышка?» – и бросилась в спальню.
– Нкем! – Хозяин кинулся за ней.
– Не слышишь? Нас опять бомбят, разве не слышишь?
– Это просто гром. – Хозяин подошел к Оланне сзади и обнял ее. – Всего-навсего гром. Гроза, которую задержал наш заклинатель, все-таки собралась. Обычный гром.
Они постояли, обнявшись. Оланна отрезала себе еще кусочек торта.
4. Книга: Мир молчал, когда мы умирали
Он доказывает, что до объявления независимости Нигерия не имела своей экономики. Колониальное государство было авторитарным – мягкой, но по сути бесчеловечной диктатурой, созданной в угоду Британии.
В 1960 году экономика Нигерии представляла собой одни лишь возможности: сырье, рабочие руки, надежды, кое-какие финансовые средства из запасов Торгового совета – остатки того, что брали британцы на восстановление хозяйства после войны. А главное, недавно обнаруженные запасы нефти. Однако новые нигерийские лидеры были слишком самонадеянны, слишком полны честолюбивых планов, слишком наивны, а потому брали грабительские иностранные займы. Кроме того, они спешили все перенять у британцев и получить равные права, качественное медицинское обслуживание и высокие зарплаты, долгое время недоступные нигерийцам.
Затем он указывает на многочисленные трудности молодого государства, но особенно подробно останавливается на погромах 1966 года. Очевидные поводы для резни – месть за «переворот игбо», протест против декрета об унитарном правлении, из-за которого многие северяне лишились бы государственных постов, – не имели значения, как и точное число погибших: три, десять или пятьдесят тысяч. Главное, что погромы испугали и сплотили игбо, из бывших нигерийцев сделали рьяных биафрийцев.
Часть третьяНачало шестидесятых
19
Угву сидел на ступеньках заднего крыльца. Они с Харрисоном говорили о предстоявшей поездке Угву с мистером Ричардом. Капли дождя сползали по листьям, пахло влажной землей.
– Tufia![70] Ума не приложу, зачем моему хозяину ехать к вам в деревню на этот дьявольский праздник, – возмущался Харрисон. Он сидел на две ступеньки ниже, так что Угву видел его лысую макушку.
– Может, мистер Ричард хочет написать о дьяволе? – предположил Угву.
Ори-окпа – никакой не дьявольский праздник, но с Харрисоном лучше не спорить. Нужно, чтобы Харрисон был в хорошем настроении, тогда можно будет расспросить его про слезоточивый газ. Они помолчали, задрав головы и глядя на паривших над головой грифов: соседи зарезали курицу.
– Смотри-ка, лимоны поспевают. – Харрисон указал на дерево. – Надо рвать один, буду сделать торт с безе, – добавил он по-английски.
– А что такое бе-зе? – поинтересовался Угву, зная, что Харрисона вопрос наверняка порадует.
– Не знаешь? – Харрисон засмеялся. – Американское блюдо. Я испеку и передам вам с моим хозяином, когда твоя хозяйка вернется из Лондона. Я знаю, ей нравится. – Харрисон обернулся на Угву: – Даже тебе нравится.
Угву кивнул, хотя он поклялся не брать в рот стряпню Харрисона. Однажды он зашел к мистеру Ричарду и увидел, как Харрисон насыпает в кастрюлю с соусом нарезанную апельсиновую кожуру. Если б он положил в соус апельсин, это еще куда ни шло, но готовить с кожурой все равно что с мохнатой козлиной шкурой вместо мяса!
– Еще я кладу лимоны в торт, – сказал Харрисон. – Они хороши для теста. Пища белых прибавляет здоровья, не то что всякая гадость, которую едят у нас.
– Да, верно. – Угву кашлянул. Пора бы спросить у Харрисона про слезоточивый газ, но вместо этого Угву сказал: – Хотите посмотреть, где я теперь живу?
– Пойдем. – Харрисон поднялся.
Когда зашли в комнату, Угву указал на потолок с черно-белым узором и похвалился:
– Моя работа.
Угву несколько часов подряд выводил этот узор горящей свечкой, прерываясь, чтобы передвинуть стол, на котором стоял.
– O maka, красота! – Харрисон оглядел узкую пружинную кровать в углу, стул и стол, рубашки на гвоздях, две пары туфель, аккуратно пристроенные у стенки. – Туфли новые?
– Хозяйка привезла мне из Баты.
Харрисон потыкал пальцем кипу журналов на столе.
– Ты это все читать? – спросил он по-английски.
– Да. – Журналы Угву нашел в мусорной корзине в кабинете. В «Математических анналах» он ни слова не понял, зато осилил несколько страниц «Социалистического ревю».
Снова полил дождь. Капли стучали по железной кровле все громче, а Угву и Харрисон, стоя под козырьком, смотрели, как льются с крыши струи воды. В конце концов Угву решился:
– Вы не знаете, где можно достать слезоточивый газ?
– Слезоточивый газ? Зачем тебе?
– Я прочел о нем в газете у Хозяина. Интересно, что это такое.
Угву не стал говорить Харрисону, что на самом деле услышал о слезоточивом газе, когда Хозяин рассказывал про депутатов в Западной палате Законодательного собрания – как они дрались и лягались, а потом приехала полиция, всех обрызгала слезоточивым газом, и они попадали без чувств, а помощники разносили их по машинам. Вот так штука, слезоточивый газ! Если от него теряют сознание, хорошо бы его раздобыть. И испытать на Ннесиначи, когда они с мистером Ричардом поедут на праздник ори-окпа. Надо отвести ее в рощицу у источника и сказать, что слезоточивый газ – волшебное средство, которое дарит здоровье. Она поверит. Она так удивится, увидев его в машине с белым, что поверит чему угодно.
– Достать его очень трудно, – вздохнул Харрисон.
– Почему?
– Рано еще тебе знать почему. – Харрисон таинственно кивнул. – Вырастешь – расскажу.
Угву сообразил, что Харрисон сам не знает, что такое слезоточивый газ, только не признается. Жаль. Надо обратиться к Джомо.