— Как работа, доволен? — поинтересовался Прем.
Я вздрогнул. Вино расплескалось на одежду.
— Нормально, ваше святейшество, не жалуюсь. Спасибо.
— Нашел что-нибудь интересное?
Я старался отвечать размеренно, тщательно подбирая слова, а то еще сболтну, чего не следует.
— Ваше святейшество, вам же известно, что все, что я нахожу… Все, что к скверне относится, я сдаю инквизиции.
— Знаю-знаю.
«Хлоп», — вылил шелтское в рот Великий Инквизитор. Потекли по тонким губам красные капли, впитались в бордовый плащ.
— Знать-то знаю, но мало ли… Вдруг скверна и в твой дом проникла?
И — зырк на меня синим глазом. Аж мороз по коже.
— Ладно, не напрягайся ты так. Давай, пей лучше. Да минет нас скверна! — Великий Инквизитор поднял ладони вверх, к Белой Луне. — И так с каждым циклом все больше и больше оскверненных на вознесение отводим. Жалко будет потерять своего ручного профессора.
Надо же, еще и ехидничает. Ползун несчастный.
— Я постараюсь не поддаться скверне, ваше святейшество, — выдавил я робкую улыбку.
— Пойду я, — Великий Инквизитор поднялся, с сожалением глядя на пустой бокал. — Бутылку тебе оставляю. Угощайся. Может, девицу какую пригласишь.
Великий Инквизитор заговорщицки подмигнул. А у меня сердце — бу-бух, чуть из груди не выскочило.
— Ну что вы, ваше святейшество…
— Ладно-ладно, — хихикнул Прем. — Дело молодое.
И исчез в коридоре. Ровной походкой пошел, зар-р-раза, будто и не пил.
«Раз, два, три, четыре», — начал считать я.
«Бум», — хлопнула входная дверь. Все — ушел. Я прислушался — тишина, никого. Бросился к шкафу, открыл дверцы.
— Играда, вылезай. Уже ушел, — я протянул руку.
Из вороха одежды появилось миловидное улыбающееся личико, обрамленное копной всклокоченных желтых волос, затем женская рука схватилась за мою ладонь, и из шкафа выбралась Играда.
— Чего он приходил? — кивнула Игра на дверь.
— Да так… Нечистый его знает.
Игра все не отпускала мою ладонь. Рукав ее халата сполз к локтю, и я невольно опустил глаза. Вся рука от локтя до кисти была покрыта, словно коростой, серой твердой кожей.
Скверной.
Впервые я встретил Играду три цикла назад во время инквизиторской облавы.
— Впустите, пожалуйста, впустите!
Кто-то настойчиво колотил во входную дверь.
— Иду уже… Что случилось?
«Облава! Всем оставаться на своих местах, инквизиция. Расстегнуть одежду», — доносились крики издалека. С одной и другой стороны квартала. Выхода не было. Только спрятаться по домам, разбежаться, как мыши по норам. Нет, если ты не поражен скверной, то чего бояться? Правильно — нечего. А если поражен?..
— Да впустите же вы!
Я открыл дверь. В дом ввалилась девушка, упав мне на руки. Ее желтые волосы пахли солнечным ветром. Она прижалась ко мне, и я почувствовал нервную дрожь тела. И маленькие упругие груди под тонкой тканью платья.
— В дом, быстрее!
Девушка заглянула мне в глаза. Ее зрачки были зелеными, как морской прибой.
— Прячься, — указал я на шкаф.
Девушка, словно маленький, выкопанный на поверхность подземник, зарылась в груду белья.
И тут же раздался стук в дверь.
— Инквизиция, открывайте!
Я открыл. На пороге стояли трое — двое гвардейцев с заряженными метательными трубками и молодой инквизитор. Совсем еще мальчишка. Кажется, его недавно приняли.
— Расстегивай одежду! — рявкнул усатый краснолицый гвардеец.
Мальчишка-инквизитор слегка покраснел. Видимо, не доставляло ему удовольствия разглядывать голые мужские тела. Сочувствую. Я расстегнул пуговицы.
— Чист, — проворчал гвардеец. — Кто еще в доме?
— Никого, — ответил я.
Нечистый его забери! Не умею я врать. Кажется, голос ломкий стал. И лоб испариной покрылся.
— Идемте, — сказал инквизитор. — Это же профессор Тард. Он под защитой Великого Инквизитора. У нас служит.
Уф-ф, пронесло.
Когда патруль утопал дальше, я вернулся к шкафу. Помог выбраться девушке — маленькому желтому солнышку.
— Спасибо, — пробормотала она, опустив глаза. — А вы правда профессор? Такой молодой?
«Да уж, — хотел было сказать я, — у нас в Академии нынче большая текучка кадров».
Но вместо этого произнес:
— Покажи.
Девушка закатала рукав. По руке расползлось серое, цвета Луны Нечистого, пятно скверны.
— Меня зовут Играда, — сказала девушка и улыбнулась.
Играда сидела на диване, поджав под себя ноги, и держала бокал с вином. Элегантно сидела, словно аристократка. Не скажешь, что была детской учительницей в своей прошлой — до скверны — жизни.
А сейчас скверна с каждым днем все выше и выше поднимается по ее руке. Скоро серая твердость переползет на тело, затянет голову… А дальше? Дальше оскверненные становятся образом не Создателя, а Нечистого. Я с тревогой бросил взгляд на Играду. Совсем кожа у нее на лбу тонкой стала. Вот-вот третий глаз, порожденный скверной, прорежется.
— Что там? — спросила Игра.
— Ничего, — поспешил я обнять девушку. — Все нормально. Я обязательно найду лекарство. Мы вылечим тебя.
— Вылечим, — Играда тяжело вздохнула. — Это же не болезнь. Это не заразно. Это проклятие Нечистого.
Девушка попыталась спрятать лицо в ладонях, но я схватил ее за руки. Заглянул в глаза.
— Понимаешь, мне надо разобраться, что такое эта скверна. И тогда я пойму, как от нее избавиться.
За окном ярко светили Луны. Белая Луна Создателя оставляла на полу светлые пятна. Серая Луна Нечистого добавляла к пятнам темные тона. Сегодня начало цикла — период Вознесения. Праздник, отмечающий дни, когда Создатель и Нечистый покинули наш мир и создали Луны. Луна Создателя — рай для душ, куда после смерти попадают праведники. Те, кто не копаются в земле в поисках старинных предметов. Не задают подозрительных вопросов: «Что было раньше? Отчего нам так сложно постичь мудрость древних книг? Почему все древнее — скверна?»
Вот такие умники, которые хотят слишком много знать, являются одержимыми Нечистым. Они попадают в ад — на Серую Луну. Они и еще те, кто носит на себе печать скверны. Доблестная инквизиция ускоряет их вознесение.
Сегодня, в начале дней Вознесения, Луны приближаются друг к другу и опускаются к самой земле. Море поднимается высоко, пытаясь бурными волнами разбить скалы. Если когда-нибудь это случится, то наш город рухнет в воду. Даже до моего дома в центре города доносится шум ударяющихся о камни волн. Защити нас, Создатель!
Я поднял ладони к Белой Луне.
А над Лунами висело ночное небо, расцвеченное белыми и серыми красками. Сейчас дальше Лун ничего не видно, но в другие дни… Когда заканчивается праздник Вознесения и цикл достигает середины, Луны отдаляются, становятся намного меньше, и далеко-далеко на небе загораются маленькие желтые звезды. Говорят, что это фонари Создателя и Нечистого, которые освещают им небесный путь. Но мне кажется совсем другое…
— Покажи, куда уже поднялась? — обернулся я к Играде.
Девушка расстегнула пуговицу и медленно опустила халат. Серая скверна с ее руки уже протянула свои щупальца на плечо. Я прикоснулся — твердая скверна едва прогибалась под пальцами. Медленно я опустил ладонь ниже — на гладкую и теплую женскую кожу.
— Я с каждым днем все больше и больше похожа на Нечистого, да?
— Не говори ерунды, — я обнял Играду.
Звякнул о доски пола упавший бокал.
— Кажется, мы разлили вино, — горячее дыхание девушки щекотало мне ухо.
— Ну и Нечистый с ним, — сказал я.
Через час, когда я уже засыпал, обнимая Игру, перед моим взором вновь возникла старинная картина, которую я нашел давно, еще в начале своей службы в инквизиции. На картине было изображено черное небо, наполненное сверкающими звездами. Небо дышало бесконечным пространством, манило неведомыми далями. И мне показалась, что там, из черных глубин, кто-то смотрел на меня пристальным вопрошающим взглядом.
Звал.
А в небе замерла непонятная конструкция, в которой переплелись металлические кубы и цилиндры.
У меня не было тогда другого выхода — я отдал картину инквизиции. Как старинную вещь — источник скверны.
И я подумал, а что, если Создатель живет не на Белой, а вот в этом непонятном небесном доме, изображенном на картине? Но потом я прогнал эту мысль — глупость какая. Странное сооружение не вызывало у меня священного трепета. Мне хотелось его изучить, понять, использовать… А Создатель, он… Я вновь почувствовал манящий взгляд из звездных глубин.
А Создатель давно нас покинул…
Когда я подумал это в первый раз, то сам испугался собственных мыслей. Да! Создатель покинул мир! Он ушел в эти далекие дали и зовет за собой нас — своих детей. А мы… Мы не слышим его зов. Мы покрываемся скверной и не понимаем, что это такое.
Вот за такие мысли можно запросто угодить в инквизицию и вознестись.
Я поднялся и зажег газовый светильник. Приподнял одну доску с пола, запустил руку в тайник и достал древнюю книгу. Белые страницы были сделаны из неизвестного мне гладкого твердого материала. Я изучал книгу уже целый цикл, пытаясь найти ответ. Понять суть бытия.
— Что там у тебя? — сквозь сон спросила Игра. — Опять твоя книга?
— Да. Ты спи. Извини, что зажег свет.
Текст в книге был и понятен и чужд одновременно. Привычные буквы складывались в совсем незнакомые слова. Древние. Отмеченные Нечистым. Да, полно — верю ли я в Нечистого? В Создателя — верю. А в Нечистого? Почему инквизиция останавливает развитие науки, прикрываясь защитой от скверны? Ерунда какая-то.
Вновь и вновь я возвращался к книге, вчитывался в древние слова, с трудом улавливая их смысл.
«История довоенных космических исследований и колонизаций».
«Планета с орбитой в зоне жизни».
«Два спутника, чей период обращения…»
«Космическая станция…»
Книгу я обнаружил случайно.
Была середина цикла. Море, уведенное за собой Лунами, ушло далеко от берега, обнажив дно и прибрежные пещеры в отвесных скалах. По мокрому песку бродили группы охотников за ползунами и мидиями. Кое-где бордовыми силуэтами стояли инквизиторы, наблюдая за процессом: не приведи Создатель, если кто найдет и утаит скверну — древнюю вещь. А море порой было богато на подобные находки.