Август был доволен прогрессом. Он проследил за ней из окна, потом сел и стал вспоминать ее потрясшую его грудь. Объятия, стоны, дурманящий запах кожи — и штурм ее тела. Который в целом можно было назвать успешным. Он не думал, что она сама расстегнет лифчик или даст целовать губами ее не целованную — никем, никогда — грудь.
Лежа ночью в кровати Лауры, он отвечал на ее вопросы.
— Когда работает твоя мама?
— С девяти утра до семи вечера.
— Я хочу прийти к тебе в гости. Мне кажется, что у себя дома ты будешь более расслаблен.
Еще бы! Заниматься амурными делами под угрозой поимки и выстрела — не самое расслабляющее времяпрепровождение.
— Когда твоих родителей и брата не будет за стеной…
— Я приду завтра в четыре, ты сможешь пропустить школу?
— С превеликим удовольствием!
Школу он любил так, что эту любовь сравнишь разве… с безумием.
Август вернулся с тренировки домой и, умыв лицо, сел ждать Лауру. Она пришла несколько минут спустя и быстро заскочила в приоткрытую дверь.
— Я боюсь, твоя лучшая подружка увидит меня. И растрезвонит всему городу!
— Это КТО?
— Злата. У тебя с ней, кстати, не платонический роман?
— Ты с ума сошла, ее мальчики абсолютно не интересуют!
— Но такой мальчик, как ты…
Она подошла к нему близко и потянулась губами.
— Тем более она моя «молочная» сестра.
— Когда это вы с ней одно молоко сосали?
— Лаура!
— Хорошо, больше не буду шутить, раз тебя это так волнует. Но объяснить ей, что я делала в твоей квартире, будет все равно очень трудно. Где мы сядем?
— Или ляжем?
— Как пожелает ваше величество!
— В спальне, мы еще там никогда не были…
Они сели на первую кровать (их было две) и обнялись.
— Скажи, что ты хочешь? Я все сделаю для тебя, — зашептала вдруг Лаура. — Все!..
Было еще светло. Он ждал этого момента очень давно…
— Я хочу увидеть тебя голой… Совсем.
Как это ни смешно, после стольких свиданий он еще не видел ее голой при свете, — они все время находились и общались во тьме.
— О, мой нежный мальчик, я сделаю, как ты пожелаешь.
Лаура встала и отошла от него к зеркалу. Она начала медленно расстегивать кофту, потом юбку, та упала к ее ногам. Она расстегнула на спине лифчик и осталась почти обнаженной, в одних только трусиках. Он в упор разглядывал ее грудь, плечи, бедра, живот и ждал. Она поняла его взгляд и нерешительно взялась за трусики на бедрах. Потом утвердилась в его глазах и стала медленно-медленно опускать их вниз. Он замер. Еще секунда — и она осталась совершенно голой. Он с интересом и волнением смотрел на ее лобок, голые бедра, опять поднялся взглядом к груди. Перед Августом впервые стояла живая голая девушка. Она, закрыв глаза, протягивала руки к нему, а ее губы говорили: делай, что хочешь, делай все, что ты хочешь!..
Он подошел и приник к ее голому, возбуждающему телу Она стала быстро расстегивать на нем рубашку, шорты, и они опустились на постель. Лаура сразу потянула Августа на себя, как в ночные свидания. Теперь его член касался ее нежного лобка, и разделял это касание только тонкий нейлон его плавок. Он смял ее грудь своею и стал целовать ее шею.
Она зашептала ему в ухо, нежно щекоча языком:
— Ты можешь их снять. Не бойся, я хочу его почувствовать.
Он задохнулся от ее предложения, понимая, что оно значит. Поколебался и, испугавшись, не решился. Они мяли, жали, терли, целовали тела друг друга два часа подряд. Переворачиваясь и катаясь по постели. Вся ее грудь была зацелована. Последнее время она ходила только в свитерах с высоким горлом.
Августа свербило и мучало ее предложение. Ему было стыдно своего страха, но он хотел сберечь ее. Понимая, на что Лаура решилась ради своих чувств к нему. Все время думая об ее предложении, Август понимал, что она не из тех девушек, кто говорит и не делает. И уже скоро ему придется переступить непривычный рубеж и раздеться догола перед обнаженной девушкой. Когда оба будут обнажены, — что дальше делать и как, он не знал…
К восьми вечера Лаура неохотно стала одеваться.
— Ты придешь сегодня к двенадцати? Я так скучаю по тебе.
Совершенно неожиданно мама пришла раньше, чем он ожидал. Слава Богу, они были уже одеты.
— Познакомьтесь, это моя мама, а это Лаура.
— Очень приятно, — сказала гостья. — Занимайся, я побежала!
Август чуть не рассмеялся. За ужином мама спросила:
— Какая приятная девочка, кто ее родители?
Август решил, чтобы ее не шокировать, не говорить.
— Ты с ней встречаешься? — как само собой разумеющееся, спросила мама Ольга.
— Занимаемся уроками, — ответил Август.
— Какими только! — улыбнулась мама.
На следующий день он ожидал в гости Мадину. Она опаздывала. И влетела запыхавшаяся.
— Я во дворе напоролась на Златку. Пришлось объяснять, что иду к родственнице.
— Нехорошо говорить неправду, — сказал Флан, улыбнувшись. — Я никак не похож на вашу родственницу.
— А ты хочешь, чтобы я ей рассказала действительно, к кому я иду?!
— Ей это будет очень интересно, она обожает сплетни.
Мадина была в той же водолазке, и он удивился. Она широко округлила глаза:
— Ты видел позавчера, что ты оставил на моей шее?..
Он покачал отрицательно головой. И она отвернула воротник.
— Засос! Я никогда не представляла, что они так выглядят. Я всю ночь не спала…
— Прости, пожалуйста… — начал Август.
— От счастья! Мне пришлось не пойти на физкультуру. А на грудь смотреть страшно, там светлого пятна не осталось, везде твои губы и зубы.
— Я еще раз прошу… Что забылся.
— Но мне это так нравится, я сама удивлена. Почаще забывайся, — нежно прошептала она.
Однако, несмотря на все ее возбуждение, в спальню ему завести Мадину не удалось, и они легли в зале на широкий диван. На сей раз вдоль, а не поперек, это давало Августу больше пространства для маневров.
Они достаточно быстро проскочили пройденные уже этапы — грудь-лифчик-живот, и дошли до исходной, не захваченной пока позиции. Он с увлечением целовал ее соски, она прижимала его голову к груди, водолазка вся была собрана на шее.
Рукой он опять стал мягко и вкрадчиво поднимать ее юбку, поднял до бедер. Первый рубеж был пройден. Без сопротивления. Он стал гладить ее бедра, как будто между ними не было средины. Она купилась на это, пока он не коснулся посередине. Его рука и ее холм замерли одновременно.
— Нельзя, — прошептала она. — Только не это, я девушка…
Вот уж в чем он никогда не сомневался, что она — не мальчик.
— Я не буду ничего делать, не бойся, — прошептал он ей в ответ.
— Ты обещаешь?
Он уже гладил ее лобок через трусики. Ему нравилась ее инфантильность, темперамент и жадное желание неизведанного. Разрывающее Мадину на части.
Он ласкал, вместо слов, ее крутой, нежный выступ, но только сверху, по треугольнику, так как бедра были крепко сжаты. Там было что сжимать, и раздвинуть их можно было разве что домкратом. Когда он понял, что второй рубеж покорен, он лег на нее всем телом, так, что грудь вдавилась в грудь, а его член уперся точно и твердо в ее холм-лобок. Не сговариваясь, они начали странные, аритмичные телодвижения, которые со стороны напоминали, скорее, движение пилы по…
Она громко застонала, впервые не стесняясь, и задержала его мочку уха губами.
— Еще, еще, — шептала она, — не останавливайся.
Он и не думал. Он только волновался и думал, как бы не перетереть возбужденную уздечку об ее лобковую кость, хотя и покрытую плотью, но… Август продолжал целовать ее шею, уши, губы, соски, ребра, низ живота. И она не переставала двигаться, извиваться и сжимать его в объятиях. Потом отпускала, но, как в судороге, страстно сжимала плечи опять.
Она никогда не предложит снять трусики сама. Подумал он и решил: придется их порвать. И от простоты решения Августу стало легко и свободно. Их выступающие органы продолжали скользить и вжиматься друг в друга. Он мял ее груди ладонями, и чем сильнее сжимал их, тем больше она возбуждалась.
В конце свидания она сказала ему очаровательную фразу, которая ему понравилась больше всего:
— Август, ты забыл поставить музыку!..
Он не рассмеялся только потому, что его член упирался в ее живот. И было неудобно.
Утром двор облетела страшная весть: Мазура повесился. Его обнаружили висящим с проволокой вокруг шеи на газовой трубе около квартиры Иры Портновой. Ноги были подогнуты, язык вывалился, словно его кто-то учил этому. Сначала заподозрили, что его убили, а потом подвесили на трубу в подъезде, чтобы скрыть убийство. Но следователь пришел к выводу, что это — настоящее самоубийство. Иры на похоронах не было, дружки Мазуры косо смотрели на нее. И косвенно винили в случившемся. Никто себе представить не мог, что Мазура такой сентиментальный. Неделю во дворе не играли в футбол. А вечерами много пили, играя грустные песни на гитаре.
Лауре понравилось пропускать школу и вместо нее приходить в «школу Августа». Он угощал ее чаем, конфетами, после чего они сразу раздевались, так как к двум она должна была появиться дома.
Он целовал ее грудь, губы, шею, она зацеловывала его тело и сжимала в объятиях. Они сильно возбуждались и чувствовали, что дошли до предела, до упора. Они были у границы. И должны были или перейти Рубикон или найти другой способ дня охлаждения (удовлетворения) своего невероятного возбуждения.
— Сними трусики, — снова прошептала Лаура, — я тебя очень прошу.
Это повторялось уже третье свидание. Однако в этот раз Август сдался и — снял. Первое, что почувствовала его раскаленная плоть, — ее живот. Как будто жгучие токи вонзились в его головку. Теперь он чувствовал волоски ее лобка, они нежно щекотали, тёрли и сильно возбуждали член, когда касались его. Он водил им вверх-вниз, слева-направо, и каждое перекатывание сопровождалось новыми сладко-больными покалываниями. Он целовал ее грудь и капельки пота под мышкой. Но что делать со своим возбуждением, как найти ему выход или — вход, Август совершенно не знал. Где он мог об этом узнать?! Тела их терлись, вдавливались, прижимались и безумно хотели найти выход, — удовлетворение. Но выхода не было.