Половое воспитание дошкольников
Все исследователи, с каких бы позиций они ни рассматривали детство, единодушны во мнении о том, что первые 5–6 лет жизни — это тот период, в котором формируются базисные слои психики и личности, существенно влияющие на динамику последующего развития. Ни один другой возраст не знает таких головокружительных темпов развития: от первого слова в 10–11 мес до 200–300 слов в 2 года и 1200–1500 в 3 года (напомним, что словарь повседневной речи взрослого человека обычно состоит из 1500–2000 слов). Иногда для иллюстрации этих темпов используют образное сравнение, утверждая, например, что примерно половину пути интеллектуального развития человек проделывает к 4 годам [Blum В., 1964]. Не менее поразительны темпы развития и других сторон личности: ребенок проходит путь от способности к общению до потребности в общении и инициативного общения [Каган В. Е., 1983], выделяет себя из среды и осознает свое физическое и психическое «Я», проходит период «кризиса 3-летних» и к 6–7 годам начинает осмысливать собственные переживания и ориентироваться в них. Изменяясь под влиянием среды, ребенок меняет свое отношение к ней: стремление к удовлетворению органических потребностей все более перерастает в диктуемую содержательными и эмоциональными мотивами деятельность [Выготский Л. С, 1984]. Это возраст, в котором адаптация преобладает над индивидуальностью [Петровский А. В., 1984], но и предполагает ее как необходимое условие. Даже в младенчестве, когда среда создает условия для развертывания врожденных программ, дети неодинаковы; уже в это время могут быть выявлены некоторые различия в реагировании и поведении мальчиков и девочек. От предпосылок психосексуальной дифференциации к сформированным половым ролям/идентичностям — таков путь дошкольника.
Динамика полоролевого поведения
Связанные с полом различия обнаруживаются уже с первых дней жизни. У девочек ниже, чем у мальчиков, пороги тактильной и болевой чувствительности, они дольше спят. У мальчиков лучше мышечное развитие и способность удерживать головку. У новорожденных девочек больше, чем у мальчиков, усиливается аппетит при подслащивании пищи. В 3 мес для мальчиков при выработке навыка, например, фиксации взгляда на предмете, лучшим поощрением служит визуальное поощрение (показ белого круга на ярком цветном фоне), а для девочек — слуховое (ласковый голос). В 6 мес у девочек сердцебиение замедляется больше при прослушивании джазовых мелодий, а у мальчиков — при восприятии немузыкальных прерывистых звуков. R. Green (1974), обобщая эти данные, замечает, что, хотя значение их может казаться сомнительным, за ними должны скрываться существующие уже к рождению реальные различия. В отличие от интерпретаторов его работ, видящих в них исключительно доказательство роли социальных влияний на формирование пола, сам R. Green рассматривает вопрос шире: будет ли, например, фемининный по таким признакам мальчик и в последующей жизни фемининным и насколько результативным феминизирующим влиянием на мальчика будет обладать обращение с ним в младенчестве как с девочкой?
Различия игрового поведения мальчиков и девочек впервые прослеживаются в 13 мес. Девочки менее охотно уходят с материнских рук, чаще возвращаются к матери и оглядываются на нее, чаще стремятся вступить с ней в непосредственный физический контакт, их игры пассивнее, чем у мальчиков. При отделении ребенка от игрушек барьером мальчики чаще двигаются вдоль него (возможно, пытаясь его обойти), а девочки чаще плачут и требуют помощи матери. Наблюдение тех же групп через 6 мес показало, что матери девочек чаще, чем мальчиков, вступали с ребенком в телесный контакт и говорили с ним. Как понимать значение этих данных, цитируемых R. Green? Известно, что уже в младенчестве мальчики получают от матери больше физической стимуляции, а на долю девочки приходится больше голосовых имитаций. Одни исследователи полагают, что эти различия в поведении матерей обусловлены врожденными половыми различиями детей (лучшее физическое развитие мальчиков и более высокие языковые способности девочек) — мать как бы подстраивает свое поведение под особенности ребенка. Другие, наоборот, считают, что поведение матери формирует эти различия. Большая склонность девочек искать опору в матери обнаруживается не только у человека, но и у приматов: это можно с равными основаниями понимать и как подтверждение биологической детерминации поведения мальчиков и девочек, и как результат известного сходства ранней социализации у приматов и человека.
Изучение предпочтений мальчиками и девочками тех или иных игрушек наталкивается на трудности достоверной интерпретации выбора. T. Tieger и L. Paulinson (1978), сравнив ряд таких исследований, заметили, что выявление половых различий в игре зависит от методики исследования и позиций исследователя, а работы, выявившие различия, проведены раньше опровергающих. Приверженцы ортодоксального психоанализа обращали внимание на то, что мальчики чаще используют строительный материал для возведения вертикальных конструкций, а девочки — для выкладывания плоских пространств с открытым входом; это рассматривается как символизация мужских и женских гениталий, но вопрос о том, кому принадлежат эти фаллические и вагинальные ассоциации — детям или исследователям, остается открытым.
Вместе с тем, несомненно, что половые различия в содержании и стиле игры существуют уже на 2-м году жизни и что к 4 годам мальчики более маскулинны, чем девочки фемининны. Девочки этого возраста в соответствующей ситуации вполне могут повести себя как мальчики; однако мальчики даже там, где фемининное поведение обеспечивало бы больший успех, ведут себя подчеркнуто маскулинно, обнаруживая более инициативное, активное, соревновательное и агрессивное поведение, чем девочки. Так называемый «кризис 3-летних» у мальчиков протекает резче и конфликтнее.
Мы уже говорили, что в дошкольном возрасте совершается этапное развертывание и становление половых ролей / идентичностей: первичная идентичность — роль — единство роли и идентичности. Напомним вкратце, что первая категория, в которой ребенок осмысляет свое «я», это категория пола. К 1½—2 годам ребенок знает, мальчик он или девочка, но не знает, почему это так. Далее разворачивается этап освоения половых ролей и знакомства с различиями полов. На этом этапе (1½—5 лет) ребенок допускает обратимость пола, рассматривая его как временное и меняющееся состояние индивида, а не его постоянное свойство; половые роли и идентичности еще формируются и могут диссоциировать. Лишь к 5–6 годам в ходе нормального развития роли и идентичности сплавляются и становятся сторонами единого качества. К этому возрасту ребенок уже знает, что он вырастет и будет мужчиной (или женщиной), хотя количественная разница «мальчик — мужчина» («девочка — женщина») может казаться ему много больше, чем качественная разница сверстников разного пола.
Не утихшая пока дискуссия о биологической или социальной детерминации этих процессов носит весьма отвлеченный характер, ибо процессы эти биосоциальны. Считается, что генитальный пол новорожденного сигнализирует взрослым о необходимом стиле общения с ребенком — анатомический факт переводится в информационный знак, становится фактом языковым. Исходя из проведенных им исследований, наш сотрудник И. И. Лунин считает, что отправным моментом формирования первичной половой идентичности до начала речевого развития ребенка являются используемые в общении с ним коммуникативные средства и обозначения (указания пола — «мой мальчик», скрытая в ряде имен информация о поле, тембровая и интонационная окраска мужской и женской речи и проч.). Должен, однако, существовать некий «ключ», при помощи которого ребенок может расшифровать указания на свой пол, сравнить и соотнести средства идентификации с «я» и «не я». Нахождение этого «ключа» едва ли возможно без учета того, что уже новорожденные девочки и мальчики по-разному реагируют на мужчин и на женщин. Направление половой дифференциации определяется не только средовыми факторами, но и врожденными особенностями реагирования. Да и сами языковые стороны половой идентификации неоднозначны, как вообще неоднозначно соотнесение языка и реальности, им обозначаемой: «Робинзонада личного опыта, когда в сознание ребенка сначала входит некоторый объект, которому подыскивается слово, представляет лишь одну сторону процесса. Не менее важной является другая: ребенок получает не отдельные слова, а язык как таковой. Это приводит к тому, что огромная масса слов, уже вошедших в его сознание, для него не сцеплена с какой-либо реальностью. Дальнейший процесс «обучения культуре» заключается в открытии этих сцеплений и в наполнении «чужого» слова «своим» содержанием»[36]. В ходе половой идентификации ребенок и подыскивает названия для проявления пола, и наполняет обозначения пола конкретным содержанием.
Сексуальное поведение
За понятием взрослого сексуального поведения скрывается вполне определенный смысл. Если же суммировать мнения разных исследований о сексуальном поведении детей, то в него войдут мастурбация и другие способы раздражения гениталий; поглаживание, почесывание, царапание тела; все виды сосательных действий (сосание языка, пальцев, вещей); кусание ногтей; кусание и облизывание губ; ковыряние в носу; трихотилломания; чрезмерная нежность; сквернословие; связанные с полом фантазии; надписи и рисунки на стенах полового или кажущегося таковым содержания; задержка дефекации и мочеиспускания; подглядывание за обнажением и естественными отправлениями других людей; стремление причинить физическую или душевную боль другим либо быть объектом такого причинения; вообще все формы любознательности и любопытства, так или иначе обращенные на пол, и т. д. Такое расширительное толкование детской сексуальности, во многом обязанное ассоциациям взрослых, требует осторожности тем большей, чем младше ребенок. Диагностическое их значение различно [Ковалев В. В., 1985]. Действительно, многие из перечисленных проявлений могут обретать сексуальную окраску. Мы, например, неоднократно наблюдали, как резкое прекращение сосания пальца сменялось мастурбацией и наоборот. Но в целом подавляющее большинство этих проявлений следует считать условно сексуальными и судить об их сексуальности по сочетанию с другими прямыми ее проявлениями или смене их друг другом [Исаев Д. Н., Каган В. Е., 1979].
Не задерживаясь на многократно обсуждавшихся взглядах 3. Фрейда на детскую сексуальность, отметим лишь, что в рамках нашей модели психосексуальной дифференциации сексуальность у дошкольников представлена не целостным качеством, а его разрозненными элементами, сторонами, предпосылками, а поэтому мнение об аутоэротичности ребенка, если понимать эротическое как высшую психическую переработку сексуального, едва ли обоснованно: эротическое формируется лишь на основе складывающегося сексуального. Внешнее сходство поведения ребенка с теми или иными проявлениями сексуального поведения взрослых еще не обозначает идентичности мотивов и переживаний ребенка и взрослого. А. Gesell и F. Sig (1973) описывают сексуальное поведение дошкольников так. В возрасте от 10 мес до 1 года дети трогают гениталии, но началом мастурбации это становится крайне редко. В 1½ года появляется особая нежность к матери, особенно при усталости или мокром белье. В 2 года дети стремятся поцеловать мать перед сном, начинают различать мальчиков и девочек по одежде и прическе. В 2½ года знают о своих половых органах и раздетые могут играть ими; проявляют интерес к обнажению других людей; различают мальчиков и девочек по позам при уринации, хотя еще не могут объяснить этого; появляется интерес к физиологическим отличиям полов, вопросы о материнских грудях. В 3 года спрашивают о различиях полов, позах при уринации; стремятся рассматривать тело взрослого и касаться его, особенно — материнской груди; интересуются малышами и просят братика или сестричку; спрашивают — откуда берутся дети, где они были раньше, но еще не понимают рассказов о развитии внутри тела матери; говорят, что женятся на матери или выйдут замуж за отца, когда вырастут. В 4 года играют пупком, спрашивают о нем; при внезапных волнениях может возникать позыв на мочеиспускание; появляются игры с обнажением, демонстрацией гениталий и уринации; иногда подолгу повторяют «неприличные» слова; внимание к обнажению других может сочетаться с требованием ребенка не глядеть на него раздетого; спрашивают — как дети попадают в живот к матери и выходят оттуда, но могут и настаивать на том, что их купили в магазине. В 5 лет снижается интерес к анатомическим различиям полов, появляются вопросы о детстве родителей, просьбы о сестре или брате, намерение иметь в будущем своих детей. В 6 лет нередок интерес к тому, как обзавестись детьми — не больно ли это, какова роль отца; повторяя дома то, что слышали на улице, ждут реакции родителей.
Нетрудно заметить, что и в этом описании круг сексуального поведения расширен. По данным наших опросов (Д. Н. Исаев, Н. В. Александрова), мастурбация в возрасте до 7 лет по опросам молодежи отмечена у 2,5 % юношей и 5 % девушек. По сведениям родителей мастурбируют 5 % детей, а по сведениям воспитателей детских учреждений — 11 % детей. О подглядывании за обнажением, уринацией и дефекацией, интимной жизнью взрослых припомнили 5 % юношей и 4 % девушек. Родители полагают, что такого рода интерес распространен шире (25 %), сходного мнения придерживаются и воспитатели. Родители и воспитатели отметили попытки обнажения у 5 % детей, но лишь около 3 % молодежи (чаще юноши) смогли припомнить это у себя. Примерно 5 % мальчиков и 8 % девочек влюбляются в лиц другого пола разного возраста. Педагоги примерно у 30 % детей, а родители — у 15 % отмечают особую привязанность детей к животным. Как и привязанность к персоналу детских учреждений, обнаруженная примерно у 30 % детей, это не имеет сексуального значения, но может указывать на недостаточный эмоциональный контакт с родителями, затрудняющий половую дифференциацию. Не исключено, что случаи желания детей изменить свою половую принадлежность (12 %) объясняются мотивами их привязанности к посторонним людям. Редкие случаи страха утраты половых отличий связаны, по-видимому, с ошибками воспитания: запугиванием, родительским отверганием, инвертным воспитанием, ревностью к сиблингу. Игры с взаимным раздеванием отмечены родителями 50 % детей. По мнению матерей — 5 %, а по мнению воспитателей — 10 % детей проявляют интерес к «неприличной» тематике, хотя этот интерес не обязательно сексуален и может быть просто средством привлечения внимания и самоутверждения.
В ходе формирования физической идентичности ребенок, начиная с раннего возраста, открывает различные части тела и знакомится с доставляемыми ими ощущениями. Жалобы на ощупывание младенцами гениталий преувеличены — матери забывают, что пеленки обычно снимаются при взрослых. У мальчиков-младенцев отмечаются эрекции penis'a — они легко провоцируются переполнением мочевого пузыря, прямой кишки, кожными раздражениями, а во сне связаны с фазой быстрых движений глаз. Телесное удовольствие от манипуляций с гениталиями младенец начинает получать не ранее 6-месячного возраста; интенсивность проявлений в этот период различна у разных детей [Oliver J., 1974].
Младенческая мастурбация встречается чаще у девочек. Проявления ее разнообразны: раздражение гениталий руками, трение гениталиями о предметы или тело взрослого. Некоторые дети бьют себя пятками по ягодицам, лежа на животе. Но чаще всего она выглядит как сильное сжатие сомкнутых или скрещенных бедер с вытянутым и напряженным, иногда — почти до опистотонуса, телом и явным возбуждением, гиперемией кожи, удовлетворенным «мычанием»; это длится от долей минуты до минут (попытки прервать это состояние вызывают резкую реакцию неудовольствия), а затем после оргазмоподобного «взрыва» активности наступает расслабление тела, сопровождающееся бледностью, потением, иногда последующей сонливостью. У мальчиков при младенческой мастурбации наблюдаются ритмичные движения тела с характерной пульсацией penis'a и толчкообразными движениями таза, явными изменениями чувствительности и завершающим напряжением с последующим расслаблением. За исключением эякуляции это вполне соответствует картине мужского оргазма, и А. Kinsey наблюдал такие картины даже у 5-месячных младенцев.
Чаще всего младенческая мастурбация проходит без каких-либо последствий. Примерно в 20 % случаев она продолжается (как правило у девочек) до достижения умения вызывать оргастическую реакцию [Bakwin Н., Bakwin R., 1972]. Стереотипность ее проявлений и преходящий характер заставляют думать о неравномерности созревания глубоких структур мозга, которую не следует непременно связывать с невропатической конституцией, энцефалопатиями или умственной отсталостью. Врачебная консультация тем не менее уместна, а сохранение мастурбации к 2 годам заставляет искать причины того, почему это явление затягивается.
В более старшем возрасте круг причин мастурбации расширяется, и она может быть, по нашей [Исаев Д. Н., Каган В. Е., 1986] классификации, симптоматической (при раздражении гениталий инфекционно-соматическими и физическими влияниями), фрустрационной (смягчающей переживание эмоционального дискомфорта), невротической, привитой (подобно другим, «липнущим» к ребенку, привычкам). Псевдомастурбация (исследовательское или привычное ощупывание гениталий) распространена довольно широко, но мастурбацией в строгом смысле не является. Истинная ранняя мастурбация — явление не частое, обычно разворачивающееся в комплексе с другими сексуальными проявлениями.
Детская влюбленность, адресованная взрослому противоположного пола из постоянного окружения ребенка, может возникать довольно рано. Восхищение, стремление видеть «предмет любви», быть рядом с ним, наивно-непосредственная открытость и, вместе с тем, целомудренная потаенность чувства — ее наиболее характерные черты. Сколько-нибудь отчетливой сексуальной окраски она не имеет, — в отличие от некоторых случаев ревности одного из родителей к другому ребенку (нередко сводным братьям и сестрам), которые могут выглядеть сексуально насыщенными; но и в этих случаях анализ чаще выявляет психозащитное стремление к близости, концентрации на себе внимания взрослых.
Среда и полоролевое развитие
В младенчестве родители или постоянно заменяющие их лица составляют основную среду обитания ребенка, от которой зависит развитие его психики и даже жизнь: существуют наблюдения, что дети, лишенные эмоционального контакта со взрослыми, могут при отсутствии соматических заболеваний в возрасте 4–5 лет погибнуть при явлениях маразма. В одном из родильных домов ФРГ новорожденных из страха перед инфекционными заболеваниями длительное время содержали в кювезах; смертность среди них достигала 32:1000. В тюрьме же с ее худшими условиями, но при возможности совместного пребывания ребенка с матерью, смертность составляла 19:1000. Но если исход бывает и не столь тяжел, эмоциональный мир младенца в условиях подобной депривации не получает необходимых стимулов к развитию и ребенок рискует вырасти недостаточно способным к контакту, с более или менее тяжелыми нарушениями психики [Rutter М., 1974; Langmeier J., Matejcek Z., 1984]. Не испытавший материнского тепла в младенчестве, лишенный его позже или «разочаровавшийся» в матери, он может чувствовать себя беззащитным, испытывать страх, тревогу и находить утешение в ощущениях от собственного тела (раскачиваться, сосать палец, кусать губы, раздражать гениталии и т. д.). У выросших в условиях материнской депривации приматов, по данным широко известных экспериментов Н. Harlow, выявлялись тяжелые нарушения поведения, они были неспособны к полноценному копулятивному и родительскому поведению. L. Yarrow (1965) подчеркивает роль матери как источника сенсорной стимуляции и удовлетворения витальных потребностей младенца, посредника между ребенком и средой. Индивидуализированное предпочтение младенцем матери устанавливается с 5—6-месячного возраста и в итоге приводит к формированию более широких отношений с окружающим миром. В 5–7 лет начинается некоторое ослабление привязанности ребенка к матери как подготовка к более самостоятельной жизни.
Ранее мы касались роли отца в полоролевой дифференциации. Наибольший же интерес вызывает не столько раздельное понимание миссии отцовства и материнства, сколько роль семьи, в которой эти миссии обретают конкретное выражение [Спиваковская А. С, 1986]. Для этого показательны исследования нашего сотрудника И. И. Лунина. Он использовал для изучения семейной социализации разработанную им методику изучения семейной социализации (МИСС) и адаптированную методику измерения родительских реакций (МИРР) в сочетании с опросниками для родителей о половых различиях, обследовав 50 полных семей (по 25, имеющих мальчика или девочку) с детьми (средний возраст 6 лет), посещавшими детский сад, и 50 детей (по 25 мальчиков и девочек) того же возраста, не менее 4 лет воспитывавшихся в детском доме.
Стимулы МИСС представляют собой рисованные изображения связанных с полом ситуаций, в которых участвуют все члены семьи или (для воспитывавшихся в детском доме) вместо родителей изображены мальчик и девочка. От ребенка требовалось ответить на вопросы:
1. Бывает ли такое? Можно ли так делать и хочется ли, чтобы так было? (в ситуации наказания — согласен ли с ним)?
2. Нравится ли изображенная ситуация каждому из родителей?
3. Обозначить ситуацию в целом и каждого из ее участников каким-либо цветом из 8-цветного набора Люшера.
Родители определяли:
1. Нравится ли ситуация каждому из участников?
2. Бывает ли такое?
3. Производили цветовую идентификацию ситуации и ее участников.
Воспитывающиеся дома дети не обнаружили половых различий в отношении к ситуациям агрессии и оказания помощи родителям. Мальчики считали, что наказывать их имеют право оба родителя, но «справедливые» наказания приписывали матери; девочки, оставляя право наказания преимущественно за матерью, «справедливые» наказания приписывали отцу. Существенные различия выявлялись в оценке игровой деятельности. Вербальные и цветовые оценки мальчиков указывали на предпочтение игры с танком и отвергание игры с куклой. Все мальчики считали, что отцу их игра с куклой не понравится, но половина указывала, что маме это может нравиться. Девочки предпочитали игру с куклой, но вполне допускали игру с танком; отношение родителей к своим «мужским» играм воспринимали как спокойное или заинтересованное.
Отцы в полном соответствии с представлениями о них матерей и детей отрицательно относились к несвойственным полу ребенка (особенно у мальчиков) играм. Во всех остальных случаях представления родителей и детей о ситуации не совпадали. Матери положительно относились к любой помощи детей. Отцы девочек не одобряли их попыток помогать в «мужском» труде, помощь же сыновей матери в «женском» труде считали вполне допустимой; они считали, вопреки мнению самих мальчиков, что сыновьям такая помощь матери не по душе. Несмотря на невозможность каждого члена семьи увидеть себя глазами других, обследованные семьи все же обладали определенной структурной уравновешенностью — позиция одного члена семьи не становилась жестким императивом для других. Так, отец мог быть настроен против помощи ему со стороны дочери, мать — не разделять позиции отца, а девочка — все же пользоваться его инструментами.
Обработка полученных данных на ЭВМ позволила отразить сложную систему оценок и отношений в графических индивидуальных и обобщенных моделях полоролевых отношений в семье. Их сравнение выявляет различия на всех уровнях между семьями мальчиков и девочек. Однако вывод об однозначно фемининном или маскулинном типе воспитания был бы опрометчив, ибо анализ показывает, что они могут существенно различаться и внутри пола.
Воспитанники детского дома выявили больше различий между полами, чем «домашние» дети. Мальчики и девочки оказались в своих установках значительно более нормативными и склонными более строго следовать декларативным образцам, хотя неосознаваемые установки могли таким образцам противоречить. Так, все считали, что драться нельзя, но мальчики все же чаще дрались (больше друг с другом, меньше с девочками), в целом оказываясь агрессивнее девочек. Все дети высокоположительно оценивали проявления ласки, исходящей от человека любого пола. Взрослый труд «своего пола» мальчики чаще рассматривали негативно или амбивалентно: они считали, что это нельзя, не хочется и не бывает, но полагали, что наблюдающему мальчику это нравится. Аналогичным было и отношение девочек к «мужскому» труду. «Женский» же труд и мальчики, и девочки оценивали положительно. И. И. Лунин справедливо полагает, что это связано с запретностью в детском доме «мужского» труда из-за опасений травматизма. Видимо, не меньшее значение имеет и то, что все воспитатели — женщины.
Обследование по МИРР включало в себя прослушивание родителями адресованных соответственно матери и отцу магнитофонных записей 20 фраз, произносимых 6-летним ребенком, пол которого по голосу определить невозможно. Это были просьбы о помощи, агрессивные высказывания, потребность в утешении, разрушительное поведение, дерзость, общение с гостем и младшим ребенком, проявление самостоятельности, привлечение к себе внимания, вопросы о поле. Родителям предлагалось представить, что это говорит их ребенок, и ответить, отреагировать на услышанное. Реакции были, как правило, ярки и эмоциональны. Затем родители заполняли опросники половых различий, определяя: 1) относятся ли 32 в общем нейтральных по полу качества к мальчикам, девочкам или к тем и к другим; 2) важность всех этих качеств для мальчиков и для девочек.
В отличие от результатов по МИСС, между родителями мальчиков и родителями девочек различий не было, но между матерями и отцами они обнаруживались. Отцы спокойнее матерей относились к агрессии детей в адрес младших и гостей, к конфликтам ребенка и гостя, чаще отзывались на просьбы детей о помощи в игре, занимали более жесткую позицию по отношению к вопросу ребенка: «Откуда берутся дети?». Матери были внимательнее отцов к физическим жалобам ребенка и при заполнении опросников находили больше различий между полами. Чем более выраженными и важными представлялись родителям половые различия, тем больше они затруднялись при столкновении с вопросом о происхождении детей и тем менее реалистическими были их ответы.
Оказалось интересным сопоставление данных по МИСС, моделирующей зрительный образ ситуации, и МИРР, моделирующей слуховой образ; зрительные модели больше, чем слуховые, «пропитаны» половыми различиями, на основании чего делается предположение, что зрительное восприятие больше влияет на связанное с полом реагирование. Не исключено, что в других возрастных группах значение этой разницы может быть иным.
Эти эксперименты еще раз обращают внимание на то, что половое воспитание в семье — не просто сумма влияний взрослых на ребенка-дошкольника, а сложная система взаимных влияний взрослых и ребенка друг на друга. В этой системе существуют свои внутренние противоречия, но значение их отнюдь не обязательно негативно и потому, что они могут уравновешивать и компенсировать друг друга, и потому, что побуждают ребенка на этапе интенсивного поло-ролевого формирования к собственной активности, поисковому поведению.
Медико-педагогические рекомендации
Отношение к половому воспитанию и просвещению дошкольников очень неоднозначно. Если, например, Е. Lechman (1970) посвящает их методам большую часть своей книги, то В. Bettelheim [цит. по: R. Todd, 1979] считает, что современное половое воспитание, пытающееся привить ребенку взгляд на сексуальность как нечто нормальное и прекрасное, попросту не считается с тем, что ребенок может воспринимать сексуальность как нечто отталкивающее, и это может иметь для детской психики важную защитную функцию. Понимание особенностей детской субкультуры снимает противоречие этих, на первый взгляд взаимоисключающих, мнений: отношения ребенка и взрослого к полу и сексуальности, очевидно, не тождественны, а удовлетворение естественного интереса ребенка к полу и сексуальности, как сторонам жизни, и помощь в полоролевом развитии не следует превращать в преждевременное навязывание ребенку взрослых стереотипов восприятия и переживания сексуальности. В большинстве отечественных публикаций основное внимание сосредоточено на необходимости привития гигиенических навыков, избегания раздражения эрогенных зон и сексуальной стимуляции, организации рационального режима дня и питания, важности этических норм, корректности демонстрируемых взрослыми отношений и т. п. Но даже таким (очень общим) образом понимаемое половое воспитание дошкольников проводится недостаточно.
Разумеется, говоря о половом воспитании, врач не может не дать режимно-гигиенических рекомендаций. Значение их усиливается тем, что, воспитывая детей в гораздо более благоприятных условиях, чем росли они сами, родители не всегда могут соблюсти необходимую меру в уходе за ребенком. Страх простуды и излишнее укутывание не только снижают сопротивляемость организма, но и создают условия для раздражения гениталий (тесная одежда, обильное потоотделение). Не только возбуждающая пища (избыток мяса, жареные, острые, пряные блюда, шоколад, тонизирующие напитки), но и просто избыток пищи, благодаря переполнению кровью тазовых органов, может создавать условия для сексуальной стимуляции. Постель не должна быть слишком мягкой и теплой, а ночная одежда — тесной (мальчикам нередко, стремясь помешать играм с гениталиями, надевают тесные трусики, добиваясь этим противоположного эффекта). Шумные, бурные игры перед сном, эмоционально напряженные телепередачи, а тем более предназначенные для взрослых, возбуждают ребенка, так что в попытках заснуть он может успокаивать себя, играя с гениталиями. Чрезмерные ласки взрослых, особенно в области эрогенных зон, могут сексуально стимулировать ребенка, тем более, если они исходят от родителей противоположного пола[37]. Суетливость, расторможенность и нецеленаправленность дневного поведения некоторых детей в сочетании с естественной детской любознательностью и удовольствием от телесной активности также могут способствовать сексуальной стимуляции. Лучше попытаться отвлечь и переключить, чем жестко блокировать нежелательные игры.
Родители должны иметь представление о нормальных величине, форме и функционировании половых органов детей, в частности, о физиологическом характере спонтанных эрекций у мальчиков-младенцев, о возможности увеличения молочных желез у новорожденных обоих полов и кровянистых вагинальных выделений у девочек-младенцев, о возможных отклонениях (например, неопущение яичек у мальчиков). Сведения о темпах полового развития должны даваться так, чтобы представления родителей о преждевременном или задержанном развитии не были расширенными и не вели к самостоятельной гипердиагностике и вытекающим из нее домашним мерам.
Оптимальный возраст для обучения навыкам опрятности— 1–2 года. Девочки обычно быстрее мальчиков приучаются пользоваться горшком и оставаться сухими ночью. Примерно с года желательно знакомить ребенка с местом, где он будет оправляться, с горшком. Может использоваться пример уринации и дефекации более старших детей того же пола. Засиживание на горшке часто сопровождается игрой с гениталиями — при этом необходимы не репрессии взрослых, из-за своей непонятности вызывающие у ребенка лишь негативные эмоции, а надлежащий уход за детьми. Навыки опрятности должны быть дифференцированы по полу. Не всем детям это удается сразу — мальчики часто не хотят мочиться стоя, а девочки могут стремиться пробовать делать это как мальчики. Тогда приходится использовать пример старших, давать нужные разъяснения.
На 2—3-м году ребенок изучает свое тело при любом обнажении, например, при купании. Дружелюбное, спокойное, без тревоги и гнева отвлечение, необходимые разъяснения при вопросах ребенка предупреждают избыточную фиксацию на этом. Если мальчик, купаясь, показывает на свой penis и спрашивает у матери — есть ли это у нее, то вместо того, чтобы стыдить его («Хорошие дети об этом не спрашивают»), лучше спокойно ответить, что это есть только у мальчиков и взрослых мужчин, а девочки и женщины устроены иначе.
Несмотря на полезность режимно-гигиенических советов, они никоим образом не исчерпывают полового воспитания. Принципиальное значение имеет естественное и спокойное отношение взрослых к телу и телесным отправлениям. Оно вне зависимости от декларируемых и осознаваемых родителями намерений определяет нюансы их поведения, как воспитывающие ребенка влияния. Родители нередко боятся, что вид обнаженного тела обязательно стимулирует «нездоровый» интерес к сексуальности. Важно, однако, не само по себе обнажение, а придаваемое ему взрослыми, а потом — по их примеру — и ребенком значение. Т. Бостанджиев (1977) считает, что при определенных условиях обнаженность не вызывает нежелательных реакций и, ссылаясь на лучшие стороны движения за свободную телесную культуру, рекомендует совместные физкультурные занятия и игры обнаженных взрослых и детей в условиях, например, летнего отдыха. Абсолютизировать такие рекомендации не следует: родители, смущающиеся при обнажении перед ребенком, рискуют своим эмоциональным напряжением сообщить наготе оттенок запретности, сенсационности и фиксировать любопытство ребенка. Нельзя не учитывать и реальных реакций ребенка: на маленьких мальчиков обнажение матери может действовать возбуждающе, а обнажение отца вызывать переживания своего несовершенства, страха, вины [Spok В., 1971]. И все же понимание сущности психосексуального развития и чувство меры должны помочь родителям найти тот оптимальный способ поведения, при котором ребенок сможет постепенно и без нежелательных потрясений воспринимать свое и чужое тело естественно и спокойно. В этом есть и значительный психопрофилактический смысл, ибо, не познакомившись в раннем детстве с обнаженным телом, человек во взрослой жизни чаще испытывает трудности в сексуальной жизни [Кон И. С, 1985б]. Из этого не следует, что взрослые должны посягать на чувство интимности ребенка, навязывая ему обнажение перед другими или обнажение других перед ним.
Нередко указывают на возможность неизгладимых впечатлений и опасных последствий случайного наблюдения ребенком интимных отношений родителей. Одни дети, испуганные и обеспокоенные непонятными для них звуками, стараются заснуть, не пытаясь разбираться в происходящем: в этих случаях говорить о вредности «неосторожности» родителей не приходится, другие бегут к родителям. Увиденное может восприниматься ими как агрессия со стороны отца и вызывать страх за мать. У тех детей, которые получили от старших опошленные сведения об отношениях мужчин и женщин, к беспокойству за мать может присоединиться разочарование в «непогрешимости» родителей. Эмоциональное напряжение может способствовать тому, что наблюдавшаяся сцена запомнится надолго. Реакция ребенка во многом зависит от атмосферы в семье. Ребенок, даже намеки на сексуальность которого резко осуждаются и подавляются, едва ли простит родителям то, что они наказывают его. Как раз в таких семьях с их ханжеством наиболее вероятны негативные последствия наблюдения ребенком близости родителей. Желательно, чтобы в последующем поведении взрослых не было проявлений чувства страха или вины, недовольства ребенком, его порицания или осуждения. Прямых вопросов о происшедшем дети родителям обычно не задают. Если они и будут заданы, то позже, не всегда в прямой форме и чаще не родителям. Ровные и спокойные отношения заботящихся друг о друге родителей помогут ребенку уменьшить эмоциональную «отдачу» случайно увиденного, освободиться от возникших опасений. Разумеется, лучше исключить возможность таких наблюдений для ребенка.
Возраст появления «острых» вопросов, их форма и сопутствующие им обстоятельства могут широко варьировать. Отношение же взрослых к этим вопросам, как правило, настороженное и негативное. Порой это возводится в принцип воспитания, согласно которому знание умаляет стыд и поэтому вредно. Но воспитание совести — этого наиболее сильного внутреннего императива ответственного социального поведения — не есть воспитание стыда. Знание не развращает — развращает незнание, невежество. Языковой «ляпсус» — подмена понятия «совесть» понятием «стыд», помноженный на связанный с полом психологический барьер — отливается в формулировку рестриктивного полового воспитания, чреватого патогенным эффектом. Возникает недоразумение, о котором О. Уайльд сказал: неприличных вопросов нет — есть неприличные ответы. Движущая ребенком любознательность отнюдь не обязывает взрослых срывать покровы интимности, не говоря уже о том, что сексуальная жизнь одних людей может быть много нравственнее воздержания других (достаточно вспомнить историю кальвинизма).
Необходимые сведения о поле ребенок должен получать по мере проявления к ним интереса. Родители не должны подавлять детскую любознательность, на какие стороны жизни она ни обращалась бы. В семье должна быть атмосфера не только готовности ответить на любые вопросы ребенка, но и заметить их, готовность помочь в формулировке их. Отрицательные реакции родителей на вопросы о поле отталкивают ребенка, лишают его возможности обратиться с этими вопросами к родителям в будущем и прямо толкают его в объятия «уличных просветителей», способствуя тем самым как раз тому, чего так опасаются противники бесед с детьми о поле, а именно — восприятию циничных и пошлых установок в вопросах пола и сексуальности. Попытки переадресовать вопросы другому лицу на практике оборачиваются, как правило, тем же. Ответы должны быть немедленными (за редким исключением, когда взрослый сам вернется к заданному вопросу в более подходящей, по его мнению, обстановке), краткими, исчерпывающими, понятными для ребенка и правдивыми. Здесь уместен известный афоризм, советующий говорить всегда правду и только правду, но не всю правду. Нужно очень недооценивать ребенка, чтобы надеяться, что он оставит без внимания беременность окружающих женщин, не уловит полутонов и намеков в речи взрослых и т. д. Заслуживает внимания и язык ответов. «Детские» обозначения обычно призваны скрыть родительское смущение, они неинформативны и не годятся для использования во взрослой жизни. Грубые же выражения опошляют описываемое явление. Желательно с раннего возраста приучать детей к общепринятым медицинским терминам, точным и свободным от нежелательных эмоциональных окрасок. Опыт показывает, что позднее знакомство с медицинской терминологией не обеспечивает ее повседневного использования. Даже врачи, казалось бы лучше других знающие медицинские обозначения, в быту ими, как правило, пользоваться не умеют. Между тем, от того, как мы называем явление, зависит и отношение к нему.
Ложь в ответах на детские вопросы о поле не так невинна, как может показаться. Ответы «аист принес», «нашли в капусте» не наполнены никаким, в том числе сказочным, содержанием для современного, особенно городского ребенка, не видевшего ни аиста, ни капусты на грядке, и убедить его ни в чем не могут. Ответы этого типа были хороши и уместны только тогда, когда были сказочной, отражающей приметы и поверья, частью взрослой правды, ассоциировались у ребенка с другими знакомыми ему образами. Не выручает и модернизация сказки: услышав, что дети — от специальных таблеток, ребенок может тут же спросить: «А если принять 10 таблеток — будет 10 детей?». Да и само уподобление зачатия лечению, технологизация его в ущерб общечеловеческому смыслу едва ли желательна. Ответ «купили в магазине» звучит довольно часто, и современный ребенок, лучше знающий, что такое магазин, чем что такое аист, принимает его легко. Но для части детей он связан с потенциальной психотравматизацией: уже слыша от родителей, что он «плохой», ребенок может опасаться, что его, подобно бракованной вещи, отдадут обратно в магазин. Некоторые родители прямо пугают детей: «Сдам и возьму другого — хорошего». В итоге вместо ответа на вопрос возникают тревога и страх сепарации от родителей. Ответ «дети растут у мамы в животике, а потом маму кладут в больницу, разрезают животик и достают ребеночка» совершенно игнорирует внутренний мир дошкольника. Он, как правило, боится медицинских процедур, и в восприятии такого ответа все вытесняется страхом. Вместо формирования отношения к воспроизводству и материнству как радостному, положительному явлению у маленькой девочки возникает реакция панического страха: «Положат в больницу! Разрежут живот!». Мы находили такого рода «объяснения» в раннем анамнезе женщин/негативно относящихся к беременности или требующих массивной психотерапевтической подготовки к родам. Есть много ответов, в общем сводящихся к передаче от папы к маме «через ротик» семечка, из которого растет ребенок. Так, одна школьница сообщила, что «папа в слюнке что-то передает маме, у нее от этого склеиваются кишочки и начинает расти ребеночек, а когда он вырастет — маме дают слабительное и он выкакивается». Но уже в 4–5 лет ребенок улавливает связь приема пищи и дефекации, о которой слышит, что это грязно, надо мыть руки — а то будет понос, плохо пахнет и т. д. Не закладывают ли такие ответы брезгливого отношения к беременности и родам, не обедняют ли связанные с родительством эмоции? Конечно, риск отрицательных последствий ложных ответов не одинаков для всех детей, но он все же есть, и не считаться с ним нельзя. Кроме того, дети могут быть невольными или нечаянными свидетелями разговоров взрослых о тяготах беременности, болезненности родов и т. д., что еще больше усиливает отрицательный эффект лжи взрослых. Не выручает и апелляция к примерам из жизни животных, птиц, насекомых, пресмыкающихся и, тем более, растений. Опыт показывает, что сельские и имеющие дома животных городские дети, вполне осведомленные о многих сторонах размножения в растительном и животном мире, не могут перенести свои знания на человека, а тем более — на своих родителей и самих себя.
Ответы на детские вопросы должны быть информацией не только о фактах и процессах, но и об их значении в человеческой жизни. Одних детей устраивает ответ: «Дети растут у мамы в животике». Другим можно дать более развернутый ответ: «Дети растут у мамы в животике. Там есть специальное место. Оно называется «матка». В ней и растет ребенок. Ему там тепло и уютно, как в гнездышке. Он растет там, пока не сможет сам дышать и кушать. Тогда он выходит из маминого животика». Третьих сразу или вскоре занимают вопросы о том, как ребенок попадает в живот и выходит из него, почему дети и папины тоже и т. д. Имея в виду разнообразие и, часто, неожиданность детских вопросов, мы приведем вариант исчерпывающего рассказа, из которого по необходимости можно использовать фрагменты.
Для того, чтобы появился ребенок, нужно два семечка — папино и мамино. У взрослых женщин есть такие клеточки-семечки, они называются яйцеклетки и похожи на маленькие-маленькие желточки. А у взрослых мужчин есть другие клеточки-семечки, они называются сперматозоиды. Чтобы из папиных и маминых клеточек-семечек начал расти ребенок, они должны соединиться. Как это делается? У мальчиков внизу живота есть орган-трубочка, а у девочек такого органа нет, зато есть дырочка (более старшим детям можно дать и медицинские термины: половой член, влагалище). И вот когда мальчики становятся взрослыми мужчинами, а девочки — взрослыми женщинами, когда они любят друг друга, женятся и хотят, чтобы у них был ребенок, похожий на них, — тогда папа при помощи своего органа-трубочки через дырочку внизу маминого живота закладывает ей в живот свое семечко, а там его уже ждет мамино семечко. Мамино и папино семечки соединяются, и начинает расти ребенок. Он растет в матке — ты знаешь (либо, если не объясняли раньше — вышеприведенный короткий вариант). Сначала он совсем-совсем маленький. Но мама отдает ему часть своего питания, и он растет. У мамы в это время растет живот: чем больше ребенок — тем больше живот. Когда ребенок растет у мамы в животе, это называется беременность. Папа помогает беременной маме и заботится о ней, чтобы ребенок рос как можно лучше. Когда ребенок там, в животе у мамы, подрастет, он начинает шевелиться, двигать ручками и ножками. Мама это чувствует. А папа может почувствовать, если положит свою руку на мамин живот. И папа, и мама очень ждут ребенка, представляют — каким он будет, радуются и готовят для него одежду и игрушки. Когда ребенок вырастет ещё больше и сможет сам дышать и пить молоко из маминой груди, тогда он через дырочку внизу маминого живота выходит на свет. Это называется роды. Мама рожает ребенка в специальном родильном доме, там за ней смотрит доктор и следит, чтобы ребенок был здоровым. Ребенок еще не слишком большой, а дырочка растягивается. Чтоб помочь ребенку родиться, мама напрягает живот, и ребенок выходит на свет. Пока мама в родильном доме, папа ждет ее и ребенка, покупает цветы и готовит все к их приходу. Пока ребенок не подрастет и не научится сам пить и есть, он кормится молоком из маминой груди.
Подобные рассказы имеют множество вариаций. Дать готовые рецепты на все случаи невозможно. Так же, как Я. Корчак, мы думаем, что получать готовые мысли — все равно, что поручить другой женщине родить твое дитя; мысли, которые надо самому выносить и самому, порой — в муках, родить, и есть самые ценные. Но иметь какой-то черновой конспект ответов полезно — это помогает не попасть впросак при неожиданном вопросе, ответить на него непринужденно и убедительно. Лишь разговаривая с ребенком искренне и правдиво, родители могут создать у него иммунитет против влияния тайных совоспитателей.
Хорошо, если ребенок увидит беременную женщину. Можно привлечь его к подготовительным хлопотам в своей или другой семье, ждущей ребенка (подбор детского белья, покупка коляски и других вещей). Если родители ждут второго ребенка, то привлечь первенца к этому ожиданию и помощи матери, дать ему положить руку на живот матери и ощутить движения будущего братика или сестры — значит не только что-то разъяснить ему, но и практически снять будущие проблемы детской ревности. Можно специально пойти в гости к знакомым, имеющим младенца, и дать ребенку посмотреть на него, дотронуться.
Вполне естественно, что родители не могут остаться безразличными к ранним проявлениям сексуальности у детей. Многие интуитивно улавливают их связь с неблагополучной обстановкой в семье. Это, однако, не только не уменьшает их волнений за ребенка, но и может вызывать подавленность за счет переживания своей виновности и неумения найти выход из ситуации. Поэтому лучше при ранних проявлениях сексуальности обратиться к врачу, что не освобождает родителей от необходимости соблюдения ряда условий: всякая фиксация ребенка на сексуальности исключается; наказания за сексуальные проявления недопустимы, ибо способствуют отношению к сексуальности как явлению постыдному и наказуемому, что может сказаться во всей последующей жизни.
Для уменьшения сексуально стимулирующих влияний и при наличии показаний следует провести дегельминтизацию, лечение запоров, противоаллергическую терапию. Если детская мастурбация принимает упорный, затяжной характер, показан психотерапевтический подход, по возможности — на основе семейной психотерапии. Главное условие в этих случаях — создание взаимопонимания и доверия, нормализация отношений детей и родителей. При эпизодических сексуальных проявлениях правильное поведение взрослых предотвращает их усиление. В этом плане заслуживают внимания социосексуальные игры («дочки — матери», игра в «доктора» и т. д.), которые не следует односторонне эротизировать или пресекать. Они играют важную роль не только в полоролевом и личностном развитии, но и в становлении здоровой сексуальности [Свядощ А. М., 1984]. Порой их инициатором оказывается ребенок с расторможенными влечениями. Но и в этом случае поведение взрослых должно быть предельно деликатным: помочь такому ребенку, при необходимости — вывести из группы и переключить группу на круг желательных занятий, но не создавать конфликты или наказывать. В целом же взрослые поступают вполне разумно, когда наблюдают за детьми, оказывают необходимую помощь, но избегают репрессий и запугиваний.
Нередко приходится слышать от взрослых, что он (ребенок) еще маленький, еще не понимает. Действительно, часто не понимает, но всегда стремится и пытается понять. Воспринимая даже не очень для него ясное — те или иные образы ситуаций и поведения, ребенок накапливает необходимый для более глубокого понимания опыт. Держать ребенка «под колпаком» нельзя, да и не нужно. Но нужно помнить, что он слушает и слышит, смотрит и видит, пытается понять и начинает понимать. Навязывание ребенку нелестного мнения о сверстниках и их родителях могут влиять на его отношение к группе и положение в ней. Малыш, слышащий от сверстников, что его папа «неудачник», а мама «уродина», оказывается перед альтернативой — родители или сверстники; любой выбор может иметь психотравмирующее значение, деформировать установки полоролевого поведения.
Особо остро вопрос о маскулинном или фемининном воспитании встает в случаях, когда ребенок ярко выделяется в среде сверстников своими достоинствами или недостатками. Все дети должны в ходе воспитания освоить представление о человеке, не сводящееся к одному какому-то качеству — только достоинствам или только недостаткам, но и не игнорирующее их. Конечно, нельзя заставить красивого ребенка чувствовать себя равным по красоте с некрасивым и наоборот. Но каждый должен чувствовать — и в этом одна из существенных задач воспитания, что он — равный среди равных. При игнорировании воспитателями этой задачи могут возникать многочисленные и трудно предсказуемые искажения установок маскулинности и фемининности. Нередко из поля внимания воспитателей ускользают «средние», ничем особо не выделяющиеся, а потому «удобные» дети. Но именно у них рискует сложиться та личностная и ролевая неопределенность, которая толкает на крайние формы поведения (тогда вспоминают, что в тихом омуте…), в том числе маскулинного или фемининного.
Следует твердо усвоить, что половое воспитание должно начинаться с младенчества. Начинаясь с опозданием, оно не может отменить половой социализации и является, по существу, ликвидацией ее артефактов, т. е. в значительной мере перевоспитанием, которое не может полностью компенсировать упущенное. Половое воспитание дошкольников разворачивается в возрасте максимальной восприимчивости детей, формирования у них отношения к миру и полу вообще, в том числе и своему полу, в период становления половой идентичности и полоролевого поведения. Таким образом, оно прямо связано с формированием личности, подготавливает ребенка к разрешению и преодолению предстоящих противоречий и трудностей развития, в конечном итоге гармонизируя взаимоотношения общечеловеческого и полового в структуре развивающейся личности.
Глава 5