Тогда Южная Русь впервые за свою историю очутилась в полной власти «поганых». И половцы постарались сделать так, чтобы этот их приход был не скоро забыт. Особенно пострадала Переяславская волость, где, по сведениям Воскресенской летописи, степняки «села все пожгоша и жита вся потравиша». Страшному разгрому подверглись местные святыни – основанная Владимиром Мономахом церковь святых Бориса и Глеба на Альте, монастыри Рождества Пресвятой Богородицы и Святого Саввы: всех их «разграбиша, и пожгоша, а люди в плен поведоша».
Несколько лет спустя Андрей Боголюбский, объясняя свое нежелание жить на русском юге, говорил, что здесь «всегда в мятежи и в волнении вси бяху, и много крови лиашеся, вси желающе и хотяще великого княжениа Киевскаго, и несть никому ни с кем мира, и от сего все княжениа опустеша…, а от поля половцы выплениша и пусто сотвориша».
Во второй половине XII в. в низовьях Днепра и Дона вновь окрепли половецкие группировки, возглавляемые молодыми ханами, которые уже не помнили трепета своих отцов и дедов перед русским мечом. Регулярное участие половцев в междоусобицах 50—70-х гг. XII в. на стороне того или иного князя воочию убедило их в разобщенности русских сил и общем упадке военной мощи киевско-переяславских земель. Осмелев, половецкие вожди возобновили самостоятельные набеги на южнорусские земли.
Усмирять их пришлось уже Юрию Долгорукому (в качестве киевского князя), который прежде (в качестве князя суздальского) охотно пользовался их услугами. Весной 1154 г., вскоре после вокняжения Юрия в Киеве, многочисленная половецкая орда вторглась в Поросье. Но сидевший здесь князь Василько Юрьевич не растерялся и сумел дать степнякам достойный отпор. Встав во главе сильной рати из берендеев, он настиг половцев в степи, когда они, уже ничего не опасаясь, возвращались в свои становища. По сообщению Никоновской летописи, Василько «приидоша» на половцев «на ранней заре, спящим им, и нападше на них на сонных, многих избиша, а иных руками яша». Берендеи не только вернули свое добро, но и сами нахватали половецкого полона.
Спустя некоторое время половецкие ханы, явившись к Юрию, попросили отпустить их сородичей. Но этому решительно воспротивились берендеи, считавшие живую добычу законной наградой за свою верную службу великому князю. «Мы умираем за Рускую землю с твоим сыном и головы своя сокладаем за твою честь», – приводит киевский летописец их слова. Юрий не мог позволить себе ссориться со своими новыми подданными, однако он не хотел обижать и половцев, своих бывших союзников. Поэтому вместо пленников великий князь дал половцам богатые дары, надеясь, что они удовлетворятся этим. Но те, приняв подарки, на обратном пути пограбили окрестности Переяславля и «много пакости створиша», по выражению летописца.
Конец этой истории наступил на исходе лета того же года, когда половцы вновь появились у русской границы, объявив великому князю, что пришли за миром. Юрий поехал навстречу им в Канев, как обыкновенно ходили на добрую войну, в сопровождении дружин почти всех подручных князей. Его предосторожность оказалась не напрасной, так как половецкие послы, по свидетельству летописца, приехали собственно для того, чтобы разведать силу княжеского войска («яко на розглядания»). Будь Юрий в меньшей силе, неизвестно, чем обернулось бы дело. Но, увидев многочисленную русскую рать, половцы сами пришли в трепет. Пообещав Юрию прийти наутро в его стан всей ордой для заключения мира, степняки в ту же ночь скрытно ушли назад в степь и больше не тревожили киевско-переяславские земли до самой смерти Юрия.
Сменивший его на киевском столе смоленский князь Ростислав Мстиславич старался по возможности поддерживать с половцами мирные отношения. В 1163 г. он женил своего сына Рюрика на дочери половецкого хана Белука. Однако добиться общего мира на границе со Степью ему не удалось, нападения других половецких орд на южнорусские земли происходили с удручающей регулярностью. Зато Ростислав впервые после долгого перерыва сумел объединить силы южнорусских князей в борьбе с половецкой опасностью. В 1166 г. половцы «залегли» в порогах и начали грабить «гречников» – русских и византийских купцов, ведущих торговлю в низовьях Днепра. Ростислав, рассказывает летописец, послал к «братье» своей и сыновьям своим, повелев собраться в Киеве со всеми своими полками. На зов великого князя откликнулись: Мстислав Изяславич с братьями Ярославом и Ярополком, Владимир Андреевич, Владимир Мстиславич, Глеб Юрьевич, сыновья Ростислава – Рюрик, Давыд и Мстислав, галицкий князь Ярослав Владимирович, приславший значительную помощь, и ряд других князей. Огромное русское войско спустилось к Каневу и простояло там до окончания речной навигации, охраняя торговые суда.
Следующий владелец киевского стола Мстислав Изяславич для того, чтобы сплотить вокруг себя подвластных князей, организовал два больших похода на половцев. В первый из них отправились почти все правители южнорусских княжеств, – «поискати отец своих и дед своих путей и своей чести» (одиннадцать князей киевский летописец называет по именам, добавляя, что вместе с ними были и «инии мнози»). В начальных числах марта 1168 г. объединенные русские полки спустились вниз по Днепру до его притоков – Угла и Снепорода и одним своим появлением нагнали такого страху на половцев, что те бежали, побросав свои вежи и семьи; их настигли у Черного леса, многих порубили, еще больше взяли в плен. Когда же посчитали свои потери, оказалось, что из всего русского войска убито только два человека. Но даже и тут возник повод для злоб и обид на великого князя, который вырвался вперед с дружиной и захватил львиную долю добычи. «И сердце их не бе право с ним», – говорит о князьях киевский летописец. Поэтому на призыв Мстислава Изяславича той же осенью посторожить у порогов купцов-«гречников» не откликнулась добрая половина участников весеннего похода, в том числе одни из главных политических игроков на юге Руси – черниговские Ольговичи, с тех пор отказавшие великому князю в своей поддержке.
Между тем набеги половцев становились от раза к разу все более дерзкими и опустошительными, а поведение все более коварным. Так, в 1169 г., после вокняжения в Киеве Глеба Юрьевича, днепровские и донские половцы во множестве явились к границам Киевской и Переяславской волостей, уведомив Глеба, что они хотят урядиться с ним о мире. Но когда Глеб с дружиной поехал в Переяславль мириться с донскими половцами, их днепровские соплеменники вторглись в Киевскую землю и наделали много бед. Правда, это вероломство не осталось безнаказанным – на обратном пути в степь половцы были настигнуты русскими полками и берендеями, которые рассеяли их орду, освободили захваченный полон и сами пленили полторы тысячи степняков.
С особым размахом действовал хан донской орды Кончак, «злу начальник», по выражению летописи (отцом его был хан Атерак, а дедом —Шарукан). Его вторжение в пределы Переяславской волости в 1178 г. запомнилось русским людям неслыханной жестокостью. Половцы огнем и мечом прошлись по русским селениям, не щадя никого, даже младенцев.
В годы соправления князей Святослава Всеволодовича и Рюрика Ростиславича прекращение княжеских усобиц в Среднем Поднепровье Ростиславича повысило обороноспособность южнорусских земель. В 1183 г. князья-соправители с младшей «братьей» (князьями переяславским, волынскими, смоленскими и туровскими) предприняли поход в низовья Днепра, нанеся поражение тамошней орде на реке Ерели (по-русски она звалась Угол). Разгром степняков был полным. Русские взяли в плен хана Кобяка с двумя его сыновьями, девять князьков помельче, а простых воинов «бещисла». По свидетельству «Слова о полку Игореве», Святослав позднее распорядился убить Кобяка у себя на глазах, прямо в княжеской гриднице: «А поганаго Кобяка из луку моря от железных великых полков половецкых, яко вихр выторже: и падеся Кобяк во граде Киеве, в гриднице Святославли». Судя по аналогичным расправам над половецкими ханами во времена Владимира Мономаха, эта мера применялась к тем половецким вождям, которые были признаны «недоговороспособными» из-за частых нарушений клятвенных обязательств.
В отместку за казнь Кобяка «оканьный и безбожный и треклятый» Кончак в следующем году пошел на Русь с многочисленной ордой, «пленити хотя грады русские и пожещи огнем». Разрушить стены русских городов ему взялся помочь некий «бесурменин», который знал секрет греческого огня («иже стреляше живым огнем») и умел строить осадные самострелы с такими тугими тетивами, что «одва 50 муж можашеть напрящи». Извещенные об этом Святослав и Рюрик упредили нашествие, встретив орду Кончака на реке Хорол, в восточных пределах Переяславской волости. Русские полки внезапно ударили на половцев из-за холмов и погнали их назад в степь. «Бесурменин» вместе с его осадными механизмами достался победителям в качестве трофея.
Череда успехов русского оружия в борьбе со степняками была прервана тяжелым поражением новгород-северского князя Игоря Святославича. На исходе зимы 1185 г. Святослав Всеволодович собрался в новый поход на половцев, о чем оповестил черниговских князей. Но через несколько дней после выступления русских дружин началась такая сильная оттепель, что киевский князь повернул свои полки назад, отложив поход на лето. Не так поступил Игорь Святославич. Ревнуя к славе князей с той стороны Днепра, он вознамерился присвоить себе всю честь победы над «погаными» и в конце апреля, как только в степи просохло, продолжил путь с силами одной только Новгород-Северской земли. Его не остановило ни солнечное затмение (1 мая), которое все кругом сочли за неблагоприятное предзнаменование, ни сообщение высланных вперед сторожей, что половцы осведомлены о приближении русского войска и изготовились к бою. Расплатой за самонадеянность князя стал страшный разгром северских полков в жарком сражении на берегу реки Сюурлий (мнения по поводу локализации этого летописного гидронима расходятся; в разное время исследователи искали его среди притоков Дона, Северского Донца, Самары или Оскола). Такой беды Русская земля еще не знала. Из шести русских полков спаслось всего полтора десятка человек; сам Игорь с сыном Владимиром и братом Всеволодом попал в плен к К