– Несколько порнографических открыток и чучело крысы, – признался Керман. – Я оставлю все тебе.
Зажегся зеленый. Я спросил:
– Так что там за новости? Нарыл что-нибудь на миссис Зальцер?
Керман закурил сигарету и выбросил спичку, угодив на заднее сиденье «понтиака», который попытался нас обогнать.
– В точку! Следи за дорогой, а то от этой новости врежешься куда-нибудь. Я копал все утро. Знаешь, кто она?
Я свернул на бульвар Фэрвью.
– Скажи наконец.
– Вторая жена Макдональда Кросби, мать Морин.
Я вильнул на середину дороги, едва разминувшись с грузовиком, который мирно громыхал рядом, и его водитель меня обругал. Я благополучно вырулил в свой ряд.
– Говорил же тебе, следи за дорогой, – сказал Керман и улыбнулся. – Круто, правда?
– Продолжай. Что еще?
– Примерно двадцать три года назад она работала лор-врачом в Сан-Франциско. Кросби познакомился с этой особой, когда она лечила Дженет от какого-то пустячного недомогания, и женился. Миссис Кросби продолжала заниматься своей практикой, перенапряглась, пережила нервный срыв, и ей пришлось завязать с работой. Потом в семье произошел разлад. Кросби застукал жену, когда она путалась с Зальцером. Они развелись. Когда Кросби переехал в Оркид-Сити, его бывшая жена тоже переехала, чтобы быть ближе к Морин. Как тебе такое?
– Что ж, очень полезная информация, – сказал я. Мы уже выехали на шоссе Лос-Анджелес – Сан-Франциско, и я гнал машину на большой скорости. – Это многое объясняет, но не все. Понятно, почему она ввязалась в эту игру. Естественно, ей хочется, чтобы дочь сохранила за собой капитал. Но боже мой! Подумать только, на что она пошла ради этого. Могу поспорить, она ненормальная.
– Вероятно, так и есть, – с готовностью согласился Керман. – В Медицинской ассоциации о ней говорили неохотно. Сказали, что у нее был нервный срыв, но распространяться не стали. Она слетела с катушек прямо посреди операции. Одна медсестра рассказала мне, что, если бы не анестезиолог, миссис Кросби тогда прирезала бы пациента, вот так-то.
– У Зальцера есть деньги?
– Ничего.
– Интересно, кто же тогда финансировал санаторий? Вероятнее всего, Кросби. Смерть медсестры Герни я так не оставлю. Когда полиция обнаружит тело, я сообщу Мифлину.
– Они могут вовсе не найти тело, – заметил Керман (он был очень невысокого мнения о полиции Оркид-Сити).
– Я им помогу, как только повидаюсь с Морин.
Следующие десять минут мы ехали в молчании, и я напряженно размышлял.
Затем Керман сказал:
– А мы не напрасно тратим время, отправляясь на поиски старика Фридлэндера? Нельзя было ему позвонить?
– Тебе не кажется, что блестящие идеи приходят к тебе с некоторым опозданием? Что, если он не захочет забрать ее к себе. Телефонный разговор слишком уж легко прервать. У меня предчувствие, что с ним надо поговорить лично.
Мы пересекли мост Окленд-бей в самом начале четвертого, повернули на Монтгомери-стрит и выехали на Калифорния-стрит.
Дом Фридлэндера стоял примерно в середине улицы по правой стороне. Ничем не примечательное шестиэтажное здание: обычный муравейник с орущими приемниками и хнычущими детьми.
Нам навстречу по каменным ступенькам ринулась ватага детей. Они сделали с машиной все, что только возможно, разве что шины не проткнули и не накидали зажженных спичек в бензобак.
Керман выбрал самого крупного и самого самоуверенного из них и дал ему пятьдесят центов.
– Не подпускай к машине своих приятелей, и получишь столько же, – пообещал он.
Мальчишка размахнулся и дал по уху одному из малышей, доказывая, что достоин доверия. Мы оставили его отгонять остальных.
– Приятное соседство, – заметил Керман, приглаживая усы ногтем большого пальца.
Мы поднялись по ступенькам и осмотрели два ряда почтовых ящиков. Квартира Фридлэндера оказалась на пятом этаже, номер 25. Лифта не было, и мы пошли пешком.
– Вот будет здорово, если его нет дома. – Керман, задыхаясь, остановился на площадке четвертого этажа, чтобы вытереть лоб.
– Ты слишком много пьешь, – сказал я и зашагал на следующий этаж.
Мы вошли в длинный грязный коридор. Чье-то радио играло джаз. Музыка жарким дуновением разносилась по всему коридору.
Неряшливого вида женщина вышла из соседней квартиры. На ней была шляпа из черной соломки, знавшая лучшие дни, а в руке она держала сетку для покупок. Женщина окинула нас взглядом, полным любопытства, и направилась по коридору к лестнице. Там она обернулась на нас, и тогда Керман показал ей нос. Она прошествовала вниз, презрительно вскинув голову.
Мы подошли к квартире номер 25. Тут не было ни звонка, ни дверного молотка. Не успел я поднять руку, чтобы постучать, как за дверью раздался приглушенный хлопок, будто кто-то надул бумажный пакет и наступил на него.
Револьвер был у меня в руке, другой рукой я взялся за дверную ручку, едва раздался этот хлопок. Я повернул ручку и толкнул дверь. К моему удивлению, она открылась. Я заглянул в просторную комнату. Судя по обстановке, это была гостиная.
Я слышал, как Керман тяжело дышал у меня за спиной. Я окинул комнату быстрым взглядом: никого. Из гостиной вели еще две двери, обе были закрыты.
– Думаешь, выстрел? – вполголоса спросил Керман.
Я кивнул, тихо вошел, жестом велев ему оставаться на месте. Керман застыл там, где стоял. Я пересек комнату и прислушался у правой двери, однако орущее радио заглушало все остальные звуки.
Махнув Керману, чтобы он спрятался, я повернул ручку и мягко толкнул дверь, в ту же секунду отступив в сторону и прильнув к стене. Мы оба ждали и прислушивались, но ничего не происходило. Из открытой двери чувствовался крепкий, кисловатый запах пороха. Я подался вперед, чтобы заглянуть в комнату.
Прямо в центре на полу лежал мужчина. Лежал, подогнув под себя ноги и прижав руки к груди. Между пальцами сочилась кровь и стекала по запястьям на пол. На вид ему было около шестидесяти, и я понял, что передо мной Фридлэндер. Пока я смотрел на него, он захрипел, и руки безвольно опустились на пол.
Я не двигался. Понятно, что убийца должен быть внутри. Он просто не успел бы уйти.
Керман проскользнул в гостиную вслед за мной и прижался к стене по другую сторону от открытой двери. Его тяжелый револьвер 45-го калибра был похож на настоящую пушку, зажатую в руке.
– Выходи! – внезапно заорал я; мой голос прозвучал так, словно бензопила наткнулась на сучок. – Руки вверх!
Раздался выстрел, и пуля вылетела в дверной проем рядом с моей головой.
Керман наугад дважды выстрелил в комнату. От его шумного револьвера задребезжали окна.
– Тебе не уйти! – крикнул я, стараясь изобразить крутого копа. – Ты окружен.
Но на этот раз убийца не захотел играть. Повисла тишина, никакого движения. Мы выжидали, но ничего не происходило. Я представил себе, как сюда приедут копы, а мне вовсе не хотелось общаться с копами из Фриско – слишком уж они расторопные.
Я жестом велел Керману оставаться на месте, а сам метнулся к окну соседней комнаты. Когда я взялся за раму, Керман снова выстрелил, чтобы заглушить звук открываемого окна. Я выглянул наружу. Окно соседней комнаты находилось в нескольких футах от меня. Это означало, что мне нужно перешагнуть с одного окна на другое, рискуя падением с высоты примерно в сто футов. Занося ногу на соседнее окно, я обернулся. Керман с выпученными глазами смотрел на меня, качая головой. Я указал большим пальцем на соседнее окно и поставил туда ногу.
Кто-то выстрелил снизу, и мне в лицо брызнули осколки цемента. От неожиданности я чуть не разжал руки. Оказывается, внизу, на улице, на меня смотрела, задрав головы, целая толпа зевак. И в центре толпы стоял здоровенный коп, целившийся в меня.
Я сдавленно вскрикнул, рванулся к окну соседней комнаты и, разбив стекло, ввалился туда, приземлившись на четвереньки. Выстрел грянул буквально мне в лицо, а затем загрохотала пушка Кермана, отчего с потолка отвалился кусок штукатурки.
Я прижался к полу, отчаянно изворачиваясь, чтобы спрятаться за кроватью, когда в комнате прогремели новые выстрелы.
Вдруг я увидел, как на меня с кровати скалится смуглая рожа и зловещего вида вороненое дуло нацеливается мне в голову, но в следующий миг рука с оружием исчезла в грохоте выстрела и появилась снова, уже окровавленная.
Это оказался мой приятель, бандит с грязными манжетами. Он испустил вопль и кинулся к окну, но Керман бросился за ним. Итальянец ударил Кермана наотмашь, увернулся от него и выскочил за дверь, затем пронесся через следующую комнату и исчез в коридоре. Снова прогремели выстрелы, раздался женский крик, чье-то тело тяжело рухнуло на пол.
– Берегись! – прохрипел я. – Там коп, которому нравится стрелять. Он откроет огонь, как только увидит тебя.
Мы замерли на месте и стали ждать.
Но коп и не собирался рисковать.
– Все на выход! – проревел он из коридора; даже с такого расстояния я слышал, как тяжело он дышит. – Пристрелю вас, к чертовой матери, если увижу пушку.
– Мы выходим, – ответил я. – Не нервничай и не стреляй.
Подняв руки, мы вышли в смежную комнату, а затем в коридор.
Там лежал итальянец. Во лбу у него зияло пулевое отверстие.
А коп оказался из числа тех здоровяков, которые отличаются большим размером ноги и твердолобостью. Он скалился на нас, угрожая оружием.
– Полегче, брат, – посоветовал я, поскольку мне совсем не понравился его вид. – У тебя и так уже два трупа. Зачем тебе еще два?
– А мне плевать, – заявил он, скаля зубы. – Два или четыре – какая разница? Назад к стене, пока не приехал фургон.
Мы попятились к стене и вскоре уже услышали завывание сирен. По лестнице, тяжело сопя, поднялись два человека в белых халатах, вместе с ними явилась и делегация от отдела по расследованию убийств. Я обрадовался, увидев среди детективов их начальника Даннигана. Нам доводилось работать с ним раньше.
– Привет, – сказал он, поглядев на нас. – Тут что, ваши похороны?