17 декабря 1920 года сейм принял закон о наделении землёй солдат, отличившихся в польско-советской войне. До конца 1922 года в Западной Белоруссии и на Западной Украине было расселено около 25 тыс. семей переселенцев (так называемые «осадники»), рассматривавшихся польским руководством в качестве надёжной опоры для будущей полонизации этих областей[496].
Подвергалась гонениям и притеснениям православная церковь. Так, в первый день православной пасхи, 1 мая 1921 года в Холме была взорвана церковь Святых Кирилла и Мефодия. В Посадове по навету рупинского ксендза на Троицу была разгромлена православная церковь, причём для кощунства в церкви была устроена попойка, а выступившие в защиту храма «русские бабы» были избиты полицией и препровождены в город Томашев, в тюрьму, «за большевизм». На пасху в селе Гориста, Вольдовского повета, в момент пения «Христос воскресе» было арестовано всё православное духовенство и препровождено в тюрьму[497].
С одобрения властей православные церкви насильственно захватывались ксендзами и обращались в костёлы. Так было в Козловицах, Старосельцах, Купаве, Гродненской губернии. В Кременце, на Волыни, польскими властями была закрыта православная учительская семинария, а имущество её конфисковано[498]. В 1924–1926 годах был разрушен величественный собор Александра Невского в Варшаве[499].
В 1930-е годы дискриминация национальных меньшинств ещё больше усилилась. 17 июня 1934 года декретом польского правительства в Западной Белоруссии был создан концлагерь Картуз-Берёза, в котором заключённые (в основном белорусы, русские и евреи) подвергались изощрённым издевательствам[500].
Таким образом, возрождённая Польша с полным правом могла быть названа «тюрьмой народов».
Сейчас, в разгар торжества либерализма, принято считать, будто демократический способ правления – наилучший из возможных. Из этой аксиомы естественным образом вытекает, что страны, которые ввели у себя демократию, – прогрессивный авангард человечества, в то время как авторитарные режимы – удел варваров и дикарей, вроде русских. Неудивительно, что по версии официальной польской историографии, воссозданная в 1918 году независимая Польша была демократией чистейшей воды. Ну, может быть, с некоторыми национальными особенностями. Однако реальность существенно отличается от этой картины.
12 мая 1926 года удалившийся от дел бывший «начальник польского государства» Юзеф Пилсудский устроил военный переворот. В ходе трёхдневных боёв на улицах Варшавы, обошедшихся в 379 убитых и 920 раненых[501], сопротивление правительственных войск было сломлено. 14 мая президент Станислав Войцеховский и премьер-министр Винсент Витош подали в отставку[502].
Следует сказать, что установленный режим сохранял все формальные демократические признаки. Проводились парламентские выборы, существовала легальная оппозиция. Более того, когда 31 мая 1926 года Сейм избрал Пилсудского президентом Польши, тот демонстративно отказался[503]. С 2 октября 1926-го[504] по 27 июня 1928 года[505] и с 25 августа[506] по 4 декабря 1930 года[507] первый польский маршал занимал должность премьер-министра, в остальное же время довольствовался постами военного министра и генерального инспектора вооружённых сил. Тем не менее вплоть до своей смерти, последовавшей 25 мая 1935 года, Пилсудский являлся полновластным правителем страны, периодически убедительно демонстрируя, «кто в доме хозяин». Например, 30 августа 1930 года он распустил Сейм[508], после чего были арестованы 84 бывших депутата и сенатора[509].
После смерти Пилсудского должность генерального инспектора польских вооружённых сил в придачу с титулом «верховного вождя» польского государства унаследовал его сподвижник Эдвард Рыдз-Смиглы. Впрочем, не имея столь выдающихся заслуг, как предшественник, новый диктатор Польши не обладал и такой полнотой власти.
Основным лозунгом правления Пилсудского была «санация» (то есть оздоровление), подразумевавшая борьбу с коррупцией, наведение порядка в экономике и прочие подобные меры, поэтому его режим часто называют «санационным». Составной частью этой политики была «пацификация» (то есть умиротворение) – усмирение национальных окраин, в первую очередь украинских и белорусских земель. Надо сказать, что если в последнем поляки весьма преуспели, закрывая украинские и белорусские школы и уничтожая православные церкви, то вот поднять экономику оказалось далеко не так просто. Вплоть до своего бесславного конца в сентябре 1939 года независимая Польша так и не смогла достичь уровня промышленного производства, существовавшего на входивших в неё территориях в 1913 году[510].
Что же касается польской внешней политики, то она отличалась упорным и последовательным антисоветизмом. Задавшись целью бороться с СССР любыми средствами, руководство Польши развернуло активную дипломатическую работу в этом направлении.
Ещё 3 марта 1921 года был подписан имевший чёткую антисоветскую направленность польско-румынский договор о взаимопомощи. 26 марта 1926 года этот договор был продлён на следующие пять лет, затем он аналогичным образом продлевался в 1931 и 1936 годах[511].
17 марта 1922 года был заключён Варшавский договор между Польшей, Финляндией, Эстонией и Латвией, согласно которому участники должны были консультироваться в случае советского «неспровоцированного нападения»[512]. Руководствуясь этим договором, генеральные штабы стран-участниц разработали несколько планов совместных военных операций против СССР.
Что касается Англии и Франции, то, пользуясь их покровительством, Польша подзуживала своих старших партнёров на антисоветские акции. Когда 27 мая 1927 года Англия разорвала дипломатические отношения с СССР, польское руководство одобрило этот шаг, посетовав, что не может последовать английскому примеру, поскольку имеет слишком протяжённую границу с Советским Союзом[513]. Однако сразу же после этого последовала серия терактов против советских дипломатов в Варшаве. 7 июня 1927 года молодой русский эмигрант Борис Коверда застрелил на вокзале советского полпреда Петра Войкова[514]. 2 сентября того же года другой эмигрант, П. Трайкович, покушался на советского дипкурьера Шлессера, но был застрелен напарником последнего И. Гусевым[515]. 4 мая 1928 года было совершено покушение на советского торгпреда А. С. Лизарева[516].
С приходом Гитлера к власти началось активное польско-германское сближение. Так, Польша добровольно взяла на себя защиту германских интересов в Лиге Наций после демонстративного выхода оттуда Германии 14 октября 1933 года. С трибуны Лиги Наций польские дипломаты оправдывали наглые нарушения Гитлером Версальского и Локарнского договоров, будь то введение в Германии всеобщей воинской повинности, отмена военных ограничений или вступление в 1936 году гитлеровских войск в демилитаризованную Рейнскую зону[517]. 26 января 1934 года Германия и Польша подписали договор о ненападении сроком на 10 лет[518].
Сохранялись особые отношения Польши с Японией, заложенные ещё в годы русско-японской войны, когда польский революционер Пилсудский сотрудничал с японской разведкой.
В сообщении ИНО[519] ОГПУ от 19 марта 1932 года на имя Сталина, подписанном заместителем председателя ОГПУ В. А. Балицким и начальником ИНО А. Х. Артузовым приводились очередные сведения, полученные от нашего источника во французском генштабе. Советский агент успел незадолго до этого побывать в Варшаве, где беседовал с начальником штаба польской армии генералом Гонсяровским, сообщившим ему, что осенью 1931 года Варшаву посетила группа высокопоставленных японских офицеров. В ходе этого визита между генштабами двух стран было заключено письменное соглашение:
«Гонсяровский отметил, что согласно этому соглашению Польша обязана быть готовой оттянуть на себя силы большевиков, когда японцы начнут продвигаться по территории СССР»[520].
8 июля 1934 года в Польшу с трёхдневным визитом для ознакомления с состоянием её военной подготовки прибыл брат японского императора принц Коноэ, который привёз Пилсудскому письмо от бывшего военного министра Японии генерала Араки. Занимая этот пост, Араки активно выступал в 1932 году за начало военных действий против СССР. Японский военный сообщал о намерении напасть на Советский Союз, используя в качестве повода КВЖД, но жаловался на слабость японской авиации, из-за чего войну приходилось отложить до марта-апреля 1935 года. Несмотря на это, Араки предложил: «Если Польша и Германия дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно, не дожидаясь срока окончания реорганизации и усиления своей авиации»