В любом конфликте между нациями никогда не бывает так, чтобы негодяи были на одной стороне, а герои на другой.
Начнем с А. Трубецкого, отнюдь не сталиниста, к тому же побывавшего и в польском отряде АК, и в советском партизанском отряде, и в лагерях после войны; т.е. приведем слова не просто очевидца, а русского, видевшего жизнь партизан Армии Крайовой изнутри: «Здесь следует сказать несколько слов о польском партизанском движении. Еще в 1939 году, когда разгром польской армии стал очевиден, ее командование организовало так называемую "Армию Крайову" — АК (Армия страны) для борьбы с оккупантами. АК подчинялась польскому правительству в эмиграции в Лондоне, с которым была налажена постоянная связь. Издавались приказы, производились повышения по службе, награждения. Все это, когда Польша была освобождена от оккупации, определило сложную судьбу бывших «Аковцев»....
Отряд жил мирной, размеренной жизнью маленькой воинской части. Изредка проводились занятия с "новобранцами". Чувствовалось, что здесь нет постоянной напряженной борьбы с немцами, но все же каждый день еще затемно отправлялись в разные стороны патрули смотреть, не обставляют ли немцы лес для облавы. ...Иногда группа партизан уходила на "акцию", в основном за продуктами, или сделать "внушение", главным образом плеткой, какому-нибудь стукачу или фольксдойчу...
Насколько я знаю, другие польские отряды жили такой же размеренной жизнью, сохраняя свои силы и особенно не докучая немцам... А вот боевых действий при мне не было. Но сказать, что их совсем не было — неверно... Были и нападения на немецкие посты. Но все это ограниченные действия. И это можно понять. Немцы жестоко мстили за активные действия, расстреливая и вешая заложников, уничтожая деревни. ...Как, зная все это, нападать, если пострадают твои близкие? Правда, у нас в Белоруссии нападали, и население страдало. Но, может быть, белорусские партизаны были в большом числе не из местных жителей, а направляли их действия из центра?»[82]
Такова была «партызантка» (партизанское движение) крупнейшей польской военной организации, Армии Крайовой, на территории до Буга, т.е. до Западной Белоруссии. Что ж, тут была Польша А, или собственно Польша, и ее надо было беречь и действовать так, чтобы не вызвать своими действиями ответных акций со стороны гитлеровцев. А если и воевать, то в самом крайнем случае, к примеру, когда немцы начнут выселять поляков для осуществления своих планов освоения приглянувшихся польских земель на Замойщине. Впрочем, и тут застрельщиками были Крестьянские батальоны, ибо это непосредственно касалось их родных и близких...
О том же и воспоминания командира одного из известнейших в Польше партизанских отрядов М. Солтысяка: «Отношение сельского населения... было разным в разное время. Вначале оно отличалось большим недоверием, проистекающим, как мы это заметили, из отсутствия веры в какие-либо возможности борьбы с немцами...
В своей работе отряд вынужден был учитывать интересы населения, помощью которого он пользовался. Отсюда часто проистекала необходимость ограничения выступлений против оккупанта, в особенности в тех краях, где жили преданные нам люди. Этот своеобразный эгоизм был характерным для тех времен. Иногда он оказывал влияние даже и на серьезные дела»[83].
И наконец, наиболее яркое свидетельство того, как осторожно, прямо-таки в щадящем режиме, воевали настоящие польские партизаны из АК и Национальных вооруженных сил, можно найти опять же у С. Новицкого. В данном случае, правда, дело происходило уже на западном берегу Буга, но, судя по разным источником, тамошняя ситуация была весьма типичной для всей Польши. «Однажды ко мне ворвался мой приятель, — записывает он со слов участника тех событий, — старший лесничий лесов в Замойщине, Ян Папроцки, и сказал, что к нему приходило Гестапо. Интересный это был разговор. Они ему сказали, что такое состояние с анархией в уезде долго продолжаться не может.
— Немецкие войска сражаются под Сталинградом и нуждаются в постоянном снабжении. А здесь ведется саботаж, уничтожаются железнодорожные мосты, сходят с рельс поезда, крадутся вагоны, военное снаряжение и оружие. Такое положение далее продолжаться не может. Мы знаем, что у Вас есть контакты с партизанами. Обращаемся к Вам с просьбой, чтобы Вы приложили руку к прекращению этой деятельности, вредной для немецкой армии. Если спокойствия не наступит, то произойдет кровавое усмирение.
— Что делать? — спрашивает меня мой приятель. На данной территории действовали: отряд АК, отряд Национальных вооруженных сил, отряд Крестьянских Батальонов и лучше всего вооруженные советские партизаны. Командиры всех отрядов согласились, что любая диверсионная акция вредна и принесет гражданскому населению суровые репрессии, если ее вести»[84].
Так что, можно сказать, в своей «непримиримой» борьбе с фашистскими оккупантами польские партизаны руководствовались мудрым пацифистским принципом: чем реже беспокоить немцев, тем меньше будет жертв. Видимо, полагая, что сидючи по лесам, они одним этим фактом поднимают как собственный патриотический дух, так и окрестного населения. Вот если б еще и гитлеровцы подобную же сознательность проявляли, а то взяли и начали массовое выселение того самого населения, что так сильно укрепило патриотический дух, да еще и с большими жертвами. Пришлось воевать, куда денешься. А нет бы чинно-благородно: польские партизаны — себе в лесочке, гестаповцы — где-нибудь на Восточном фронте. Эх, и как бы всем хорошо-то было!
Однако, увы и ах, порушили немцы всю партизанскую идиллию, и вот уже даже суровая к измучившим Польшу репрессиями Советам М. Павловичева констатирует: «Когда в 1941 г. Германия включила воеводства восточных окраин в Генерал-Губернаторство, то эти территории затронула акция вывоза населения на работы в Германию. В общем, по подсчетам, принудительные работы охватили в Генерал-Губернаторстве 1,3 млн чел., в том числе значительное количество — ок. 700 000 чел. — было выслано с восточных окраин»[85]. Ну да, верно, вывозили-то в основном украинцев с белорусами — они же, будучи «на поводу у НКВД», с немцами все-таки воевали — в то время как хорошие польские парни прислушивались к правильным советам гестапо или «кантовались» во вспомогательной полиции и самообороне. А потому бояться им было нечего, разве только «красной заразы», как сейчас польские поэты пишут.
ИНЫМИ СЛОВАМИ, у поляков была своя война, своя опора, свои приоритеты, свои взаимоотношения со своим же населением, в основе которых (даже на уровне командиров партизанских отрядов) лежали чисто национальные интересы. С точки зрения поляков, это, разумеется, было совершенно нормально. При этом их, конечно же, меньше всего занимал вопрос, а есть ли у кого-нибудь еще иные национальные интересы — непольские? О так называемых «общечеловеческих ценностях» во время войны вообще говорить не приходится, хотя и тогда были люди, которые думали о чем-то подобном, но вряд ли от них что-нибудь зависело. Вот и типичный командир польского отряда, который заботился о провианте для своих бойцов, был бы последним идиотом, если б голова у него болела о том, что едят, к примеру, Советы, или литовская полиция.
Тем удивительнее выглядят нынешние попытки некоторых либеральных деятелей сравнить храбрых воинов из АК с советскими партизанами, не пользу последних, конечно же. Послушать их, так первые защищали своих несущих цивилизацию на Восток соплеменников, а вторые — сплошь бандиты из НКВД — всячески препятствовали их благородной миссии. Но оставим подобные сентенции на научной совести горе-историков и предоставим нашу «трибуну» белорусским исследователям из Польши, над которыми, важно заметить, уже не висит дамоклов меч коммунистической идеологии, поскольку живут они в освободившейся от «советского рабства» стране: «Не производили зато на население никакого впечатления лозунги об освобождении из-под большевистского ига. Публичные казни, зачастую случайных людей, производившиеся вермахтом и отрядами полиции, вызывали больший ужас, чем сталинские преступления тридцатых годов»[86](выделено автором).
Кстати, белорусы, в отличие от поляков, в массе своей разницу между Советами и гитлеровцами видели, и, не зная, естественно, ничего о «Генеральном плане ОСТ», но оказавшись «под крылом» арийских «освободителей», быстро поняли, что речь идет о физическом существовании всей нации, а не о репрессиях против отдельных слоев населения. Подтверждает это и уже упоминавшийся нами Белозорович: «Позиция населения западных областей Беларуси по отношению к немецко-фашистским оккупантам была неоднозначной... В деревне господствовал дух настороженности, пассивности, неуверенности. Крестьяне, прежде всего белорусы, не спешили в объятия немецких властей, так как опасались мести со стороны поляков за депортации и аграрные преобразования 1939-1941 годов»[87].
Страшно сказать, но даже среди поляков нашелся «отступник», рассуждающий в том же ключе. Хотите верьте, хотите нет, но это ни разу не замеченный в приверженности «красной заразе» польский профессор Петровский из Вроцлава, испытавший на себе в латышском городке Краслава и «советскую оккупацию», и немецкую, которые он характеризует следующим образом: «Новым властям в Латвии обещали достаточно широкое самоуправление. Через несколько месяцев немцы отказались от этих обещаний и поставили сверху власти... Лопнул миф о возникновении Латвии, обладающей существенным суверенитетом. Всех латышских деятелей, которые на это рассчитывали, сместили со своих должностей, а значительную часть арестовали и вывезли в концентрационные лагеря. Немецкие войска, входящие в Латвию как освободители латышского народа из-под советской оккупации, начали оккупацию еще более чувствительную, чем советская»[88](выделено автором).
О польских делах диверсионных и партизанских вообще и на восточных окраинах в частности
«Уже в первые дни немецко-фашистской агрессии в ряде районов западных областей Белоруссии наблюдались случаи нападения польского подполья на отступающие части Красной Армии, а в некоторых местах они провели расправу над партийно-советским активом. Подобные случаи произошли в Лунинецком, Несвижском, Пинском и других районах...»[89]. Это опять же к слову о так называемых «союзниках», а также в разъяснение «искреннего» недоумения поляков, почему замечательное польское подполье Сталин упорно не желал считать таковым. А все дело в том, что союзнички уж очень горазды были пакостить при первой представившейся возможности.
А впрочем, не будем перегружать читателя комментариями. Вернемся к беспристрастным фактам, по понятным причинам безрадостным для советских войск, которым под натиском фашистов пришлось оставить так называемые «восточные окраины». После чего ситуация на этих территориях коренным образом изменилась. Поскольку фронт все больше удалялся на восток, то и насыщение этих территорий войсками вермахта постепенно уменьшалось, что естественным образом создавало более благоприятную ситуацию для мероприятий, наносящих ущерб оккупанту. Казалось бы, польскому подполью все карты в руки. Как говорится, налетай, не зевай. Однако оно, такое прыткое по части добивания загнанных в угол Советов, в этот раз с подвигами не торопилось, с головой погрузившись в бюрократическую возню.
Так как подпольной Польшей руководили два организации: ZWZ (позднейшая АК) и Делегатура правительства, то в организации «непримиримой» борьбы имела место, говоря современным языком, ведомственность: по военной части этим занималась организация ZO (Союз возмездия) — проведение диверсий, актов саботажа, действий боевого и репрессивного характера, а по гражданской — KWC (так называемое Управление гражданской борьбы) — все виды саботажа, а также приведение в исполнение приговоров подпольных судов в отношении предателей и немецких агентов. В 1942 г. «Союз возмездия» имел свои подразделения на территории бывших восточных окраин, например в дистрикте Галиция. Затем АК решила расширить свои доселе теоретические диверсионные действия и преобразовала Союз возмездия в «Управление диверсией», более известное под своим сокращением «Кедыв», которое прославилось исполнением ряда покушений на высших функционеров. (Наиболее известные из них: ликвидации бригаденфюрера СС Франца Кучеры и обергруппенфюрера СС Вильгельма Коппе в Варшаве.) Организацию «Кедыва» и комадование им осуществлял полковник Аугуст Эмиль Фельдорф (псевдоним «Ниль»), имевший в своем багаже службу в легионах Пилсудского в период Первой мировой войны, а также участие в агрессии свежевозродившейся Польши против всех ее тогдашних соседей, включая, естественно, и Советскую Россию. В боях за Вильно, Двинск (Даугавпилс) и Киев «Ниль» был четырежды награжден и получил звание капитана. С ним мы еще «встретимся» позже, а пока отметим, что пан Фельдорф был крупным специалистом в рамках уже упомянутой выше программы «диверсии за линией фронта».
Отдельные действия партизанского характера происходили в Польше, как мы видели, еще в 1941-м, но партизанские отряды АК на так называемых «северо-восточных» землях, как, впрочем, и на собственно территории Польши к западу от Буга, начали создаваться только в 1943 г. Основой для их формирования служили диверсионные группы и местные подпольные организации. В более ранний период, как уже и отмечалось выше, командование АК воздерживалось от формирования партизанских отрядов в связи с опасениями, что это повлечет за собой карательные меры со стороны как немецких оккупационных властей, так и созданных ими на территории Латвии, Литвы, Белоруссии и Украины специальных подразделений. Кроме того, база для создания крупных партизанских соединений была ограничена, в том числе и по той причине, что польское население составляло здесь, за исключением некоторых районов, абсолютное меньшинство. К тому же в Галиции поляки проживали в основном в городах, на Волыни же они вообще, по самым оптимистичным оценкам, составляли 15% населения. Несколько лучше дело обстояло в Белоруссии и Литве, так как там полякам удалось привлечь в свои партизанские формирования значительное количество белорусов, в основном католиков.
Ситуация с польским партизанским движением усугублялась еще и тем, что командующий АК генерал Ровецкий (псевдоним «Грот») требовал подчинения Армии Крайовой всех партизанских отрядов, действующих на территории предвоенной Польши, а следовательно, и советских партизан, и это изначально порождало конфликт. Такое, разумеется, чисто политическое решение, естественно, никаких перспектив на успешное осуществление не имело. В результате вплоть до начала 1944 г. партизанская составляющая в действиях АК была весьма скромной, при том, что эта подпольная организация располагала весьма приличными людскими и материальными ресурсами. Во второй половине 1943 г., когда немцы уже сильно завязли в тяжелых боях с Красной армией на значительном удалении от территории действий АК и не могли уже свободно распоряжаться своими войсками с целью борьбы с партизанским движением, количество партизан АК в восточных землях, по данным самой же АК, составляло около 2 000 человек. (То есть при средней численности партизанского отряда от 30 до 100 бойцов — менее 1% всех сил Армии Крайовой!)
На «восточных окраинах» картина была следующей:
- округ Белосток: формирование отрядов в уезде Щучин и в районе Гродно только начато;
- округ Полесье: 4 партизанских центра;
- округ Новогрудок: 8 партизанских отрядов;
- округ Вильно: 2 партизанских отряда;
- округ Волынь: ряд партизанских отрядов оперативного реагирования и отрядов местной самообороны.
В районе Львова, Дрогобыча партизан у АК вообще до момента подхода Красной армии не было[90].
Это значит, что партизанские отряды АК никоим образом не определяли общую картину партизанского движения в данных регионах и о каком-либо заметном вкладе с их стороны в разгром немцев в этом смысле говорить не приходится. И вообще, основным направлением в их деятельности до середины 1943 г. являлось преимущественно диверсионное. Командование виленского, новогрудского и полесского округов занималось размещением своих людей в оккупационных учреждениях, на железной дороге, в лесном хозяйстве, а также и в полиции.
Отсюда вывод: первые польские партизанские отряды создавались, несмотря на совершенно естественное и понятное желание рядовых бойцов и командиров сражаться с гитлеровцами, с понятной целью продемонстрировать наличие польского хозяина на территориях, входивших до 1939 г. в состав Польши. А такие намерения в любом случае неизбежно должны были привести к обострению отношений с советскими партизанами и подпольщиками, ибо на советской территории польский хозяин не предусматривался. Кто-то должен был либо подчиниться, либо выселиться.