Социалистическая Польша долгое время оставалась чужда юдофобии на государственном уровне. Этим она отличалась от СССР, где антисемитская политика, начавшись в период борьбы с космополитизмом, то усиливаясь, то ослабевая, продолжалась до самых горбачевских времен. «Натолинцы», подняв на щит «еврейский вопрос», вовсе не думали подкладывать под него теоретическое обоснование. Риторика борьбы с сионизмом появилась у них лишь в начале 1960-х гг., когда подобные акценты начали расставлять и официальные структуры ПНР, прежде всего — Министерство внутренних дел.
Гомулка и сам, как указывалось выше, не был равнодушен к «еврейской проблеме». Вынужденный опереться на «пулавян» в своем противостоянии с советской верхушкой и ее сторонниками внутри ПОРП, он вскоре начал отдалять от себя лидеров этой группировки. Польский лидер не был антисемитом: среди его сотрудников были как поляки, так и евреи. Но общий курс на отстранение «пулавян», многие из которых были евреями, становился всё более очевиден. Причиной этого было естественное желание любого руководителя видеть на ответственных постах лично преданных ему людей. Поскольку «пулавяне» не были обязаны своими карьерами Гомулке, тот взялся активно вычищать от них министерства и ведомства, всюду расставляя своих выдвиженцев. Объективно это способствовало обновлению кадров в руководящих органах.
Первый тревожный звонок для «пулавян» прозвенел в январе 1957 г., когда Гомулка решил не распускать насквозь антисемитский ПАКС, чье влияние было серьезно подорвано событиями «Польского Октября». Этот шаг первый секретарь предпринял, не желая оставаться «один на один» с католической церковью. Но в среде некоторых партийцев еврейского происхождения такое решение, по всей видимости, вызвало досаду. Иначе трудно объяснить обстоятельства гибели Богдана Пясецкого — сына лидера ПАКС.
15-летнего Богдана Пясецкого похитили 22 января 1957 г., через двадцать дней после встречи Гомулки с его отцом. Скорее всего, в тот же день он был убит. Его останки были случайно обнаружены в одном из варшавских бомбоубежищ 18 декабря 1958 г. Виновные в этом преступлении так и не были найдены. Непонятными остались также мотивы преступления. В первые дни после похищения злоумышленники связывались с Болеславом Пясецким, требуя выкуп. Отец готов был заплатить, но преступники, каждый раз выбирая условное место путем сложных комбинаций с оставленными записками, так никогда и не явились за деньгами. В конце концов они вовсе замолчали, а милиция, ведя расследование, проявила редкостный непрофессионализм и халатность. По сути, Пясецкий и его люди вынуждены были сами доискиваться правды, и добились в этом намного больших успехов, чем правоохранительные органы. Нити вели к нескольким бывшим сотрудникам госбезопасности, по национальности — евреям. Вскоре после исчезновения Богдана Пясецкого все они уехали в Израиль. В Польше остался лишь один, но и он уже паковал чемоданы. Благодаря энергичному вмешательству главы ПАКС в последний момент его задержали. Дело против него, открытое в 1959 г., было тут же закрыто по личному настоянию премьера Ю. Циранкевича и секретаря ЦК ПОРП Е. Альбрехта. Виновные в гибели подростка остались безнаказанными[112].
История со смертью Богдана Пясецкого по сей день будоражит умы польских историков и публицистов. Версии выдвигаются самые разные: от операции зарубежных разведок до политических махинаций самого Болеслава Пясецкого. Автор единственной крупной работы на эту тему историк Петер Раина возлагает ответственность за убийство на бывших работников госбезопасности еврейского происхождения[113]. К той же версии склоняются и некоторые другие ученые (Я. Жарын, А. Гарлицкий). По их мнению, злоумышленники хотели отомстить главе ПАКС за его антисемитскую деятельность в довоенной Польше и во времена фашистской оккупации. Сам Болеслав Пясецкий был личностью неприкосновенной — слишком многое связывало его с правящей элитой ПНР и советскими спецслужбами. В 1956 г. казалось, что его организация в любой момент прекратит свое существование. Но ПАКС устоял. Очевидно, раздосадованные этим, несколько уволенных из органов рядовых сотрудников, перед тем как покинуть страну, решили хотя бы частично отомстить, досадив главному польскому юдофобу. Вряд ли к смерти Богдана были причастны высокопоставленные чиновники — «пулавяне». Но явное нежелание властей давать ход этому делу было налицо. Обилие поистине детских «ошибок», которое допустило следствие, заставляет подозревать целенаправленную деятельность кого-то из руководителей правоохранительных органов. Обычно в качестве такового называют А. Альстера — заместителя министра внутренних дел и одного из виднейших «пулавян». Нет никаких свидетельств, которые бы подтверждали это предположение, но, даже если Альстер действительно был причастен к уходу от ответственности виновных в смерти Богдана Пясецкого, скорее всего, он действовал так, исходя из чувства самосохранения, а не повинуясь «зову крови». Внутрипартийный антисемитизм по-прежнему тлел, и давать лишний повод юдофобам значило поставить под удар многих евреев, работавших в органах, в том числе и самого себя.
Тот факт, что, невзирая на сильное сокращение количества евреев в стране, антисемитизм по-прежнему сохранялся, подтверждается рядом свидетельств членов партии того времени. Например, философ А. Шафф, выступая в январе 1959 г. в Клубе Кривого колеса, счел нужным отметить, что эта проблема всё еще не потеряла своей актуальности[114]. В декабре 1966 г. на отчетно-выборном собрании первичной парторганизации Варшавского университета молодой социолог Александр Смоляр (сын довоенного коммуниста Герша Смоляра, позднее возглавившего Общественно-культурное товарищество евреев в Польше) обратил внимание на странную терпимость партийных работников к проявлениям антисемитизма[115].
Новое нагнетание партийной юдофобии было связано с появлением в недрах силовых структур неформальной группировки бывших бойцов Армии Людовой во главе с заместителем министра внутренних дел М. Мочаром и руководителем военной разведки Г. Корчинским. Вслед за западными журналистами членов группировки прозвали «партизанами». Используя простецкий язык улицы, «партизаны» стремились показать себя выходцами из «толщи народной», плоть от плоти матери-Польши, в отличие от прибывших из СССР солдат и офицеров Войска Польского, находившихся в подчинении у евреев-коммунистов и советского командования. Постоянное апеллирование к патриотизму и более теплое, в отличие от официальной пропаганды, отношение к бойцам Армии Крайовой должно было продемонстрировать их заботу о национальных интересах родины, в противоположность господствовавшему до тех пор классовому подходу.
Впервые группировка заявила о себе в июле 1961 г., когда вышла в свет книга «Люди, факты, воспоминания», содержавшая интервью с двенадцатью бывшими командирами АЛ (в том числе с Мочаром, Корчинским, главой воеводского управления гражданской милиции в Катовицах Ф. Шляхчицем, и известным «натолинцем» Х. Хэлховским). Человеком, который взял эти интервью, был личный секретарь В. Гомулки Валерый Намёткевич. Книга была богато оформлена и имела вполне приемлемую цену. Она была немедленно разослана по всем вузовским и школьным библиотекам. В декабре появилась книга воспоминаний М. Мочара «Цвета борьбы», которую цензура поначалу сочла опасной из-за ряда антисоветских и антисемитских намеков, но затем, с позволения Политбюро, всё же допустила к печати[116]. К 1970 г. эта книга выдержала одиннадцать переизданий, в 1964 г. ее ввели в обязательный курс начальной школы, а в 1965 г. перенесли на экран.
Таким феноменальным успехом публицистика «партизан» в немалой степени была обязана покровительству В. Гомулки. Первый секретарь, занятый обновлением кадров в партноменклатуре, поддерживал лозунг этой группировки «доведения до конца Октября [1956 г.]», (под которым «партизаны» понимали расчет с «пулавянами», которые якобы использовали демократическую риторику, чтобы избежать ответственности за сталинизм[117]).
«Партизаны», а вернее, их лидер М. Мочар, сумели привлечь на свою сторону ПАКС, располагавший широкой сетью издательств и прессы, а также заручиться поддержкой некоторых литераторов. Один из них, Збигнев Залуский, издал в октябре 1962 г. книгу «Семь главных польских грехов», в которой на основании исторического материала брался защищать патриотические ценности от «глумления» циников. Многие сочли это произведение манифестом нарождавшейся группировки[118].
В мае 1962 г. был снят со своего поста А. Альстер. Вместо него заместителем министра внутренних дел стал один из «партизан» Ф. Шляхчиц. Ранее, в 1960 г., заведующим Административным отделом ЦК неожиданно был назначен один из «натолинцев» К. Виташевский, казалось, прочно скомпрометированный в 1956 г. своими антиинтеллигентскими и антисемитскими высказываниями. В 1964 г. Мочар занял пост министра внутренних дел. Одновременно он возглавил Союз борцов за свободу и демократию (ЗБоВиД) — единственную ветеранскую организацию Польши. При нем в эту структуру начали широко допускать бывших солдат и офицеров Армии Крайовой, прежде дискриминируемых властями[119]. В том же году членом Политбюро стал другой соратник Гомулки по антифашистской борьбе — бывший министр транспорта Рышард Стшелецкий, который вскоре вошел в «узкое руководство» партией наряду с первым секретарем и З. Клишко. Стшелецкий поддерживал особенно близкие отношения с «партизанами» и по сути являлся их представителем в Политбюро. В 1965 г. продвинулся наверх и еще один лидер «партизан» — Г. Корчинский, совместивший посты заместителя министра обороны и главного инспектора территориальной защиты.