цам»[208]. Ко всем остальным течениям тогдашней общественной мысли Клуб Кривого колеса проявлял удивительную толерантность — от группы католического еженедельника «Тыгодник повшехны» до коммунистического Клуба красного помидора.
В апреле 1956 г. секция общественных исследований подготовила доклад «Как некоторые социал-демократические идеологи и их идейные вдохновители и союзники понимают социальную структуру Советского Союза и стран народной демократии»[209]. Этот доклад ставил своей целью ознакомление польской научной общественности с теми взглядами, которые выработались в среде западной социал-демократии на проблему тоталитаризма, и приобщение ее к теориям так называемого «нового эксплуататорского класса» в странах с однопартийной диктатурой. Доклад носил исключительно научный характер и не претендовал на звание идеологического руководства для политической оппозиции, однако его тезисы пришлись по сердцу самым разным течениям, выступавшим против линии ПОРП. Благодаря тому, что на заседания клуба начало заглядывать немало видных ученых и публицистов, идеи, представленные к обсуждению в докладе, широким потоком выплеснулись как на страницы печати, так и на разного рода собрания общественных деятелей. «Доклад отпечатали в 50 пронумерованных экземплярах, — вспоминал участник ККК Р. Щурковский, — и раздали членам Клуба Кривого колеса за 2 недели до запланированной над ним дискуссии. Однако этот доклад чрезвычайно быстро вышел за рамки клуба, а поскольку был он крайне любопытен, то его копировали и распространяли дальше»[210]. Отголоски доклада слышались как в утопических статьях «По просту», служившего рупором молодых коммунистических романтиков, так и в предложениях немарксистских экономистов А. Вакара, Ю. Муйжеля, С. Куровского, которые предлагали развернуть общественную кампанию с требованием провести решительные рыночные реформы в экономике. Позднее Служба безопасности использовала текст доклада для обоснования контрреволюционного характера Клуба.
Клуб активно включился в процесс перемен, набиравший обороты на протяжении всего 1956 г., хотя никогда не оказывал самостоятельного воздействия на ход демократизации. Он явился одной из трибун, которой пользовались многие известные деятели того периода, чтобы донести свои взгляды до интеллигенции. Так, именно на собрании ККК бывший премьер Э. Осубка-Моравский выдвинул проект восстановления Польской социалистической партии[211]. Люди из ККК принимали участие в общих собраниях клубов интеллигенции, которые трижды в течение 1956 г. проходили в Варшаве. Выступая там, они не раз демонстрировали свое неприятие существующей в стране социально-экономической и политической модели. Позднее это дало основания Службе безопасности назвать Клуб «одним из штабов „октябрьского фронта“, работающего в тесном сотрудничестве с редакциями варшавских журналов во главе с „По просту“, с комитетами „революционного студенчества“, а также с представителями некоторых фабричных коллективов…»[212]. Однако это не вполне соответствовало действительности. ККК в самом деле задавал тон в клубном движении 1956 г., однако избегал делать какие-то политические заявления. За всё время существования Клуба его правление один-единственный раз выступило с политическим требованием, предложив в октябре 1956 г. исключить из Президиума Фронта национального единства (нового предвыборного блока во главе с ПОРП) деятеля светского католического движения Б. Пясецкого, известного своими консервативно-шовинистическими взглядами, а также тесными связями с «натолинским» крылом партии.
По единодушному мнению «старых» деятелей Клуба Э. Гажтецкой и Р. Щурковского, «преданные партии товарищи» на протяжении 1956 г. постепенно оттеснялись на второй план «социал-демократическими элементами» или так называемой «группой Липского», которая объединяла ряд немарксистских интеллектуалов, а также некоторых членов ПОРП, настроенных резко критически к партийной элите[213]. Костяк этой группы составляли выходцы из секции общественных исследований (Ч. Чапов, С. Мантужевский, М. Срока и др.), но лидерство принадлежало литературоведу Я. Ю. Липскому — позднейшему участнику едва ли не всех оппозиционных действий интеллигенции против политики властей вплоть до 1989 г. «Для этой группы характерна несомненная интеллектуальность, — сообщали работники Службы безопасности в 1958 г., — но при этом совершенно недостаточная политическая подготовка, незрелость, принятие тех или иных политических решений под влиянием внезапных импульсов»[214]. В феврале 1957 г., на излете массового движения, приведшего к смене партийного руководства в стране, Липский был избран председателем правления Клуба. При нем в ККК проходили дискуссии на остро-политические темы: о венгерском восстании 1956 г., о минувших выборах в Сейм, о годовщине «Польского Октября» (когда к власти вернулся В. Гомулка) и т. д.[215]Это, однако, не означает, что ККК начал превращаться в подобие политической оппозиционной организации. Напротив, внешняя активность Клуба после выборов в Сейм в январе 1957 г. резко снизилась, практически свелась к нулю. Умерить свою политическую деятельность решили сами участники Клуба, собравшись на заседание 10 февраля. Во время бурной дискуссии, посвященной дальнейшим направлениям работы Клуба, обнаружились два подхода. Первый сводился к тому, чтобы ограничить дальнейшее функционирование Клуба деятельностью в рамках секций, не претендуя на политическую роль. «ККК сыграл позитивную роль в предыдущий период… — указывали сторонники этого направления, — поддержав силы обновления. Однако теперь продолжение такого курса обречено на неудачу, поскольку члены Клубы не настолько подготовлены к дискуссиям на экономические или общественные темы, чтобы вести обсуждение на серьезном уровне…» Представители этого течения стремились вернуть Клубу его роль как исключительно культурного и научного учреждения, не претендующего на политический вес. В своей аргументации они исходили из соображения, что дискуссии на культурную и научную тематику предоставят власти меньше поводов для вмешательства во внутри-клубную жизнь. Приверженцами этой точки зрения были Юлиуш и Эва Гажтецкие, поэт Э. Брылль, скульптор М. Богуш и литератор А. Лям. Иного взгляда придерживались такие влиятельные члены Клуба как сотрудник Отдела пропаганды ЦК ПОРП Х. Бронятовская, Я. Ю. Липский, философ А. Валицкий, социологи Ч. Чапов, М. Срока и З. Скужиньский, экономист С. Куровский. Они считали, что Клуб «должен по-прежнему играть роль своего рода польского Гайд-парка, т. е. места выражения общественного мнения. Однако Клубу не следует ограничиваться этими рамками, а выйти к народу, дабы помочь молодым и неопытным рабочим клубам в их деятельности…» Согласно этой точке зрения, упор должен был делаться на «самостоятельное развитие теоретической мысли, поиск новых решений в политике, общественном и экономическом строе, в области культуры, философии и общественных наук…». Крайние позиции здесь занял инженер Збигнев Яромин, который настаивал на том, что Клуб должен объединить вокруг себя всех польских левых, став, таким образом, серьезным фактором политической жизни. Промежуточное мнение отстаивал социолог Станислав Мантужевский, говоривший, что Клуб должен заниматься в равной мере культурной и политической проблематикой при сохранении определенных пропорций[216]. По сути, именно эта позиция и возобладала. В новое правление вошли представители обеих точек зрения, вследствие чего Клуб не стал ни центром притяжения левых сил, ни аналогом «народного института», но остался местом свободного обмена мнениями на самые разные темы. Оставались, однако, запретные области, которые руководство Клуба предпочитало избегать, чтобы не входить лишний раз в конфликт с властями. Одной из таких областей была степень советского влияния на внутреннее положение в стране. В феврале 1959 г. Липский прямо заявил по этому поводу: «Мы не будем обсуждать российскую тематику, так как это может вызвать проблемы и об этом нельзя говорить откровенно»[217].
В конце 1957 г. Служба безопасности перехватила письмо главного редактора эмигрантского ежемесячника «Культура» Е. Гедройца Я. Ю. Липскому. Упомянутое издание находилось под пристальным наблюдением органов госбезопасности как один из главных источников «враждебной пропаганды», поэтому любые контакты с ним вызывали подозрение у властей. В ККК было внедрено несколько агентов, которые начали регулярно поставлять информацию о его деятельности. Уже первые отчеты заставили Службу безопасности в апреле 1958 г. сделать вывод: «1) Клуб Кривого колеса оказывает влияние на определенный круг высокоинтеллектуальной творческой интеллигенции; 2) несмотря на присутствие ряда членов партии на собраниях, линия партии никак не представлена, защищаются все политические взгляды, кроме этого последнего»[218]. Еще более резкий тон имела записка одного из секретарей по культуре варшавского комитета ПОРП от ноября 1959 г.: «Дискуссии об экономической, политической, общественной и культурной ситуации в нашей стране насыщены скрытым ядом. В них чувствуется прославление Запада и враждебное отношение к СССР, Китаю и другим государствам народной демократии. Дискутантов характеризует красочность стиля, склонность к аналогиям… и аллегориям. Они хорошо подготовлены по каждой теме, свободно оперируют данными монографий и источников. Даже робкая попытка оппозиции против мнения большинства обречена на поражение. „Отступника“ буквально изничтожают язвительными замечаниями и нарочито изысканными выражениями, сальными анекдотами и репликами из зала… Всех объединяет то, что они являются клубом оппозиции. О себе имеют очень высокое мнение, полагая Клуб важным фактором воздействия на творческие и научные сообщества столицы. Лучше всего людей из Клуба характеризует такое высказывание, которое ходит по Варшаве: „Запишись в наш Клуб, у нас можно критиковать всё и всех, и тебе ничего не будет“. Всё это походит на сборище анархистов…»