Люблинский съезд СПЛ прошел 18–21 сентября 1964 г. В силу того, что съезд этот был юбилейным (отмечалось 20-летие Народной Польши), на нем, кроме министра культуры Т. Галиньского и руководителя Отдела культуры ЦК В. Красько, присутствовали В. Гомулка и З. Клишко. Партийный лидер в своем выступлении подробно остановился на успехах Народной Польши, в том числе в области распространения культуры, не преминув уколоть литературную оппозицию: «Только слепцы и люди, не высовывающие носа из варшавских кафе, могут этого не видеть». Далее первый секретарь ЦК ПОРП заявил, что кроме философии отчаяния есть еще философия надежды, представленная марксизмом-ленинизмом. «И мы стремимся к тому, чтобы философия марксизма стала философией всех наших творческих работников»[310]. Речь Гомулки была восторженно встречена «лояльными» литераторами, оппозиция же предпочла отмолчаться, хотя в кулуарах выражала свое недовольство[311]. Единственным, кто отважился бросить вызов партийному лидеру, был С. Киселевский. Он потребовал большей свободы для людей, выступающих с иными взглядами, чем партия (имея в виду католиков), и противопоставил Польше современную Венгрию, где, по его мнению, ситуация со сторонниками немарксистского мировоззрения была значительно лучше[312]. Прения разгорелись под занавес съезда, когда началось обсуждение проекта изменений в устав СПЛ. Одной из предлагаемых поправок являлось то, что членом СПЛ может быть только гражданин Польши. Если бы поправка прошла, из состава Союза польских литераторов были бы исключены лица, эмигрировавшие из страны (например, М. Хласко). Однако в ходе бурной дискуссии данное изменение было отклонено.
Это обеспокоило работников «идеологического фронта». Они разработали комплекс предложений, которые должны были предотвратить появление «единого фронта оппозиции»[313]. 5 октября 1964 г. прошло открытое собрание первичной парторганизации СПЛ в Варшаве. На нем большую полемическую речь произнес З. Клишко. Поскольку его выступление задумывалось как опровержение тезисов М. Домбровской, на собрание были приглашены все члены варшавского отделения СПЛ. Сначала была зачитана стенограмма выступления М. Домбровской на собрании варшавского отделения СПЛ 12 июня (сама писательница была больна и отсутствовала), затем слово предоставили З. Клишко. Его речь была наполнена многочисленными риторическими выпадами против А. Слонимского и М. Ваньковича, которых власть сочла главными виновниками создавшейся ситуации в связи с «Письмом 34-х». Опираясь на материалы следствия, представитель партийной верхушки представил весь ход событий как хорошо спланированную акцию по дискредитации Народной Польши[314].
После того, как он сошел с трибуны, председательствующий Е. Путрамент предложил всем желающим высказать свое мнение по поводу услышанного. С ответными речами выступили некоторые беспартийные подписанты «Письма 34-х» (А. Слонимский, П. Ясеница, А. Сандауэр), а также ряд других литераторов. В примирительном духе было выдержано выступление Я. Ивашкевича, который признал частичную ответственность власти за произошедшее, и заявил: «Ни на минуту не допускал я мысли, что Письмо 34-х было написано на потребу заграницы». В конце собрания вновь поднялся Клишко и в довольно взволнованном тоне (вероятно, экспромтом) принялся объяснять присутствующим мотивы тех или иных поступков власти в деле «Письма 34-х»[315].
Вопреки ожиданиям власти, это собрание оказалось скорее победой оппозиции. Литературные фрондеры поздравляли Слонимского с блестящей речью, лояльные же текущей политике партии писатели и публицисты выражали свое недовольство тем, что собрание вновь вернулось к разрешенному, казалось бы, вопросу[316].
Однако у властей были и иные методы убеждения. В октябре 1964 г. были схвачены сразу три заслуженных писателя, чья деятельность обратила на себя внимание спецслужб: М. Ванькович, Я. Н. Миллер и Я. Гжендзиньский. Госбезопасность перехватила публицистические тексты, которые они переправляли на Запад, и обвинила всех трех в сотрудничестве с иностранными разведками. Учитывая, однако, солидный возраст подозреваемых и их вес в литературной жизни Польши, наказание им вынесли условное.
В первой половине 1965 г. волнение в СПЛ вроде бы затихло, хотя некоторые литераторы (Л. Колаковский, А. Слонимский, М. Брандыс, Я. Ю. Липский) приняли участие в защите молодых оппозиционеров Я. Куроня и К. Модзелевского, обвиненных в антигосударственной деятельности.
Тем временем Правление варшавского отделения СПЛ разработало обращение к властям, в котором просило обратить внимание на ряд материальных и технических вопросов, связанных с работой писателей, а кроме того, вплотную заняться вопросом цензуры. Работники советского посольства докладывали в начале октября 1965 г.: «В течение последних двух лет в отделениях Союза польских писателей и, прежде всего, в варшавской организации определенная категория литераторов правого толка периодически выдвигает разного рода обвинения в адрес партии и правительства, утверждая, в частности, что в стране „отсутствует свобода творчества“, а власти проводят политику политической, идеологической и экономической „дискриминации“ писателей. Непосредственно под влиянием некоторых ревизионистски настроенных писателей пленум варшавского отделения СПП в начале мая с. г. принял решение разработать специальный документ с целью сформулировать пожелания и претензии писателей в отношении партийного и государственного руководства страны»[317]. Согласно мнению советских дипломатов, документ стал «своего рода политической и идеологической платформой». Польские власти предприняли некоторые шаги, чтобы не допустить распространения документа, но не решились на жесткие меры, поскольку это «только осложнило бы обстановку в СПЛ и дало бы западной пропаганде повод для проведения широкой антипольской кампании»[318].
В преддверии очередного съезда СПЛ второй секретарь советского посольства А. Н. Гаганов 21 ноября 1965 г. встретился с секретарем парторганизации варшавского отделения Союза Ю. Ленартом. Тот заявил, что не ожидает каких-либо эксцессов на съезде, так как оппозиция оказалась в изоляции[319]. Другой сотрудник посольства СССР Г. С. Головенков в конце ноября — начале декабря 1965 г. трижды посетил в больнице заведующего Отделом культуры ЦК ПОРП В. Красько, который пребывал там по причине проблем с сердцем. Красько подробно проинформировал его о писательском съезде. Для начала он поведал о партийных собраниях в преддверии съезда и мероприятиях по отсеиванию неблагонадежных литераторов. «При этом, — заметил партократ, — важно было оказать влияние на группу ревизионистски настроенных писателей и прежде всего на К. Брандыса, В. Ворошильского, Л. Колаковского, Я. Бохэньского, А. Лисецкую и др. В Центральном Комитете снова обсуждается вопрос об исключении их из партии. Некоторые склонялись к этой мере. Но были и противники, а среди них Е. Путрамент, который считает, что это может развязать им руки». Упомянул Красько и об обращении правления к властям: «Не подлежит сомнению, что инспирировали эту акцию люди типа А. Слонимского и Гертца, а председатель варшавского отделения И. Неверли, человек колеблющийся, был использован ими для прикрытия. В результате принятых мер (с Неверли разговаривали в партийном комитете Главного правления СПЛ, в варшавском городском комитете ПОРП и в ЦК партии) текст „Мемориала“ был переработан». По оценке заведующего Отделом культуры, «собрание варшавского отделения, которое состоялось в начале ноября, явилось первым поражением многих антисоциалистически настроенных литераторов…», так как в делегаты съезда не прошли такие оппозиционеры, как Анджеевский, Ясеница, Киселевский, Гертц, Рут-Бучковский, Модзелевская. «Вместе с тем на варшавском собрании была избрана в делегаты почти вся „партийная фронда“ — К. Брандыс, Колаковский, Ворошильский, Бохэньский и др. В то же время при голосовании забаллотировали кандидата в члены ЦК Леннарта, Матушевского и некоторых других». 30 ноября с партийными делегатами встретился секретарь ЦК А. Старевич. «Главной целью этого мероприятия было сковать действия „фронды“, не допустить, чтобы ее представители выступали на съезде с антипартийных позиций и блокировались бы с правыми элементами. Такая постановка вопроса, естественно, им не понравилась. Некоторые из них пытались возражать, однако совещание в целом прошло нормально, если не считать заявления И. Неверли о том, что он отказывается ехать на съезд в знак протеста против применения со стороны ЦК „административного“ нажима. Он действительно на съезде не присутствовал». По утверждению Красько, «съезд прошел остро, но в то же время показал, что большинство писателей стоит, в общем, на правильных позициях… Наиболее одиозным было выступление А. Слонимского, который практически обвинял партию и правительство в том, что они „отошли от Октября“, пытался дискредитировать политику ПОРП в области культуры…» Таким образом, резюмировал секретарь ЦК, «на съезде в Кракове… партийная „фронда“ не только не добилась успехов, но и потерпела поражение»[320]. Того же мнения был и Путрамент, который встретился с Головенковым 28 декабря в неофициальной обстановке. Путрамент оценил число партийных оппозиционеров в 13–15 человек и заявил, что их лидером является К. Брандыс, вслед за которым идут Л. Колаковский и А. Браун. Всех их, сказал Путрамент, пора исключить из партии