В 1956 г., параллельно с экономическим и общественным кризисом в Польше, выросла и активность рабочих. Нередки были случаи, когда с их требованиями солидаризировались члены заводских парторганизаций и даже директора предприятий. Сотрудник Экономического отдела ЦК ПОРП Е. Богуш писал о настроениях рабочих щецинской верфи в июле 1956 г.: «Партком изолирован от рабочих. Может, это происходит не столько по вине секретарей парткома, сколько в силу позиции, занимаемой партийным активом. Поначалу они пытались противостоять вражеской демагогии. Ныне же немалая часть актива сама принимает участие в дискуссиях»[346]. Аналогичным образом повел себя и партактив вагоностроительного завода в Познани, где в июне 1956 г. разразились события, приведшие к взрыву общественного неповиновения.
Вообще, обстоятельства зарождения познанского бунта дают хорошее представление о взаимоотношениях властей, заводской администрации и рабочих Польши в тот период. Недовольство работников завода, как это водится, было вызвано тяжелыми условиями жизни, несправедливой системой оплаты труда и пренебрежением дирекции к проблемам рабочих. Поначалу разрядить ситуацию пытался рабочий совет, но все его обращения к заводской администрации были безрезультатны. О конфликте были проинформированы местные партийные и государственные власти, а также верхушка ПОРП (по каналам госбезопасности и милиции). В разбирательство втянулись отраслевой профсоюз, городские власти и прокуратура. Однако и это не привело к каким-то подвижкам. Очевидно, центральные власти не придавали значения ситуации в Познани, более озабоченные такими традиционно конфликтными регионами, как Лодзь с ее текстильным производством и шахтерская Силезия (именно туда направлялись в 1956 г. члены высшего руководства для улаживания споров). 8 июня в вагоностроительном заводе случился митинг, 16 июня произошла первая (непродолжительная) забастовка, а 21 июня работа была прервана повсеместно и надолго. В Познань прибыл председатель президиума Центрального совета профсоюзов В. Клосевич, который вместе с первым секретарем воеводского комитета ПОРП Л. Стасяком отправился на встречу с протестующими. 23 июня прошло заседание заводского комитета ПОРП, а 25 июня стихийные собрания рабочих избрали делегатов для поездки в Варшаву, чтобы изложить свои требования министерству машиностроения. К этим делегатам присоединился директор и представители заводской парторганизации и совета. Им удалось договориться с министром об удовлетворении претензий рабочих, но прибывший 28 июня в Познань министр машиностроения Р. Фидельский, проконсультировавшись с членами Политбюро ЦК ПОРП, частично отказался от ранее принятых обязательств[347]. Это вызвало взрыв негодования, который закончился манифестациями протеста, погромами государственных учреждений и введением в город танков.
В данной трагической истории обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, быстрая потеря рабочими доверия (если оно вообще было) к заводскому совету и парторганизации — органам, которые традиционно являлись связующими звеньями между работниками и дирекцией. Мы видим, что все основные шаги рабочие предпринимают по собственному почину, минуя официальные структуры предприятия. Это свидетельствует о том, что рабочие не слишком верили в реальную способность этих организаций добиться улучшения своего положения. Во-вторых, оппонентом рабочих в этом конфликте выступает не просто дирекция, но государство и сросшийся с ним партийный аппарат в лице местных властей, профсоюзного руководства и правящей верхушки. Взаимодействие рабочих с государством и партией происходит следующим образом: трудовой коллектив (поначалу — через рабочий совет и парторганизацию, а затем — самостоятельно) обращается со своими требованиями к дирекции; та сообщает о них местному руководству, которое в свою очередь информирует центральные власти (ЦК ПОРП) и ждет инструкций. Политбюро после некоторых проволочек отправляет в Познань комиссию и передает дело на рассмотрение Министерству машиностроения (которое в конечном счете тоже зависимо в своих решениях от партийной верхушки). Комиссия возвращается в Варшаву с отчетом, но Политбюро не спешит с выводами, убежденное, что ситуация в Познани не является столь взрывоопасной, как, например, в Лодзи или Силезии[348]. Рабочие, теряя терпение, самостоятельно (т. е. без консультаций с руководством совета и парторганизации) отправляют в столицу делегацию, к которой присоединяются представители официальных заводских структур и дирекции. Другими словами, заводское руководство расписывается в том, что не является самостоятельным в своих действиях и должно получить санкцию от центральных органов власти. Однако даже и после этого Политбюро, озабоченное больше выполнением хозяйственного плана, чем улаживанием конфликта, сохраняет жесткую линию, принуждая министра машиностроения отказаться от ряда собственных обязательств, которые он перед тем опрометчиво дал рабочим. Результат этого: трехдневные бои в городе и более пятидесяти убитых.
Несомненно, познанская трагедия происходила из чрезмерной централизации власти в стране. Единый центр управления априори не способен оперативно реагировать на все вызовы и глубоко разбираться в каждом конфликте, тем более, если таких конфликтов много и все они требуют гибкого подхода. В принципе, по пути Познани мог пойти любой промышленный район Польши, но нельзя забывать, что рабочие всё еще находились под страхом сурового наказания (вплоть до тюремного заключения или даже расстрела), грозившего за акции протеста в берутовской Польше, и решались идти до конца лишь в самой отчаянной ситуации[349]. В Познани как раз сложилась такая ситуация. Явное пренебрежение властей тяжелым материальным положением рабочих, достигшее пика в момент отказа министра Фидельского от взятых на себя обещаний, переполнило чашу терпения и привело к трагедии.
В польской правящей элите уже ранней весной 1956 г., сразу после оглашения Тайного доклада Н. С. Хрущёва на XX съезде КПСС, начали обсуждаться проекты перехода к новой модели взаимоотношений с рабочими. Наиболее привлекательной в этом смысле реформаторское крыло ЦК ПОРП считало югославскую концепцию рабочего самоуправления, которая казалась единственной альтернативой сталинскому социализму. Уже в марте властной элите была представлена переведенная с французского работа польского экономиста Ч. Бобровского на эту тему. В апреле в Югославию с целью ознакомления с тамошним опытом съездила группа молодых журналистов во главе с аспирантом, выпускником Института общественных наук при ЦК ПОРП, М. Раковским. По их возвращении в ежедневной газете «Жиче Варшавы» была опубликована статья о рабочем самоуправлении в Югославии. Затем на частной квартире начали проводиться встречи с участием представителей варшавского комитета ПОРП и первого секретаря парткома на автомобильном заводе в Жерани (Варшава) Л. Гозьдзиком, который вскоре превратился в настоящего «трибуна варшавского люда». Уже в апреле на совещании парторганизации Жеранского завода было высказано пожелание о создании рабочего совета на югославской основе (с каковой целью в ЦК была отправлена делегация)[350]. 16 июля на заводе была образована комиссия, которая выработала проект перехода предприятия на хозрасчет и создания обновленного рабочего совета. 20 сентября был оглашен проект его устава: орган самоуправления выбирался всеми работниками и являлся верховной властью на заводе; исполнительным органом становился президиум, избираемый пленумом и утверждаемый соответствующим министром; директор также избирался трудящимися; в случае его споров с рабочим советом арбитром должна была выступать заводская парторганизация, она же была правомочна объявить досрочные выборы.
Против придания парткому ключевой роли в этом проекте выступила чрезвычайно популярная тогда молодежная газета «По просту». Издание указывало, что сила партии должна базироваться на убеждении, а не на юридически установленном контроле; кроме того, оно говорило об опасности усиления государственной бюрократии, которая может подчинить себе все экономические процессы и уничтожить любые проявления рабочей демократии[351]. Радикалы из молодежных изданий («По просту», «Штандар млодых») вообще полагали рабочие советы главнейшим конструктивным элементом «польской дороги к социализму» и выступали за установление подлинной советской власти, т. е. за создание советов на всех уровнях управления вплоть до общегосударственного, и даже за образование еще одного органа законодательной власти, параллельного Сейму[352]. С критикой этих предложений выступил социолог Ю. Хохфельд (входивший некогда в руководство Польской социалистической партии), который заявил, что стремление придать советам функции органов государственной власти привело бы лишь к дроблению рабочего класса и бесконтрольной тирании бюрократической элиты[353].
Акции рабочего протеста охватили летом 1956 г. всю Польшу. Как правило, они выражались в забастовках, манифестациях, митингах, а также в такой оригинальной форме, как вывоз директора на тачке с территории предприятия. Пришедший к власти в октябре 1956 г. В. Гомулка среди прочих нововведений поручил соответствующим органам разработать новую концепцию взаимодействия рабочих и государства. Как следствие, 19 ноября 1956 г. был принят новый устав о рабочих советах. Его главной отличительной чертой являлось полное умолчание о роли парторганизации, каковая выводилась за рамки рабочего самоуправления. В соответствии с уставом в рабочие советы имели право избираться все сотрудники предприятия, но при условии, что на две трети он будет состоять из рабочих. В обязательном порядке членом президиума рабочего совета становился директор. Совет имел право регулировать работу предприятия в рамках принятого Госплана и распоряжаться заводскими фондами, однако должен был при этом учитывать мнение профсоюза (представленн