Однако выступления польских студентов, прокатившиеся по всей стране в марте, вынудили Гомулку резко ужесточить свою позицию. Лозунги бастовавших студентов, в частности, «Вся Польша ждет своего Дубчека», по всей видимости, заставили польского партийного лидера усмотреть в польских и чехословацких событиях спланированную акцию зарубежных империалистов при поддержке внутренних врагов. Наблюдая за разворачивающейся в прессе ЧССР критикой советско-чехословацких отношений и прежней политики руководства страны, польский лидер увидел в свободе высказываний нарастающую «контрреволюционную волну», о чем и заявил на дрезденской встрече делегаций пяти компартий Восточной Европы, прошедшей 23 марта[457]. 19 апреля в беседе с прибывшим в Польшу командующим вооруженными силами Организации Варшавского договора И. Якубовским он с тревогой сказал, что «контрреволюционные силы явно стремятся сменить существующий в ЧССР строй на буржуазную демократию». Гомулку, в частности, тревожила деятельность средств массовой информации ЧССР, стремление других чехословацких партий играть самостоятельную роль, лозунг создания легальной оппозиции, попытки восстановить социал-демократическую партию и призывы созвать чрезвычайный съезд КПЧ[458]. Обеспокоенность первого секретаря ЦК ПОРП возросла, когда власти Чехословакии отказались выдать разрешение на размещение в стране советских войск, как того добивалось руководство КПСС на переговорах в Москве 4–5 мая[459]. Уже 7 мая всем первичным организациям ПОРП была разослана информация, согласно которой «[ревизионистская группа в КПЧ] идет в направлении ликвидации народной власти, превращения Чехословакии в либерально-буржуазное государство, что приведет страну к выходу из социалистического лагеря и Варшавского договора и свяжет ее с Западом…»[460]. Однако в беседах с представителями западных компартий первый секретарь ЦК ПОРП еще не был столь категоричен. Так, 22 мая в беседе с председателем ЦК датской компартии К. Йесперсеном он заявил, что единству ОВД ничто не угрожает, так как Чехословакии выгодно членство в этой организации. Впрочем, в той же беседе он выдвинул тезис, который потом стал краеугольным камнем официальной польской пропаганды в отношении чехословацких реформ. Гомулка заявил, что антисоциалистические силы осуществляют в стране мирную контрреволюцию[461]. Манифест «Две тысячи слов», опубликованный чехословацкой прессой 26 июня, Гомулка воспринял как один из этапов этой контрреволюции. На заседании Политбюро ЦК ПОРП 5 июля, посвященном манифесту и письму руководства КПСС в связи с ним, первый секретарь указал на весьма опасную ситуацию, сложившуюся в преддверии чрезвычайного съезда КПЧ. По мнению Гомулки, этот съезд должен был привести к «ликвидации Партии и преобразованию ее в партию социал-демократического типа. В новом уставе будут обеспечены демократические права меньшинств, ликвидирован демократический централизм и т. д. Потом объявят выборы в парламент. Это процесс постепенного, эволюционного превращения ЧССР в буржуазную республику»[462].
На встрече партийных лидеров Польши, СССР, Венгрии, Болгарии и ГДР в Варшаве 14–15 июля Гомулка уточнил: в Чехословакии идет контрреволюция в том смысле, что там пытаются социалистическую экономику увязать с капиталистической, но угрозы реприватизации в стране нет[463]. Впрочем, это не помешало лидеру ПОРП на той же встрече склонять Л. И. Брежнева к силовому разрешению чехословацкой проблемы[464]. Выступая с речью, Гомулка указал на два наиболее тревожных, по его мнению, явления: стремление чехословацкого руководства ориентировать свою экономику на Запад и невозможность КПЧ осуществлять свою руководящую роль в силу раскола партийного руководства на фракции. Это, по словам лидера ПОРП, облегчало реакционным силам работу по подрыву социализма[465].
Пассаж о мирной контрреволюции прозвучал и на встрече Гомулки с польскими журналистами 21 августа, причем обосновывался он предельно просто: как существует возможность мирного перехода от капитализма к социализму, так же существует и вероятность обратного[466]. Чтобы утвердить данное положение в партийной идеологии и объяснить его с точки зрения марксизма, в программу V съезда ПОРП был включен пункт о возможности сворачивания с социалистического пути даже при сохранении определенных форм обобществленной промышленности[467].
Итак, позиция В. Гомулки по отношению к чехословацким реформам и его мотивы в пользу интервенции на первый взгляд ясны. Таковыми мотивами явилось, прежде всего, ослабление руководящей линии партии, а также открытость чехословацкой экономики на Запад, что создавало угрозу основным «социалистическим завоеваниям» в стране. Однако существовали и другие причины, не менее важные для первого секретаря, которые могли склонить его к резкому неприятию того, что происходило в ЧССР в 1968 г.
Обратимся вновь к Отчетному докладу ЦК ПОРП на V съезде в ноябре 1968 г. «Классовая борьба, неизбежно сопутствующая рождению и развитию социализма, идет не только в рамках отдельных социалистических стран. Ее мировой масштаб вытекает из факта разделения мира на две системы. Поэтому даже полная ликвидация антагонистических классов не приводит к исчезновению классовой борьбы в разных социалистических странах… Даже в тех социалистических странах, где уже нет антагонистических классовых противоречий, социалистический строй может при определенных условиях оказаться под угрозой… В политическом кризисе в Чехословакии ревизионизм, целясь в главные теоретические принципы практической деятельности партии, вытекающие из марксизма-ленинизма, сыграл главную роль в открытии поля для наступления явно правых и контрреволюционных сил. Эти силы, действуя фактически единым фронтом с силами ревизионизма, всё более решительно толкали Чехословакию на путь отхода от марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма, на путь откола этого государства от социалистического сообщества государств Варшавского договора, что вело к изменению соотношения сил в Европе в пользу империализма».
По мнению Гомулки, ревизионизм подпитывался диверсионной пропагандой «вражеских центров», которые, понимая бесперспективность прямой борьбы с марксистской идеологией, рассчитывали на ее внутреннее расшатывание под лозунгом научного плюрализма и свободы слова. Кто же был главным распространителем этой пропаганды? Ответ на этот вопрос также содержится в Отчетном докладе. «Руководители ФРГ, отказываясь от войны, должны отбросить и ложную мысль, что [мирное] сосуществование открывает им дорогу к мирной ревизии результатов Второй мировой войны, к нарушению статус-кво в Европе. События в Чехословакии еще раз доказали, как далеко они отошли от этого основополагающего принципа мирного сосуществования. Их новая восточная политика занимает главное место в диверсионной линии мирового империализма, рассчитанной на подрыв и дезинтеграцию сообщества социалистических государств, входящих в Варшавский договор»[468].
Получается, что одним из существенных факторов, повлиявших на отношение верхушки ПОРП к «Пражской весне», было подозрение, что реформы в Чехословакии изменят соотношение сил в Европе в пользу империализма, а конкретно — «германского реваншизма». Антинемецкая пропаганда вообще занимала видное место в идеологических схемах ПОРП гомулковского периода. Пользуясь тем, что ФРГ отказывалась признавать новые западные границы Польши, руководство страны постоянно, и не без успеха, поддерживало в населении чувство опасности перед немцами. При этом нельзя сказать, что сама правящая элита ПНР была чужда подобным настроениям. Гомулка, пережив фашистскую оккупацию, а затем проработав на посту министра «возвращенных земель» (т. е. Силезии и Поморья), был очень восприимчив к явным или мнимым угрозам, исходящим от ФРГ. Так, в беседе с К. Йесперсеном 22 мая 1968 г. он откровенно заявил, что если бы не территориальные претензии ФРГ, обстановка в Европе была бы совершенно иной. Какие бы маневры не предпринимал Бонн, продолжал Гомулка, нас они не обманут, поскольку, пока не улажены отношения между двумя немецкими государствами, ни о каких польско-западногерманских соглашениях не может быть и речи[469]. Даже «новая восточная политика» Бонна, направленная на нормализацию отношений с восточно-европейскими государствами и связанная с именем В. Брандта, в этом контексте воспринималась как очередная уловка «империалистов», имеющая своей целью внести раскол в ряды стран-участников ОВД.
«Пражская весна» заставила первого секретаря ЦК ПОРП вновь устремить взгляд в сторону Западной Германии, заподозрив руку «немецких реваншистов». Уже 17 апреля на встрече в Варшаве с маршалом И. Якубовским он заявлял, что дезорганизация в чехословацкой армии вызывает беспокойство, так как фактически означает открытие границ с ФРГ, а «возможный провокационный удар даже небольших западногерманских сил может вызвать непредвиденные последствия. Поэтому целесообразно разместить на территории Чехословакии советские войска в рамках Варшавского договора»[470]. В информации ПОРП от 7 мая, разосланной всем первичным парторганизациям, также нашлось место «западногерманской угрозе». Ревизионистская группа в КПЧ, утверждалось там, действует по соглашению с реакционными центрами, управляемыми чужими разведками, что ведет к выходу ЧССР из Организации Варшавского договора и ее тесному сплочению с Западом, а особенно с ФРГ. В силу этого «события в Чехословакии не являются внутренним делом братской страны», но имеют «принципиальное значение как для безопасности Польши, ГДР и других социалистических стран, так и для позиций социалистических сил в Европе»