Другой дипломат, консул в Кракове В. Нестерович, сообщал несколькими месяцами позже: «В текущем году в день празднования „божьего тела“ повсеместно отмечено значительное увеличение количества участников процессий, особенно за счет молодежи. Во многих случаях в процессиях принимают участие пожарные дружины со своими знаменами и духовыми оркестрами… По данным друзей в Кракове, в процессиях приняло участие до 35 тысяч человек, это значительно больше, чем было в предшествующие годы». Консул особо остановился на выступлении перед участниками праздничных мероприятий архиепископа К. Войтылы, который «подчеркнул „историческое значение проходящей процессии, как первой после 1939 года“. Кардинал утверждал, что „нужны были огромные жертвы на Балтийском побережье, чтобы услышали призывы божьих людей Кракова“. Не можем забыть всех тех, — продолжал кардинал, — которые ценой своей жизни проложили дорогу к изменениям. Одним из этих изменений является сегодняшняя процессия за стенами Вавеля (королевского замка. — В. В.)»[558].
Новая верхушка партии, взявшая бразды правления после отставки Гомулки, поначалу сделала примирительный жест в сторону костела. Только что избранный премьер-министр П. Ярошевич на заседании Сейма 23 декабря 1970 г. выразил готовность нормализировать отношения с католической церковью. Уже на следующий день секретарь епископата Домбровский отозвался на эту речь письмом, в котором от имени епископата предлагал ряд мер, направленных на оздоровление взаимоотношений. 29 декабря руководство партии и страны поручило члену Политбюро М. Мочару разработать конкретные предложения по урегулированию отношений, а директору Управления по делам вероисповеданий А. Скаржиньскому — ответить на письмо секретаря епископата[559]. Примечательно, что в этот же день состоялось и заседание Главного совета епископата, на котором прозвучало немало острых слов по адресу власти. Причем это заседание (явно для истории) было записано на магнитофон. Епископы Токарчук и Бараняк прямо называли ПНР тоталитарным государством, которое способно только уничтожать народ. Войтыла говорил, что социалистическая система в кризисе и не дает результатов, на которые рассчитывала[560]. Сам же Вышиньский указывал на изменчивую трактовку законов власть имущими, чего, по его словам, не понимал папский нунций А. Казароли, посетивший Польшу в 1967 г.[561]
Вице-консул Трофимов в мартовской справке для МИД 1971 г. следующим образом обобщил требования епископата к властям: «1) предоставление церкви права широкого пользования средствами массовой информации… 2) безграничное (так в тексте. — В. В.) участие в воспитании детей; 3) беспрепятственное получение разрешений на строительство костелов; 4) предоставление церкви права собственности на церковные здания и культовое имущество на Побережье…»[562]
Одно из этих требований католической церкви было вскоре удовлетворено: 25 января 1971 г. государство официально передало в распоряжение польского духовенства движимое и недвижимое имущество, оставшееся от немецких церквей на «возвращенных землях». Это стало возможным в силу подписания еще 7 декабря 1970 г. договора с ФРГ, согласно которому ФРГ признала западные границы Польши. Однако это не означало, что власть пошла на попятную в конфликте с епископатом. Несмотря на заверения в добрых намерениях, линия правящей элиты осталась прежней. Уже в конце декабря 1970 г. директор Управления по делам вероисповеданий Скаржиньский поставил условием урегулирования отношений с церковью признание верховенства интересов нации и государства, а также уважение социалистического строя (формулировки, за которыми скрывалось стремление подчинить церковную иерархию органам власти). Вышиньский отозвался на его письмо своим, направленным 31 декабря секретарю епископата Домбровскому (с явным расчетом на перлюстрацию), где назвал стилистику послания Скаржиньского «пережитком ушедших времен», и разгромил все его тезисы[563]. Епископат направил новое послание в правительство, требуя хотя бы определить правовое положение католической церкви (лишенной до тех пор юридического лица) и обеспечить реальную свободу вероисповедания. Кроме того, иерархи требовали создать достойные условия существования гражданам страны[564].
Власть не пошла на уступки. Новый ответственный за взаимоотношения с католической церковью член Политбюро С. Каня прямо заявил в сентябре 1971 г., что платить ту цену, которую заплатили в 1956 г. (т. е. разрешать уроки Закона Божьего в школах), власть не будет. Курс на дезинтеграцию католической иерархии решено было продолжить[565].
Ранее, 26 января 1971 г. прошла встреча С. Кани и епископа Домбровского. Представитель партийной верхушки заявил, что государство не будет способствовать развитию церковного строительства. Кроме того, он требовал смягчить риторику против абортов, прекратить критику Управления по делам вероисповеданий и призвать к порядку епископа Токарчука, который самовольно захватывал пустующие униатские храмы в своей епархии и всячески демонстрировал свою неприязнь к правящей партии[566]. Реакция костела была весьма оперативна, о чем сообщал в Москву вице-консул Трофимов: «Видя слабость народной власти и нежелание удовлетворить все требования епископата, последний стал наступать:
— объявил на 14 и 21 февраля с. г. проведение траурных служб в костелах по декабрьским жертвам;
— сделал заявление о том, что в марте 1971 г. церковь огласит в костелах неопубликованное в декабре 1970 г. письмо „Об угрозе существования польского народа“. По мнению Вышиньского, это письмо должно оказать двойную силу воздействия на массы, так как выступления рабочих Побережья явились необходимым доказательством. Костелы отчитали данное письмо. Оценивая декабрьские события 1970 г. и настоящие трудности партии и правительства, костел намерен использовать момент и планирует проведение работы в следующем направлении:
— усиление своего влияния среди рабочего класса, активно поддерживая экономические и социальные требования рабочих;
— дальнейшее развитие национальных чувств у поляков;
— показ роли церкви как якобы единственного и верного защитника интересов народа на всех этапах развития польского общества;
— увеличение костелов и служб»[567].
3 марта 1971 г. впервые за многие годы прошла трехчасовая беседа примаса Вышиньского с премьер-министром Ярошевичем. Требования премьер-министра сводились к следующему: признание церковью победы социалистического строя, отказ от политической деятельности, соблюдение законов ПНР, ограничение церковной работы религиозными вопросами, поддержка внешней политики правительства. Со своей стороны примас настаивал, чтобы государство признало костел юридическим лицом, позволило свободно издавать католическую литературу, отменило налоговую дискриминацию церкви, урегулировало проблемы католических вузов и семинарий, прекратило антицерковную пропаганду и дало возможность строить новые костелы[568].
Не добившись успеха в переговорах с Вышиньским, правящая элита попыталась воздействовать на него через Ватикан. «Польские друзья, — сообщалось в Москву, — решили вести переговоры не только с епископатом, но и с Ватиканом, оказывающим иногда сдерживающее влияние на кардинала Вышиньского и его окружение»[569]. В конце апреля 1971 г. А. Скаржиньский встретился в Риме с секретарем папского Совета по государственным делам А. Казароли. На тот момент в Ватикане преобладали довольно оптимистические взгляды на перспективы соглашения социалистических стран и католической церкви: считалось, что ослабление давления на костел связано с некоторой эрозией правящих режимов в этих государствах и их эволюцией в сторону патриотических ценностей. Исходя из этого, представители папского престола рекомендовали местным епископатам сохранять умеренность в критике власти, чтобы не нарушить позитивную тенденцию[570]. Именно в таком ключе и выступил Казароли. Он сразу рассеял любые подозрения в предвзятости к социализму, заявив: «Ватикан признаёт различные пути общественного развития государств, выступает за сотрудничество польских властей с клиром в Польше и… не добивается для польской католической церкви привилегированного положения в стране». Сама по себе эта декларация, немыслимая всего двадцать лет назад (т. е. до II Ватиканского собора), имела большое значение, однако она не смогла убедить его визави по другую сторону «железного занавеса» в искренности людей церкви. Недаром работники IV Европейского отдела МИД СССР, доносившие о встрече, вставили слово «якобы» перед фразой о нежелании Ватикана добиваться привилегированного положения для костела в Польше. Скаржиньский выдвинул следующие требования папскому «министру иностранных дел»: лояльное отношение католической церкви к социалистическому государству, признание западных границ Польши, участие органов власти в назначении и отзыве епископов, невмешательство церкви в политику, поддержка костелом внешней политики правительства ПНР (имелась в виду ориентация на СССР в «холодной войне»). Казароли тоже поставил ряд условий: признание за костелом юридического лица, гарантии обучения школьников Закону Божьему, рассмотрение правовых проблем нормализации отношений в Ватикане, а не в Варшаве, разрешение на строительство новых храмов. Скаржиньский парировал: конституция ПНР не предусматривает юридического лица для костела, а что касается новых храмов, то жилищное строительство намного важнее церковного. Неизвестно, что Казароли ответил на это, в отчете советских дипломатов было зафиксировано лишь его обещание признать западные границы Польши сразу после ратификации договора ПНР с ФРГ.