В самой декларации Движения в защиту прав человека и гражданина, изданной в марте 1977 г., не содержалось никакой программы действий, кроме собственно защиты прав человека. Даже само Движение не являлось организацией как таковой, поскольку не требовало ни устава, ни постоянного членства. Такой характер этой структуры отражал убеждение ее участников, что бороться с однопартийной системой можно лишь на основе плюрализма мнений, а не с опорой на другую подобную систему[605].
Движение изначально объединяло людей весьма разных убеждений. Единственным общим местом у них был упор на необходимость полноценного суверенитета для Польши, без которого, как они считали, теряли смысл рассуждения о реформах в стране. Требование уважения прав человека в этих условиях являлось, скорее, тактической уловкой, необходимой для того, чтобы легально расшатывать режим, оставаясь в рамках международных договоренностей Польши.
Уже тогда сформировалась определенная политическая линия, которой придерживалось Движение. Так, в январском номере официального органа Движения журнале «Opinia» («Мнение») заявлялось: «Мы протестуем против выкапывания политических динозавров, вроде анархизма или liberum veto, в качестве якобы альтернативы диктатуре пролетариата, которая есть — дымовая завеса для мнимых выборов и мнимого представительства… Следует избрать в честных, ничем не ограниченных выборах подлинных представителей народа…» И далее уточнялось: «Обязанностью каждого поляка является приложить все усилия, чтобы построить истинно демократический социализм»[606]. Однако этот демократический социализм понимался участниками Движения совершенно иначе, нежели членами правящей партии. «Существует явный водораздел, — писала редакция „Opinia“ в марте 1978 г. — С одной стороны — те, кто хочет сохранить нынешнюю тоталитарную систему однопартийной диктатуры, пусть и с косметическими поправками, чтобы замаскировать ее псевдодемократический характер. С другой же — те, кто представляет демократическую оппозицию. Принципиальное значение имеет ответ на два вопроса: 1. Ты за упразднение однопартийной диктатуры и замену ее плюралистической системой (т. е. за отмену „руководящей роли ПОРП“)? 2. Ты за полноценную самостоятельность Польши от чужой державы (т. е. за отмену „руководящей роли СССР в социалистическом лагере“)? Тот, кто ответит на оба вопроса утвердительно, принадлежит к демократической оппозиции. Тот, кто хотя бы на один вопрос ответит отрицательно, против демократической оппозиции. Третьего не дано»[607]. И словно не удовлетворяясь этим, два члена редколлегии уточнили в майском номере: «Борьба со сталинизмом не означает борьбы с социализмом. А нарастающий кризис сталинской модели не означает кризиса социалистических структур. Лишь четкое разграничение этих в общем-то разных вопросов позволит вычленить суть проблемы, содержащейся в заявлении редакции»[608].
Движение очень быстро раскололось на ряд группировок, отражавших в значительной степени три традиционных направления национал-патриотизма в Польше: пилсудчиковское, национально-демократическое и христианско-демократическое. Первые (условно их можно назвать державниками) делали упор на создании сильного государства, вторые (наследники довоенных эндеков-шовинистов) выдвигали на первый план вопрос национального самоопределения, третьи (светские католики) стремились вести политическую деятельность, базируясь на социальной науке римских пап и линии польского епископата.
Наиболее резкий водораздел пролег между Л. Мочульским и А. Чумой. Первый, известный пилсудчик, видел в Движении лишь одну из форм оппозиционной деятельности и не считал, что с его созданием нужно отказаться от политической работы. Кроме того, Мочульский весьма скептически смотрел на участников Комитета защиты рабочих, которых обвинял в пренебрежении лозунгом государственного суверенитета. Чума же охотно сотрудничал с Комитетом и делал упор на открытую общественную деятельность. В мае 1978 г. Мочульский был исключен из редакции «Opinia» и создал новый журнал — «Droga» («Путь»). Кредо нового журнала (который Мочульский считал продолжателем дела «Opinia») редактор выразил в первом же номере: «Свобода — для каждого человека, для Польши; независимость — для народа, для Республики»[609]. Позднее, в январе 1979 г., он поставил вопрос ребром: «Любая программа независимости должна стремиться упразднить советскую гегемонию, а это возможно только при условии лишения власти ПОРП». При этом Мочульский отбрасывал главный аргумент сторонников просоветской ориентации о немецкой опасности, утверждая, что СССР в любой момент может ради кредитов договориться с ФРГ за счет Польши. Также Мочульский отвергал тезисы Я. Куроня из Комитета защиты рабочих о «финляндизации» Польши, говоря, что Советский Союз совсем не заинтересован в такой перспективе[610].
В том же первом номере «Drogi» было помещено интервью с тремя оппозиционными экономистами, которые вступили в спор с Э. Липиньским из Комитета защиты рабочих. Они заявили, что реальное рабочее самоуправление, за которое ратовал их оппонент, должно вести к изменению отношений собственности, и значит, к слому всего строя, а не к его реформированию, за что выступали члены Комитета. Также экономисты оспаривали тезис о необходимости создания некой независимой от власти организации потребителей, говоря, что такая организация может возникнуть лишь на основе других независимых от власти структур, а это подразумевает изменение всей политической системы[611]. Ту же по сути мысль высказал и еще один экономист, опубликовавший осенью 1978 г. статью в «Opinia» под названием «Содержание социалистического государства», где доказывал, что полное подчинение общества управленческому аппарату, как это происходит в социалистических государствах, — неизбежное следствие обобществления средств производства. А значит, чтобы избежать этого, надо ре-приватизировать промышленность (т. е. ликвидировать основу строя Народной Польши)[612]. Связанный с Мочульским экономист Э. Щепаняк попытался позднее объединить все эти взгляды. Он вычленил общие требования в концепциях обоих лагерей оппозиции: экономическая свобода (частная собственность в промышленности, сельском хозяйстве, торговле и услугах, свобода труда и потребительства); общественно-экономическая справедливость (разумное распределение национального продукта между внешними и внутренними потребностями, инвестициями и спросом); полное трудоустройство людей на производстве и сокращение партийно-государственного аппарата; рост национального дохода и уровня жизни; стабильность экономической системы; превращение директивных планов в перспективные, связанные с определенными направлениями экономики; либерализация цен на основе свободного рынка; ограничение государственного вмешательства в ценовую политику исключительными случаями; перевод приоритетов в экономике с тяжелой промышленности на легкую, сельское хозяйство, жилищное строительство, транспорт и т. д.[613]
Таким образом, необходимым условием реформ заявлялся демонтаж существующей общественно-политической системы. В связи с этим правые экономисты не рассчитывали на понимание власти и в своих рассуждениях обращались к народу. В этом заключалось их коренное отличие от деятелей Комитета защиты рабочих, которые весьма полагались на «реформистское крыло» правящей партии.
Мочульский был ведущим геополитическим аналитиком в среде правой оппозиции. Он первым обратил внимание на то, что Польша вовсе не является ключевым членом Организации Варшавского договора, как это молчаливо подразумевалось всеми остальными деятелями оппозиции, так как основные газо- и нефтепроводы, а также линии передачи электроэнергии и единственная полностью электрифицированная железная дорога, соединяющая Москву с Берлином и Парижем, проходили через Чехословакию и Венгрию. Из этого следовал вывод, что, во-первых, массовые протесты в Польше совсем необязательно вызовут советскую интервенцию, а во-вторых, завоевание Польшей полноценной независимости может и не привести к падению советского блока (как утверждал Куронь). Позднее, в работе «Революция без революции» Мочульский допустил возможность советской интервенции, но только в случае, если она принесет результаты в течение 2–3 дней[614]. Однако в целом Мочульский опасался социального взрыва. Вместо этого он настаивал на всеобщей забастовке, которая и должна была низвергнуть партийно-правительственный аппарат, а заодно уберечь страну от советской интервенции и сделать бессмысленными кадровые перестановки в партийной верхушке, так как государственная машина в этом случае будет парализована.
Одним из магистральных путей своей деятельности участники Движения в защиту прав человека считали создание независимых от власти профсоюзов. В этом они опередили Комитет защиты рабочих, который на первых порах предоставлял только юридическую и финансовую помощь репрессируемым рабочим, не делая попыток организационного оформления недовольных. Уже в феврале 1978 г. в Катовицах участником Движения К. Свитонем был образован Комитет свободных профсоюзов, который начал выпускать подпольный журнал «Профсоюзное движение». В связи с этим в журнале «Opinia» (который к тому моменту усилиями А. Чумы всё сильнее сближался с Комитетом защиты рабочих) возникла рубрика «Проблемы свободных профсоюзов». «Официальные профсоюзы в ПНР, — говорилось в октябрьско-ноябрьском номере за 1978 г., — исполняя свою жалкую роль, не только не защищают трудящихся от эксплуатации и произвола тоталитарной коммунистической